– Это ненадолго, три месяца, и маме надоест с нами жить, – Сережа смотрел на меня умоляющими собачьими глазами. – Да она уже через пару недель домой запросится.
– Сереж, только обещай, что это не затянется, – я вздохнула. – У меня первый класс опять, нагрузка сумасшедшая. За мамой твоей следить не могу.
– Она больше притворяется и капризничает, – улыбнулся муж. – Погостит, развеет скуку, и домой.
Полгода каждый день я слышу этот голос. Моей свекрови, а кого вы думали? Да-да, переезжать она не собирается. Такими темпами скоро я из дома сбегу.
– Ириша, милая, я вот думаю, посолиднее кастрюлю возьми. Эта какая-то уж совсем… дачная, что ли? – свекровь с таким видом склонилась над плитой, будто я там не суп варила, а как минимум ядерный реактор собирала.
Я выдохнула и досчитала до десяти. Петр Семенович, школьный психолог, научил, помогает не вспылить. Хотя в моем случае нужно было уже, пожалуй, до ста. Или до тысячи.
– Надежда Васильевна, эта кастрюля вполне подходит. Я всегда в ней суп готовлю, – ответила я нейтральным тоном учительницы, объясняющей теорему Пифагора двоечнику.
– Да что ты говоришь? А Сереженька с детства суп из большой кастрюли ест. Он же у меня мужчина видный! – свекровь оценивающе оглядела меня с ног до головы. – А ты вот худенькая такая, тебе, наверное, и половника хватает.
«Интересно, а если этим половником по лбу?» – мелькнула предательская мысль.
Но я лишь улыбнулась. У меня всегда хорошо получалось держать лицо, даже когда хочется кричать. Дети в классе говорят, что у меня улыбка, как у принцессы. Только принцессы, кажется, не живут со свекровями. Интересно, а кто тогда Надежда Васильевна? Дракон?
– Мама, ну что вы опять начинаете с Ирой? – Сергей вошел на кухню, потирая затылок.
Сам не понял, как вляпался. Полгода назад привез свою престарелую маму к нам.
– Временно, Ириш, ну ты же понимаешь? Соседка к ней заглядывать перестала, а она совсем одна… Только до весны, на три месяца, давай перевезем ее, а?
Я поверила. Постелила белье с цветочками на новый диван в гостиной. Приготовила удобное кресло, торшер, столик для вязания. Накупила травяных чаев для давления.
И вот уже седьмой месяц каждый божий день я слышу, как надо варить, стирать, гладить и дышать. А еще правильно воспитывать Максимку, нашего пятилетнего сына. И главное – каким святым человеком была Надежда Васильевна, воспитывая в одиночку своего Сереженьку.
– Сынок, я просто советую. Она же неопытная в хозяйстве-то, – защебетала свекровь, моментально меняя тон.
– Ирина прекрасно готовит, мама, – вздохнул Сергей и вышел.
А я стояла и смотрела, как в кастрюле медленно закипает суп. И что-то еще, кажется, распирало изнутри уже меня, как клапан на скороварке, готовый сорваться.
Я – учительница первого «А» класса, это мой четвертый набор. Могу тигров дрессировать после такого. Для детей и родителей – Ирина Алексеевна, дома Иришка или просто мама. Так было раньше. Я всегда умела находить общий язык с детьми. С мужчинами своей семьи — тоже.
Максимка в свои пять лет был уже «маминым помощником», а Сергей — надежным плечом. Пятнадцать лет вместе, и все это время я старалась сделать наш дом уютным гнездышком.
Когда тут появилась Надежда Васильевна, я решила, что справлюсь. У нее трудная судьба, не самое приятное, семидесятилетие проводить в одиночестве с артритом и гипертонией. Мой муж — ее единственная опора. Сын, родившийся от какого-то романа на море в тридцать пять лет. Поздний, обожаемый, единственный. Максимка — любимый внук, других нет. Пришлось включить режим понимания.
Месяц я даже гордилась собой, пирожки пекла по утрам, сериалы смотрела по вечерам, вязать научила ее новой техникой. Надежда Васильевна улыбалась и принимала заботу как должное.
Мне показалось, что это случилось как-то совсем обыденно. Вторник, вечер, после ужина. Я мыла тарелки, Максимка играл в своей комнате с трансформерами, Сергей проверял почту на ноутбуке. Свекровь вязала в кресле, поглядывая на прогноз погоды.
– Сережа, ты бы хоть помог жене, – неожиданно произнесла Надежда Васильевна. – Сидишь как не родной.
Меня удивил этот внезапный приступ заботы.
– Да все нормально, – отозвалась я, вытирая руки полотенцем. – Уже закончила.
