Невидимая жена

В тот вечер Олег впервые не заметил, как Лена подстриглась. Обычно он шутил, оценивал, морщился или хвалил — по настроению. Мог съязвить про «шапку на зиму» или сказать, что теперь она стала похожа на актрису из старого фильма, который они вместе когда-то смотрели. А в этот раз просто посмотрел сквозь неё, будто мимо проходила. Как на вешалку у входа.

Она улыбнулась в зеркале — автоматически. Как кассир в супермаркете. Отражение её не узнало. Оно будто принадлежало кому-то другому: женщине с усталостью в глазах и легкой складкой разочарования в уголке губ.

— Я в салоне была, — сказала она, не оборачиваясь. Голос звучал спокойно, но в каждом слове таился вопрос: «Ты вообще меня ещё видишь?»

— А? Ага, — отозвался он с кухни. Водрузил кастрюлю на плиту. Пельмени. Его любимые. Она ненавидела запах кипящего мяса, но привыкла. Так же как к его молчанию за ужином. Когда-то она готовила ризотто с белым вином, запеканку с брокколи, сеты из азиатской кухни. Теперь — просто не хотелось.

Они ели, глядя в разные стороны. Телевизор говорил с ним. Стена — с ней. Между ними стоял стол, но казалось — целая страна. Без виз и обратного маршрута.

Так шёл третий год после двадцати совместных. Нет, он не бил, не пил, не кричал. Просто как-то растворился. Как фотография, заброшенная на чердак. Цвета поблекли. Контуры стерлись. Привычные жесты стали формальными, как вежливость с чужими. Лена всё ещё была его женой, но постепенно становилась кем-то вроде домработницы с гарантией — чтобы постирано, приготовлено и молча.

Когда-то она работала в туризме, вела группы по Европе, могла за один присест рассказать о шести стилях готики, умела шутить и влюблять людей в города. Коллеги звали её «ходячая Венеция». А теперь — маршрут: «дом—магазин—дом». Маршрут, который можно пройти с закрытыми глазами, и всё равно ни на кого не наткнёшься. Даже самой на себя.

Их сын уехал в Польшу. Дочь вышла замуж и жила на другом конце города. Внуков они видели раз в две недели, по расписанию. Обнимались — через усилие. Как будто нужно было подтвердить, что они — семья, а не актёры, которых собрали для финального кадра.

В начале весны Лена стала вставать раньше. Не потому что надо, а просто не могла больше спать. Просыпалась с ощущением, что забыла сделать что-то важное. Варила кофе и садилась на балконе, глядя, как просыпается улица. Люди спешили, звонили кому-то, курили, злились. Жили. Она — наблюдала. Как тень. Как тень от кого-то, кого уже нет. Иногда казалось, что и она исчезает — постепенно, незаметно, начиная с самых краёв.

Иногда она думала: а если исчезнуть? Прямо сейчас. Не умереть — просто выйти и не вернуться. Не хлопать дверью, не оставлять записки, просто раствориться. Сколько времени пройдёт, прежде чем он заметит?

Ответ приходил пугающе быстро: не сразу. Может, через день, когда в холодильнике останется только молоко и сыр. Может, когда закончится туалетная бумага. А может, и вовсе позже — когда его мама спросит, где Лена, и он вдруг поймёт, что не знает, как ответить.

Однажды она не стала заправлять постель. Просто оставила смятые простыни и ушла. Не потому что хотела что-то доказать, а потому что устала делать вид, что всё в порядке. Он вечером пришёл, поел, посмотрел новости, лёг спать. Утром, проснувшись, сам заправил. Неловко, торопливо, но без комментариев. И всё. Как будто так и надо.

Лена решила эксперимент продолжить. Её не пугало, что он не спрашивал. Пугало то, как легко ему давалось её отсутствие.

Она перестала готовить обед. Он сварил себе макароны. Не поинтересовался, почему пусто. Не спросил, где она была. Не предложил вместе сходить в магазин. Просто ел, сидя перед телевизором. Даже не оторвался, когда она вошла в комнату. Только вилкой постучал по тарелке — как будто всё в порядке, как будто и раньше всё было именно так.

Через неделю Лена подала заявление на работу. Вернулась в турфирму, правда, не гидом — менеджером. Но воздух там был другой. Там смеялись, спорили, говорили по-настоящему. Люди были живыми. В ней снова кто-то дышал. Ей снова хотелось просыпаться утром не просто потому, что надо, а потому что день мог быть интересным.

Она купила себе новое платье. Ярко-синее. Никогда таких не носила. Укороченное. С каблуками. Коллега из офиса сказал: «Вам идёт». И Лена вдруг вспомнила, как это звучит — быть замеченной. Быть женщиной, а не функцией. И в зеркале отражение будто впервые за долгое время ответило ей взглядом.

Домой она теперь возвращалась поздно. Иногда он уже спал. Иногда ждал и задавал один и тот же вопрос:

— Ты где была?

— Жила, — отвечала она спокойно. Без вызова. Просто констатируя факт.

Он не понимал. Злился. Хлопал дверцами, становился раздражённым. Однажды даже выкрикнул:

— Ты ведёшь себя, как будто я тебе никто!

Она посмотрела на него с удивлением. С интересом, как на незнакомца, с которым давно не виделась:

— А ты кто мне?

Он ушёл на кухню. Долго сидел в темноте. Без телефона, без телевизора. Просто сидел. Может быть, впервые за долгое время пытался вспомнить, с чего всё началось и когда они оба перестали разговаривать.

Через месяц Лена сняла квартиру. Маленькую, светлую, с деревянными окнами и высоким потолком. Там пахло краской и новыми возможностями. В ванной всё ещё стояло ведро и лежала тряпка, оставленные после ремонта. Полы скрипели, но по-домашнему. Окна выходили во двор, где цвела старая сирень. Она переехала молча. Ни сцены, ни объяснений. Просто собрала два чемодана, закрыла за собой дверь и оставила ключи на тумбочке, где раньше лежали его часы. Без записки. Без прощаний.

Он не звонил. Ни через день, ни через неделю. Как будто ждал, что это — каприз. Приступ. Что она вернётся сама, устав от свободы. Только через две недели пришла СМС: «Ты точно решила?»

Она посмотрела на экран. Долго. Как на фотографию из прошлого. И не ответила. Потому что всё было решено не сейчас. А тогда, когда он перестал видеть. Слышать. Жить рядом. Когда она перестала чувствовать себя рядом с ним живой.

Теперь её снова замечали. В автобусе, на лестнице, в лифте, в магазине. Один мужчина подал ей зонт, когда начался дождь. Второй уступил место. Третий просто сказал: «Вы красиво улыбаетесь». И она улыбнулась — не из вежливости, а потому что действительно было хорошо. Она благодарила. Она жила. В кафе, в парке, в тишине своей новой квартиры. Без напряжения, без ожиданий, без чувства вины.

А он всё ещё думал, что она просто обиделась. Просто ушла. А на самом деле — она исчезла гораздо раньше. Исчезла по частям: в тех паузах за ужином, в глухой тишине по утрам, в его невнимательных «ага» и не заданных вопросах.

И, может быть, он это даже чувствовал. Где-то глубоко. Но не хотел замечать. Потому что тогда пришлось бы признать, что любовь — не вечная. Что женщина рядом может уйти, даже не хлопнув дверью.

А теперь было поздно.

Оцініть статтю
Додати коментар

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

Невидимая жена
Всё пропало