— Как ты можешь так поступать?! — возмущённый голос Дмитрия эхом разнёсся по просторной кухне новой квартиры, отражаясь от пустых стен и недавно поклеенных обоев. — Это уже ВТОРАЯ! Вторая квартира, мам, пап! Вы хоть понимаете, что делаете?!
Стеклянные бокалы на праздничном столе едва заметно задрожали от его голоса.
Воздух, казалось, сгустился до предела, а напряжение можно было резать ножом.
— Димочка, ну что ты кричишь? — Ольга Петровна нервно теребила край праздничной скатерти, избегая смотреть сыну в глаза. — У тебя же всё хорошо, ты сам всего добился… Ты у нас сильный, самостоятельный…
— Сам?! — Дмитрий горько усмехнулся, и в его глазах блеснули слёзы обиды. — Да, сам. *АБСОЛЮТНО САМ!* Потому что мне никто никогда не помогал. А Снежаночке нашей — пожалуйста! Держи очередную квартиру, доченька! Может ещё и машину новую купим? А то прошлая уже целый год как куплена!
Снежана, сидевшая во главе стола в новом кремовом платье, демонстративно закатила глаза:
— Ой, опять началось… Дим, ну что ты как маленький? Завидуешь, что ли? Я же не виновата, что у меня жизнь сложилась не так гладко, как у тебя!
В просторной кухне воцарилась гнетущая тишина.
Только бабушка Валентина, сидевшая в углу в своём неизменном тёмно-синем платье, тяжело вздохнула и покачала седой головой.
Её морщинистые руки крепко сжимали чашку с остывшим чаем.
Михаил Степанович нервно поправил галстук и прокашлялся:
— Сын, ты пойми… У твоей сестры сейчас непростой период. Ей нужна поддержка. После второго развода…
— Непростой период?! — Дмитрий резко встал из-за стола, опрокинув бокал с шампанским. Золотистая жидкость медленно растекалась по белоснежной скатерти, но никто даже не пошевелился, чтобы вытереть её. — У неё вся жизнь — один сплошной «непростой период»! А у меня трое детей, съёмная квартира, и я пашу как проклятый, чтобы обеспечить семью!
Он судорожно провёл рукой по лицу:
— Лиза в школу пошла в этом году… Знаете, сколько стоит собрать ребёнка? А Максимка в садик… Двадцать тысяч в месяц! И это не считая кружков, секций… А Танюшка… ей репетиторы нужны, она в медицинский хочет…
Праздничный торт с надписью «С новосельем, любимая доченька!» красовался в центре стола, забытый всеми.
Разноцветные воздушные шары под потолком казались неуместными в этой тяжёлой атмосфере.
— Дима… — начала было Снежана, поправляя идеальную укладку, — ты же знаешь, как мне было тяжело после развода с Игорем! А потом эта история с Максимом… Я просто не могу сейчас работать, мне нужно время, чтобы прийти в себя…
— Время?! — Дмитрий горько рассмеялся. — Тебе тридцать лет! Сколько ещё времени тебе нужно, чтобы «прийти в себя»? Я в твоём возрасте уже…
Бабушка Валентина тяжело поднялась со своего места.
Её морщинистая рука легла на плечо внука:
— Сядь, Димушка. Давайте все успокоимся и поговорим. Как раньше, помните? Когда вы маленькими были…
Но Дмитрий уже сбрасывал её руку:
— Нет, ба. Хватит разговоров. Я… я просто не могу больше…
Он направился к выходу, по пути задев стул, который с грохотом упал на пол.
В прихожей грохнула входная дверь, и эхо этого звука, казалось, повисло в воздухе, как последний аккорд трагической симфонии.
Ольга Петровна расплакалась, уткнувшись в плечо мужа:
— Мишенька, что же это такое? Почему он так с нами? Мы же только добра хотим…
Неделя тянулась бесконечно долго. Снежана лежала на новом диване в своей новой квартире, бездумно листая ленту в телефоне. Белые стены давили на неё, а тишина казалась оглушающей.
«Может, Димка прав?» — эта предательская мысль появлялась всё чаще, как бы она ни пыталась её отогнать.
Внезапно в дверь позвонили.
На пороге стояла бабушка Валентина, с неизменной авоськой в руках.
— Проходи, ба, — Снежана посторонилась. — Чаю будешь?
— Буду, внученька. И разговор у нас с тобой будет. Серьёзный.
Они устроились на кухне.
