Дом Евдокии Ивановны стоял на самом краю городка недалеко от автомобильной трассы. Проезжающие мимо водители и пассажиры невольно цеплялись взглядом за добротный домик с резными ставеньками, обрамляющими окна. Но сильнее даже не сам дом привлекал их внимание, а большой сад, обнесённый хлипким заборчиком. Сад этот был полон всяческих цветов, словно художник шутливо смешал яркие краски, да так и оставил их на палитре.
Главной достопримечательностью сада были розы. Причём розы эти были разных сортов: от белоснежных пышных красавиц до темно-вишневых бархатных бутонов. Гордостью же пожилой хозяйки была голубая роза, что пряталась от людских глаз в самом центре сада.
— Доченька моя, расти да хороше́й, — не раз говаривала Евдокия Ивановна, ухаживая за маленьким росточком голубой красавицы.
Соседки, слыша такие слова, крутили у виска, ругая «злую Дуньку», как называли её в околотке, за неприступность и колючий характер.
— Вчера злая Дунька опять по улице бегала за ребятишками, кричала, что цветочки её мячиком помяли, — рассказывала одна соседка другой, — у неё там этих цветов — тьма! Жалко, что ли?
— И не говори, — поддержала вторая, — были бы у неё свои дети и внуки, может, понимала бы нас. А так, живёт в своё удовольствие: ни детей, ни внуков, ни мужа. Хорошо устроилась!
— А сколько этой старушке лет? И где её семья? — спросила девушка по имени Нина, поселившаяся на этой улице недавно.
— Ой, много, лет девяносто точно есть, а может, и больше, — махнула рукой местная балаболка Зойка, — мужа у неё, сколько помню, не было. Родственников своих она пережила. Приезжала к ней пару раз какая-то женщина, а больше никого у неё в гостях и не было.
— Так, может, бабушке помощь какая нужна? — спросила Нина.
— Да ты что! Она, как козочка, в своём саду скачет, да за ребятами с вицей носится, орёт на всю улицу. Она тебя ещё перегонит, такая ходкая и злющая старуха, — засмеялась вторая соседка, — поживёшь здесь, сама увидишь.
***
Но Нина не прислушалась к злым языкам, а решила сама познакомиться с наводившей грозу на весь околоток Евдокией Ивановной. Купив в кулинарии торт с розочками, она отправилась к дому на окраине.
Ещё на подходе к калитке сада Евдокии, сбоку тропинки, Нина заметила предостерегающую деревянную табличку, на которой неровными буквами красной краской было выведено: «Цветы не рвать!» Стоило Нине пройти ещё пару шагов, как нос ощутил тонкий аромат цветов, словно перед ней шла невидимая незнакомка со шлейфом дорогих духов. На двери калитки была прибита ещё одна табличка: «Осторожно, злая собака!» Помявшись с минуту и не желая встречаться с чужим псом, Нина тихонько сказала, глядя в тёмную аллею сада:
— Эй, собака, можно я войду? У меня тут вкусненькое есть. Я хочу познакомиться с твоей хозяйкой. Меня Ниной зовут.
— Проходи, раз такое дело, — послышался скрипучий голос.
Нина вздрогнула и отпрянула от калитки. В голове рисовались странные картины сказочных чудовищ. Вдруг кусты зашевелились, и из них вышла юркая старушка в цветастой юбке и соломенной шляпе. В руках она держала лейку.
— Чего встала? Говорю же — заходи! – старушка поманила Нину рукой.
— А собака не укусит? — испуганно спросила Нина.
— Да нет у меня никакой собаки, и отроду не бывало, — засмеялась Евдокия Ивановна, — это я для цветочных воров придумала. Ловко? Видишь, на тебе сработало. Что-то тучи заходили, наверное, дождь будет…
Евдокия Ивановна радовалась, как ребёнок, закинув голову кверху и щурясь на солнце.
Когда Нина шла по саду, то насчитала минимум десять сортов разных роз. Особое внимание привлёк куст с большими голубыми бутонами. Евдокия Ивановна заметила интерес гостьи.
— Это — моя гордость, — сказала старушка, — ни у кого в нашем городе такой красоты нет, не приживается. А у меня, смотри, какая прелесть вымахала!