– Она нормально же мыть не умеет, – продолжила свекровь, не обращая на меня внимания. – Хоть ты сделай как надо. Жена же твоя… ну, белоручка, сразу видно, одни тетрадки в голове. А о семье вообще не думает.
– Мам, что опять-то не так? – Сергей поднял глаза от ноутбука.
– Ну… – Надежда Васильевна понизила голос, но так, чтобы я все равно услышала. – Ты дома как гость себя ведешь. А эта… Жена твоя, сам посмотри. От нее толку… Ира даже готовить нормально не умеет.
Сергей промолчал. Просто сидел и смотрел на экран. Я ждала… Может, он скажет что-нибудь? Встанет на мою защиту? Но он только потер лоб и тихо попросил:
– Мам, ну хватит…
Для меня это было как холодный душ. Пятнадцать лет брака. Все это время я создавала дом, куда он с радостью возвращался. Пятнадцать лет была «его Иришкой», терпеливой, понимающей, всегда готовой выслушать. А теперь я всего лишь «эта».
– Ир, все в порядке? – Сергей, наконец-то, обратил внимание на то, что я стою как статуя.
– Нормально, – ответила я голосом, который сама с трудом узнала. – Абсолютно все у нас прекрасно.
Но это была ложь. Потому что в этот момент я поняла, если сейчас промолчу, снова проглочу обиду и сделаю вид, что все хорошо, меня просто затопчут. Размажут по плитке нашей кухни, как муравья, которого никто не заметил.
Я улыбнулась ему и прошла мимо. Нужно было подумать.
– Сереж, мне надо проверить тетради, – сказала я. – Буду в спальне.
И вышла, спиной чувствуя взгляд Надежды Васильевны. Тяжелый и оценивающий, словно я была костью, которую она намеревалась перегрызть.
В спальне села на край кровати и задумалась. Может, я и правда плохая жена? Может, действительно «ничего не стою»? Столько лет я старалась все делать правильно. Быть идеальной учительницей, женой, матерью, невесткой. И вот, оказывается, все это время была недостаточно хороша.
Я слышала, как Максимка зовет меня из своей комнаты. Мой маленький защитник чувствовал, что с мамой что-то не так. Я вытерла непрошеную слезу.
«Нет уж», – подумала я. – «Если прогнусь сейчас – меня окончательно выжмут».
На следующий день Надежда Васильевна слегла с «приступом» — давление, мигрень и общее недомогание. Конечно, у нее все это случилось именно тогда, когда мне нужно было срочно сдавать отчеты в школе.
– Ириш, ну как же так, – Сергей бегал по коридору, собираясь на работу. – Я же важную презентацию сегодня веду! Может, отпросишься?
Я смотрела на него молча. Все эти месяцы, сколько, уже полгода? Я отпрашивалась. Стояла с виноватым видом перед директором. Переносила встречи, родительские собрания и педсоветы. А теперь — хватит.
– Нет, – ответила я спокойно. – У меня сдача отчетов. Попроси Аллу Петровну, она охотно посидит с твоей мамой, вместе телевизор посмотрят.
Сергей застыл так, словно я предложила запустить его мать в космос.
– Ты… серьезно? – пробормотал он.
Две недели шла настоящая холодная война. Сергей приходил все позже. Надежда Васильевна с удвоенной силой начала свою кампанию по моему уничтожению.
– Максимушка, это кто тебя так причесал? – ворковала она, заплетая моему сыну косички, будто он девочка. – Бабуля сейчас все исправит. Мамочка-то твоя вечно торопится.
Я вместо тысячи ответов молча расчесывала Максиму волосы обратно. Мальчик смотрел то на бабушку, то на меня растерянными глазами.
А вечерами, когда Максим засыпал, начиналось настоящее представление.
– Сереженька, у тебя рубашка не глажена, – сокрушалась Надежда Васильевна, хватаясь за сердце. – Это ж надо, мужика так запустить, Ира! В мое время… Тебя бы и замуж никто не взял.
– Я могу и сам погладить, мам, – отвечал Сергей, но без особого энтузиазма.
– Да ты что! Тебе работать надо, деньги зарабатывать! А эта… – она многозначительно замолкала.
Я знала этот прием. Недосказанность бьет сильнее прямого обвинения. И каждый день, капля за каплей, яд просачивался в наши отношения. Сергей все чаще смотрел с недоумением, иногда с раздражением. Будто пытался разглядеть, что со мной не так.
На третьей неделе «войны» я пыталась поговорить с ним.
– Сереж, нам надо обсудить ситуацию с твоей мамой, – начала я, когда мы наконец остались одни в спальне.
– Только не начинай, а? – он устало потер глаза. – Ты же знаешь, она пожилой человек. У мамы свои причуды.
– Причуды? – я чуть не задохнулась от возмущения. – Это не причуды, Сергей. Она методично пытается разрушить нашу семью!
