— Представляешь, Ирка говорит мне, будто извиняется: «Наташка у нас, конечно, страшненькая, даже не знаю в кого она такая уродилась». Таня у неё, дескать, красавица, Машка тоже хорошенькая, а эта… «эх, тяжело ей будет жениха сыскать». Ей прям стыдно за среднюю дочь!
— Так и сказала — страшненькая? — поднял брови муж, удивившись признаниям соседки, — да она же вылитая Ирка! Одна физиономия! Как вообще можно говорить подобное на родного ребёнка?
— Это же Ирка, Господи! Язык без костей! А с Наташкой они и впрямь на одно лицо, меня так и подмывало сказать ей, но смолчала. Старшая у неё на первого мужа похожа, младшая на второго, а Наташка вылитая мать. Если сама обезьяна, то чего ж она от детей ждала? Повезло, что только одна в её лошадиную породу пошла, да и то Наташа вполне обычная девочка, не красавица, но приятнее матери, добрая и хорошая.
— И что ты вообще лясы точишь с этой стервозой? Давно ли она тебя саму грязью поливала? То скандал у вас, то дружба — что те дети малые.
— Да какая там дружба, просто интересно её порой послушать. Она ж все сплетни собирает, как жёлтая пресса, — хитро улыбалась жена.
— Тьфу, бабы! — презрительно бросил муж. — Дождёшься — со дня на день опять патлы друг другу рвать будете.
Три дочери Ирины сосуществовали между собою как три волчонка: грызли друг другу и хвосты, и холки, но продолжали держаться вместе под контролем сумасбродной мамаши. Старшая Таня была у мамы любимицей — за красоту и за дрянной, чисто материн су*чий характер. Фигурку Таня имела ладную, личико лисье, смазливое и хитрое, а уж язык у девушки был до того острым и смелым, что не стеснялась порой отбрить и мужика-соседа — в этом она шла по материным стопам. Несмотря на статус любимицы, пахала Таня по дому, как вол: готовила, убирала, огород сажала и следила за младшими сёстрами пока мать с отчимом разъезжали по соседним посёлкам и продавали контрабандный бензин. Половой жизнью Таня начала жить рано — с двенадцати лет, — и мать смотрела на это сквозь пальцы.
Средняя дочь Наташа была болезненной, неказистой девочкой и во всём своём облике носила черты недоношенности. В том, как торчали её косточки на изгибах локтей, как выпирал ряд позвонков на ссутуленной спине и в том, как кожа обтягивала как бы недоразвитый череп улавливалось что-то жалкое и отталкивающее. Но это было лишь первое впечатление. Стоило Наташе улыбнуться, сказать что-нибудь неуверенным, забитым, но ласковым голосом или сделать жест, выдающий её смущение, как сразу становилось ясно — перед вами хороший человек. То ли от сбоя обмена веществ, то ли от недостатка витамин, а может это была особенность её организма, но руки и ноги Наташи очень шелушились и были покрыты корками кожи, которые местами напоминали змеиную, так как шли орнаментом из сантиметровых овалов по лицевым сторонам ног. У Наташиных друзей они не вызывали брезгливости и не служили поводом для насмешек — скорее наоборот взывали к жалости и сочувствию, потому что Наташа, несмотря на свою неказистость, была доброй, хорошей и не завистливой, в отличие от сестры. Брезгливость она вызывала только у матери, которая откровенно не любила Наташу.
Младшая дочь была рождена от второго мужа и являла собою милейшего ребёнка: смуглявого, чернявого и с ворохом отцовских кудряшек на голове. Девочка с мальства отличалась сообразительностью и общительностью и не раз слышен был её голосок, призывающий к миру, когда мать чихвостила старших дочерей и ругалась с соседками.
— Мамочка, мамочка, ну хватит! Пошли домой, мамочка! Пожалуйста, не бей Наташу! — ревел четырёхлетний ребёнок и оттягивал мать за подол юбки от провинившейся сестры.
Ирина одевала детей по принципу наследования — от старшей к младшей. Наташа и Маша донашивали за Татьяной исключительно всю одежду, только Тане покупалось что-то новое и красивое. Маше даже повезло — ей покупали новую обувь, ведь Наташа всё стаптывала до дыр из-за плоскостопия и искривления пальцев. Всё дело в том, что разница между Таней и Наташей была незначительная — полтора года, — а размер ноги практически один и тот же. У Тани были изящные ножки, а у Наташи — лапища (по признанию матери). Когда до Наташи доходил черёд донашивать обувь за сестрой, то ботиночки оказывались ей уже малы и Наташа вынуждена была поджимать пальцы. К девяти годам её пальцы на ногах вообще перестали разжиматься — так и остались на всю жизнь поджатыми.
Первый раз Таня забеременела в пятнадцать лет. Тут мать вспомнила, что не лишним будет её повоспитывать, чтобы напомнить о девичьем облике морали. Ирина отлупила дочь до выкидыша. Через два года Таня всё-таки родила, но замуж не вышла, а смоталась на пмж к более либеральному дедушке. Закрутило её на новом месте жительства лихо — к двадцати пяти годам она стала носить гордое звание многодетной матери, притом одиночки. Ни о каком образовании Таня не задумывалась, жила на детские пособия, стояла на рынке с нижним бельём, регулярно меняла мужчин и к тридцати годам превратилась в толстую тётку, как говорят в народе, натуральную хабалку и душой и телом. Матери уже давно было не до неё — у Ирины подоспел к рождению четвёртый ребёнок, долгожданный сын, чем она безмерно гордилась, ведь родила его в сорок пять лет!
Наташа, ещё учась в техникуме, вышла замуж за очень хорошего, рукастого парня. К юности она как-то выправилась и самостоятельно вылечила свою больную кожу. Жили они сначала у его родителей, потом совместными усилиями построили дом. Первой у них родилась девочка, вторым — мальчик. У Наташи счастливая семья.
Маша с отличием окончила школу и сама поступила в столичный вуз. Она училась и работала одновременно, слыла красавицей, шла вверх по карьерной лестнице. Рожать детей и выходить замуж Маша не спешила, предпочитала путешествовать по миру и саморазвиваться.
Ирина с мужем заболели неожиданно и почти одновременно — у обоих был рак. Заботу о них взяла на себя Наташа — сначала отчима выхаживала, потом мать… Хоронила их тоже она, ведь больше некому: у Тани своих личных забот хватает, а Маша вообще не появляется в родных краях и с семьёй связь ограничила. Младший брат всех сестёр, поздний ребёнок и гордость матери, остался сиротой в двенадцать лет. Наташа оформила на него опеку и вырастила на равных со своими детьми.