Бабушка долго молчала, грея ладони о чашку с чаем.
За окном моросил мелкий осенний дождь, капли стекали по стеклу, создавая причудливые узоры.
— Знаешь, Снежана, — наконец произнесла она, — когда я была молодой, у нас с твоим дедом ничего не было. Ютились в коммуналке, радовались каждой копейке… А счастливы были так, как мало кто сейчас бывает.
— Ба, ну при чём тут это? — Снежана раздражённо отмахнулась. — Сейчас другие времена! Нельзя же всю жизнь в нищете прожить…
— А ты знаешь, что твой брат каждую ночь подрабатывает таксистом?
Снежана замерла с чашкой у губ.
— После основной работы, — продолжала бабушка, — он садится за руль и развозит людей до трёх часов ночи. А в шесть утра уже встаёт, чтобы отвезти детей в садик и школу… Копит на первоначальный взнос по ипотеке.
Что-то неприятно кольнуло в груди Снежаны.
— Но… почему он никогда не говорил?
— А ты спрашивала? — бабушка горько усмехнулась. — Кто-нибудь из вас вообще интересовался его жизнью? Знаешь, что Танюша, твоя племянница, победила на олимпиаде по химии? Или что Максимка..
— Хватит! — Снежана вскочила со стула. — Я поняла! Я… я ужасная сестра, да?
Бабушка покачала головой:
— Нет, деточка. Ты просто запуталась. Но ещё не поздно всё исправить.
Дмитрий вернулся домой далеко за полночь.
В съёмной «двушке» было тихо — жена и дети уже спали.
Он устало опустился на кухонный стул и достал телефон.
Двадцать три пропущенных от матери, десять от отца.
И одно сообщение от Снежаны:
«Нам нужно поговорить. Пожалуйста.»
Семейный совет собрался через два дня в той самой пятой квартире.
Все сидели за большим столом, который ещё недавно был свидетелем громкого скандала.
Теперь на нём стоял только простой чайник и бабушкины пирожки.
— Я… — Снежана прочистила горло, её руки нервно теребили салфетку. — Я хочу попросить прощения. У тебя, Дима. И у твоей семьи.
Дмитрий поднял удивлённый взгляд. В его глазах читалось недоверие.
— Бабушка… она рассказала мне о твоих ночных сменах. О том, как ты борешься за каждую копейку. О твоих детях… Прости, что я была такой слепой и эгоистичной.
Ольга Петровна всхлипнула:
— Сынок, мы тоже виноваты. Мы думали, что поступаем правильно, помогая твоей сестре, но…
— Мы забыли о справедливости, — твёрдо закончил Михаил Степанович, впервые за долгое время глядя сыну прямо в глаза. — И о том, что у нас двое детей, а не один.
Бабушка Валентина молча улыбалась, наблюдая за семьей.
В её глазах блестели слёзы.
— У меня есть предложение, — вдруг сказала Снежана, расправив плечи. — Эта квартира… Дима, давай разделим её. Пополам. По-братски.
Тишина, повисшая в комнате, была другой — не тяжёлой, как раньше, а какой-то… очищающей.
— Ты… серьёзно? — Дмитрий смотрел на сестру так, словно видел её впервые.
— Абсолютно. Это будет справедливо. И… правильно. Знаешь, я вдруг поняла, что все эти квартиры не сделали меня счастливее. А вот семью я чуть не потеряла…
Прошло три месяца.
Снежана стояла у окна своей новой — теперь уже половины — квартиры и смотрела, как во дворе Дмитрий учит своего младшего сына кататься на велосипеде.
Рядом прыгала Лиза, что-то радостно крича, а Таня снимала всё на телефон.
— О чём задумалась? — раздался за спиной голос бабушки Валентины.
— Знаешь, ба… Я наконец-то начала работать. Устроилась в издательство, и… кажется, у меня получается.
— Я горжусь тобой, внученька.
— А ещё… — Снежана повернулась к бабушке, — я поняла, что счастье не в квартирах. Оно в другом. В том, как Димка возится с детьми. В маминых пирогах по воскресеньям. В папиных попытках починить все розетки в доме… В тебе, ба.
За окном падал первый снег.
Где-то в другом конце города мама накрывала на стол к семейному ужину.
Папа собирал внуков на прогулку.
А в маленькой квартирке бабушки Валентины закипал чайник — она ждала в гости всю семью.
Теперь уже по-настоящему единую и счастливую.