– Ну вот, опять ты драматизируешь, – он отвернулся. – Давай не будем устраивать сцен, ладно?
В этот момент я поняла, что уже проиграла. Не устраивать сцен? Пятнадцать лет я этого не делала. Улыбалась, кивала, соглашалась. Ездила к его маме, отпускала мужа, когда требовалось. Ведь у Надежды Васильевны в каждую нашу годовщину свадьбы было «что-то плохо с сердцем». И в мой день рождения, и 8 Марта, и в Новый год. Я уже забыла, когда мы встречали праздники вместе. А теперь меня просят еще раз отступить, промолчать.
– Хорошо, – сказала я тихо. – Сцен не будет.
Следующие дни я наблюдала, как Надежда Васильевна шепчет что-то Максиму, когда думает, что я не вижу. А сын начинает отстраняться от меня. Как мой собственный дом превращается в клетку, где я — нежеланный гость.
А однажды, вернувшись из школы, я услышала, как свекровь говорит Максиму:
– Бабушка тебя любит по-настоящему, не то что некоторые… Мамка-то твоя только о себе и думает.
В тот момент я приняла решение. Я не прогнусь окончательно, не позволю вытирать об себя ноги, начну действовать.
Именно тогда я вспомнила, что скоро день рождения Сергея. А еще подумала про Людмилу Сергеевну, его крестную, которая была близкой подругой их семьи еще со времен молодости Надежды Васильевны. Та была известной правдорубкой. Сергея нещадно баловала. А вот с его матерью была не в ладах, в последние годы особенно. Я вспомнила все намеки тети Люды, ее недомолвки. Надутое лицо свекрови. И решительно набрала номер. Кажется, у меня мог появиться союзник.
Узнав, что я нашла Людмилу Сергеевну и пригласила ее на праздник, Надежда Васильевна была не в восторге. Но возразить не смогла, как-никак, старая знакомая, крестная сына.
«Действовать или сдаться», – думала я, засыпая в ту ночь. Рядом дышал Сергей, мой муж, который будто перестал меня видеть. А я чувствовала себя канатоходцем, балансирующим над пропастью.
День рождения Сергея я подготовила как по нотам, пирог с мясом (его любимый), бутылка хорошего коньяка и праздничная скатерть с вышитыми васильками. Надежда Васильевна ходила вокруг стола и периодически «поправляла» мою сервировку.
– Вилки с левой стороны кладут, – шипела она, переставляя приборы. – И салфетки треугольником сворачивают, а не как попало.
Я молча улыбалась. Вот тут, прямо сейчас решалась моя судьба, сегодня или никогда.
Людмила Сергеевна пришла ровно в шесть, принесла пакет с подарком и букет пионов. Надежда Васильевна при виде старой подруги как-то сразу сникла и затихла, только поджала губы.
– Надюша, сколько лет, сколько зим! – Людмила Сергеевна, крупная женщина в ярко-синем платье, заключила свекровь в объятия. – Ты все такая же, ни капельки не изменилась!
Сергей сиял. Я не видела его таким расслабленным уже… даже не помню, когда в последний раз.
– Тетя Люда! Вот это сюрприз! – он обнял крестную. – А я-то думал, почему Ирина такая загадочная последние дни.
За столом шли обычные разговоры про работу, про Максимку, про погоду. Я ждала момента. Он настал, когда мы перешли к десерту.
– А помнишь, Сереженька, как мы тебя с мамой на море возили? – разомлевшая от еды и вина Людмила Сергеевна начала предаваться воспоминаниям. – Ты еще ракушек насобирал целую коробку!
– Помню, теть Люд, – улыбнулся Сергей. – Мне было лет пять, наверное.
– Да-да, пять.
Людмила Сергеевна вдруг замолчала, посмотрела на Надежду Васильевну и продолжила уже тише:
– Как раз тогда, когда твоя бабушка Вера Петровна… Ну… Переехала.
Стало очень тихо. Надежда Васильевна дернулась, будто ее ужалили.
– Переехала? – заинтересовался Сергей. – Куда? Я не помню бабушку Веру.
– Да так, неважно, – быстро сказала Надежда Васильевна. – Людочка, ты бы еще торта попробовала…
– В дом престарелых твоя мама ее отправила, – Людмила Сергеевна словно не услышала попытки сменить тему. – Помнишь, Надя, как ты говорила, что старики только мешают жить? Что нечего молодым под ноги путаться?
Слова разнеслись по комнате ударом грома. Все замерли, Максимка непонимающе смотрел на взрослых, Сергей медленно перевел взгляд на мать.
– Мама, что это значит? – спросил он тихо. – Ты никогда не рассказывала про бабушку.
– Это все… Это неправда! – Надежда Васильевна вскочила, схватилась за край стола. – Людка, ты всегда мне завидовала! Несешь просто… невозможную чушь.