— Да у вас талант, — восхищённо ответила Нина, осторожно вдыхая нежный аромат необычного цветка, — вам в выставках участвовать надо.
— Куда там, — отмахнулась Евдокия Ивановна, — мне уже на кладбище прогулы ставят, а ты про какие-то выставки говоришь. Вот видела бы ты, какие цветники мой муж выращивал, а я что — баловство одно по сравнению с его трудами.
— А давно вы без мужа живёте?
— Давно, — поджав губы, сказала старушка и дальше молчала до самого дома.
Нина поняла, что это для её новой знакомой больная тема, а потому больше ни о чем расспрашивать не стала.
Дом Евдокии Ивановны оказался намного больше внутри, чем казался снаружи. Просторные комнаты и высокие потолки не вязались с сельским видом строения.
— Мой Алёша этот дом строил, — вдруг сказала хозяйка, перехватив удивлённый взгляд девушки, — а ещё он разные старинные вещи собирал. Хотел музей открыть, да, видать, не суждено было. А я всё сохранила и приумножила.
И действительно, внутри жилище больше походило на музей. Здесь была и потемневшая от времени прялка, и старинная глиняная утварь, расписанная умелой рукой древнего мастера, и пузатый медный самовар и многое другое, сохранившееся спустя века. Нина с любопытством разглядывала экспонаты и совсем забыла, зачем пришла.
— Чай из шиповника готов, пошли что ли, перекусим, — голос Евдокии Ивановны стал мягче, — режим питания нарушать нельзя. Только я твой торт есть не буду, совсем не ем сладкого. Возраст не тот. Ты его с собой забери, а угощайся лучше моими пирожками с капустой.
Пирожки были знатные. Нина давно не ела домашней стряпни. Самой готовить было некогда, да и не умела, а бабушка, что вырастила её, жила в двухстах километрах от города.
Выслушав рассказ Нины, Евдокия Ивановна покачала головой и сказала:
— А ты ко мне приходи, я тебя квашню заводить научу, да ещё кое-какими кулинарными премудростями поделюсь. Глядишь, я вечера скоротаю, а ты ума наберешься. Потом и замуж будет не стыдно выходить, а то чего неумёха такая?
Нина рассмеялась:
— А вы, Евдокия Ивановна, прямая в высказываниях. Наверное, поэтому вас люди злой Дуней зовут?
— Пусть зовут и получают то, что заслужили. А ты меня можешь бабой Дуней называть.
Нина улыбнулась. «И совсем она не злая», — подумала она.
Вдруг в соседней комнате раздался звон стекла. Евдокия Ивановна с криком соскочила с табурета и побежала на шум. Нина еле за ней поспевала. В комнате, среди осколков оконного стекла, лежал камень. Выглянув в окно, Евдокия Ивановна увидела, как от дома убегал мальчишка лет тринадцати.
— Это Зойкин сын мне окно разбил! Мстит за то, что я на него в комиссию по делам несовершеннолетних жалобу подала. Матери пришлось штраф заплатить, за что она выпорола его, как сидорову козу, и теперь со мной не разговаривает. Обвинила меня во всех грехах! Просто воспитывать детей надо, а не в рот им смотреть! Что из него дальше-то получится, если сейчас всё с рук сходит? Второй год этот пакостник мне сад портит и забор ломает. Я и так и сяк, к его родителям, а они руками разводят и говорят: «Это же ребёнок, что с него взять?» Вот я и пошла в другом месте защиты искать.
— Ужас какой, — до Нины дошла вся несправедливость происходящего, когда человек один бьётся с равнодушием толпы, — может, забор высокий поставить, знаете, такой железный, как у дачников?
— Не хочу я из-за горстки плохих людей за забором-то сидеть. Тогда другие, хорошие люди красоты моего сада не увидят. Да и Лёшенька мой этого бы не хотел.
Нина не поняла при чем тут давно умерший муж Евдокии Ивановны, но мудро промолчала. По словам бабы Дуни, как теперь звала новую знакомую Нина, её сад часто подвергался варварским нашествиям школьников перед первым сентября, или влюблённых молодых людей, которые шли на свидания к своим девицам, ломая огромные букеты из лучших роз сада. На вопрос Нины почему это делалось за чужой счёт, и куда смотрели остальные соседи, Евдокия Ивановна лишь пожала плечами:
— Мало ли дураков на свете! Да не они страшны, а страшны равнодушные люди. С их молчаливого согласия происходит несправедливость. А мне обидно.
