Марина увидела его случайно — в переходе у Курского вокзала, где всегда пахло сыростью, кофе, уличной музыкой и торопливыми решениями. Он стоял у стены, с гитарой, и пел. Не громко, не нарочито — но цепко. Пел, как человек, который больше не боится ни быть услышанным, ни проигнорированным. Пел как будто для себя, но голос будто просачивался сквозь шум, цеплял тонко и точно. И она сразу узнала его.
Голос прошлого.
Голос того, кого когда-то любила до дрожи в коленях, до бессонных ночей, до глупых надежд, которыми засыпала как лекарством. Голос, который долгое время старательно глушила в себе, но который остался — внутри, в складке памяти, где всё звучит особенно ясно.
Глеб.
Он был в той же куртке — чёрной, потерянной временем. Волосы подросли, щетина. В глазах всё то же — что-то ускользающее, будто он всегда в пути. Она остановилась. Достала кошелёк. Нашла мелочь. Бросила в футляр.
Он не сразу поднял глаза. И когда поднял — не удивился. Только слегка кивнул, как будто они расстались вчера.
— Привет, — сказал он. — Ты совсем не изменилась.
Она усмехнулась:
— А ты — очень.
— Ну, это жизнь, — он слегка повёл плечом. — Кому-то она оставляет лицо, кому-то — гитару.
— А тебе оставила что?
— Опыт. И одиннадцать песен, которые всё равно никто не слушает.
Он улыбнулся, но взгляд у него был спокойный, без того бравада, что раньше сбивал с толку. В песне, которую он допел, было что-то про поезда и невозможность возвращения.
— Ты всё ещё поёшь?
— Я теперь только пою, — сказал он и пожал плечами. — Это, знаешь, честнее. Меня теперь никто не просит объяснять, чем я занимаюсь.
— И это тебя устраивает?
— Уже да. Раньше — нет. Раньше я всё время думал, что должен быть кем-то. Теперь — просто есть.
Они стояли молча. Мимо проходили люди. Суета города не знала, что их когда-то связывало. Что она когда-то ждала его у подъезда, писала письма, звонила по ночам. Что он исчез, не объяснив. Просто уехал. Без записки. Без конца.
— Я тогда не мог по-другому, — сказал он вдруг. — Это не оправдание. Просто… я был не цел.
— А сейчас?
Он посмотрел на свои руки. На струны. Провёл пальцем по ним, как будто вспоминал, как звучат.
— Сейчас — хоть пою. И не бегу. И это уже что-то, правда?
Она кивнула. Медленно. Внутри что-то зашевелилось. Было не больно. Было почти спокойно. Как будто старая песня, которую вдруг услышал снова, но уже не хочется включать на повтор. В груди — лёгкий отклик, но без прежней тяжести.
— Мне пора, — сказала она. — У меня встреча. Там ждут.
Он не стал держать. Только спросил:
— Может, кофе? Просто… как когда-то. Без намёков. Без воспоминаний. Просто кофе.
Она смотрела на него. На этот переход, на гитару, на глаза, в которых всё ещё жила дорога. Он и раньше был таким — в пути. Всегда чуть в стороне, даже когда был рядом.
— Не в этот раз, Глеб. Спасибо. Я теперь не пью «просто кофе». Оно всегда оказывается не просто.
И пошла. Не оборачиваясь. Шаг за шагом, всё увереннее. Как будто за ней снова было настоящее.
Впереди — суматоха, работа, встречи, вечер с книгой. Жизнь, которая идёт. Без пауз. Без возвратов.
Иногда люди возвращаются. Но не за тем, чтобы остаться. А чтобы проверить, ушли ли мы по-настоящему.
Она ушла. И наконец это поняла.