– Надя, – Людмила Сергеевна покачала головой. – Я была там, помнишь? Помогала тебе вещи собирать. Вера Петровна плакала и просила не оставлять ее… Она ведь всего год там прожила.
Сергей смотрел на мать, как на незнакомого человека. И тут Максим, мой пятилетний сын, вдруг громко сказал:
– Бабушка, мама меня учила, что врать нехорошо!
Я поймала взгляд Надежды Васильевны. В ее глазах читалась такая ненависть, что мне на секунду стало не по себе. Но я больше не собиралась отступать.
Казалось, время остановилось. Сергей сидел, уставившись в одну точку. Людмила Сергеевна изучала рисунок на обоях, будто он был самым увлекательным зрелищем. Надежда Васильевна дышала тяжело, как после забега.
– Значит, моя бабушка… – начал Сергей голосом, которого я никогда у него не слышала. – Умерла в доме престарелых?
– Сынок, все совсем не так было! – Надежда Васильевна потянулась к нему. – Это Людка выдумывает, она завидует, что у меня такой замечательный сын…
– Правда, тетя Люда? – Сергей даже не повернулся к матери.
– Прости, Сережа, но да, – Людмила Сергеевна вздохнула. – Дом был… Не из лучших. А она… не смирилась… с предательством.
Я смотрела на своего мужа и видела, как что-то менялось в его лице. Словно пелена спадала с его глаз. Решение, которое он долго откладывал, вдруг стало очевидным. А потом я сделала то, чего не делала никогда. Нарушила свое молчание.
– Сергей, – голос мой звучал неожиданно спокойно. – Я терпела даже не три месяца, полгода, из уважения к твоей матери. Пыталась создать семью, где всем хорошо. Я молчала, когда она перекладывала вещи в шкафах, когда она переучивала Максима говорить «не спасибо, а благодарю». Но я больше не позволю рушить нашу семью.
– Ирка! – взвизгнула Надежда Васильевна. – Да как ты смеешь?! Сережа, скажи ей! Это я твоя семья! Кто тебя растил, ночами не спал?
– Моя свекровь помощь в старости не заслужила, – закончила я тихо, но твердо.
Сергей медленно поднялся. Я замерла. Сейчас решалось все — наш брак, семья, это был его выбор. Что Сережа скажет? Кого выберет?
– Мама, а я согласен с Ирой, – Сергей смотрел уверенно и… сердито?
– Ты загостилась, почувствовала себя тут хозяйкой. Удивительно, но Ирина терпела это гораздо дольше, чем мы договаривались. Хотя я вижу теперь, тебе совести быть благодарной за этот прием явно не хватает.
– Сереженька! – Надежда Васильевна попыталась взять его за руку, но он отстранился.
– Нет, мама, хватит. – он провел рукой по волосам. – Мы найдем сиделку, за тобой будут хорошо ухаживать. Но в нашем доме больше жить не будешь.
– Меня выгоняют? – Надежда Васильевна театрально схватилась за сердце. – В мои-то годы, на улицу?!
– У тебя есть квартира, мама, – устало сказал Сергей. – И пенсия, и сбережения. Я буду помогать финансово. Но ты не можешь больше жить с нами.
– Ты бросаешь мать ради этой…
– Моей жены, – твердо закончил Сергей, – да, мама. Пора тебе принять, что у меня есть своя семья.
– Предатель! – закричала Надежда Васильевна, опрокидывая чашку. – Все вы такие, неблагодарные! Я на тебя жизнь положила!
Она заплакала – громко, с надрывом. Но на этот раз слезы не имели нужного эффекта. Сергей подошел ко мне и положил руку на плечо.
– Ты уедешь сегодня же, мама, – сказал он твердо. – Не в дом престарелых, а к себе. Завтра я найду сиделку, у коллеги, кажется, есть контакты.
– Людочка, – Надежда Васильевна повернулась к старой подруге. – Хоть ты скажи им! Они не могут так со мной!
– Надя, – Людмила Сергеевна покачала головой. – Я помогу тебе собраться.
Через час Надежда Васильевна сидела на заднем сиденье машины. Ее увозили не в дом престарелых, а в собственную квартиру. Но выражение лица… Оно говорило о многом.
– Вы еще пожалеете! – прокричала моя свекровь в открытое окно, когда Сергей завел мотор. – Все вы!
Я стояла на балконе, смотрела, как муж отвозит свекровь в ее светлое будущее. Принцесса в башне. Вот только дракон отбыл обратно в родную пещеру. Пусть там дышит своим огнем. Меня больше это пламя не опалит. И мою семью тоже.
Я улыбнулась и пошла рассказывать сказку про храбрую принцессу сыну на ночь.