Нине стало так жаль старушку, что на глазах её выступили слёзы. Это заметила Евдокия Ивановна.
— Что ты, милая, — старушка обняла Нину за плечи, — разве это беда? Брось и не думай об этом. А я тоже хороша, распустила тут нюни. Ты приходи ко мне в любое время, внученька, я тебе всегда рада буду. Да ничего не носи. Пенсия у меня хорошая, а в магазины я сама бегаю. Слава богу, ноги ещё носят.
***
Так у Нины появилась ещё одна бабушка. В свободное время Нина бежала к Евдокии Ивановне, которая каждый раз ей радовалась, и даже будто помолодела лет на двадцать. Лето шло к концу, и Евдокия Ивановна волновалась, что её розовый сад снова основательно проредят хулиганы.
Так и случилось.
Как обычно, ранним утром, она вышла с лейкой полить цветы. И только дошла очередь до самого любимого и единственного кустика с голубыми розами, как Евдокия Ивановна схватилась за сердце. Куста не было. Совсем. Кто-то выкопал его полностью поздней ночью, оставив в земле большую дыру. Вокруг валялись оборванные грубой рукой листья и жухлые голубые лепестки, как пёрышки подстреленной синей птицы.
— Как же так, — Евдокия Ивановна тяжело опустилась на колени возле зияющей дыры, собирая дрожащими руками увядшие лепесточки.
Сзади она услышала быстрые шаги, к ней подбегала испуганная Нина, которая увидела бабу Дуню сидящей на земле.
— Как же так? — повторила Евдокия Ивановна, посмотрев на названную внучку и протягивая ей лепестки украденных роз в худенькой ладошке.
Не успела Нина подойти ближе, как Евдокия Ивановна потеряла сознание.
— Бабушка! Что с тобой?! — Нина плакала навзрыд, вызывая «скорую помощь».
***
Ночью Евдокия Ивановна умерла. Врачи сказали, что её сердце было сильно изношено и остановило свой бег от усталости.
— Не плачьте, девушка, — успокаивал Нину реаниматолог, — просто её время пришло. Ваша бабушка прожила долгую жизнь. Можно сказать, ей повезло. Ведь молодость даруется всем, а вот старость — избранным.
Похороны Евдокии Ивановны были скромными. Всё организовала Нина, а помогала ей родственница мужа бабы Дуни — Вера Дмитриевна, приехавшая издалека.
Оказалось, что дом, сад и всё имущество Евдокия Ивановна завещала Нине.
На поминальный обед пришли и соседи.
— Хочу кое-что сказать о Евдокии, — Вера Дмитриевна тяжело поднялась с места, — Дуня была хорошим человеком.
Некоторые соседки прыснули и зашептались. Это заметила Вера Дмитриевна и продолжила говорить:
— Дуня очень любила своего мужа Алексея. Когда он погиб в сорок четвёртом, от него осталась лишь похоронка да этот дом с реликвиями, который он собирал. Могилу Алексея Дуня так и не нашла. Поэтому она поставила в саду маленькую памятную плиту в его честь и поклялась мужу, что тоже научится выращивать красивые цветы, как и он раньше. Ведь Алексей был отличным садовником и в своё время участвовал в украшении садов Петергофа. Одно лишь ему не удавалось — вырастить голубую розу. А Дуня смогла. Она выполнила обещание, данное погибшему на поле брани мужу, и окружила дом Алексея розами. Спи спокойно, дорогая Дуня, мы с Ниной продолжим твоё дело.
Соседки, что раньше смеялись, начали всхлипывать. А больше всех — Зойка, чей сын безнаказанно грабил розовый сад Евдокии Ивановны. С плачем она выбежала из столовой. Где-то в заросших недрах её палисадника вяла украденная голубая роза.
***
На краю города вот уже два десятка лет красуется краеведческий музей имени Алексея и Евдокии Зориных. Возле него раскинулся огромный дендропарк, изюминкой которого стал розовый сад с десятками сортов роз, среди которых красуется главная редкость – голубая роза. Музей любят, и он никогда не пустует. В нём всегда рада гостям его бессменный директор Нина Андреевна.
