— Так, стоп! Он мои деньги прожирал, а теперь я ещё ему должна?! С какого перепугу?
— Он твой отец! — выпалила мама.
Лена подняла брови так высоко, что лоб стал похож на гармошку. Мать смотрела ей в глаза, скрестив руки на груди. На кухне было жарко и душно. Нечем дышать. Прямо как в их отношениях.
— Отец оставил мне половину квартиры. А этот человек для меня чужой, — спокойно ответила Лена.
— Ну ты же должна понимать, — возразила Галина. — Он тут десять лет живёт. Он тоже вкладывался в эту квартиру. Помогал как мог.
Лена аж фыркнула, еле сдерживая усмешку.
— Помогал? Это когда он помогал, мам? Когда стоял у плиты и читал мне лекцию о том, как правильно жарить картошку для него, хотя сам даже яичницу не может сделать?
— Ну, может, не в финансовом смысле, — промямлила мать. — Но он же часть семьи. Ты же сама его папой называла.
Лена уткнулась взглядом в магнитики на холодильнике. Там висели ещё старые, с изображениями разных городов, купленные во время семейных путешествий с отцом. В какой-то момент коллекция перестала пополняться.
Когда в доме обосновался Виктор, стало не до поездок.
— Один раз назвала, чтобы ты не расстраивалась, — тихо призналась Лена. — В четырнадцать лет. А он потом этим как флагом махал.
В голове всплыло непрошеное воспоминание: Лена приходит домой, сгорая от стыда и злости. Вся компания пошла в кино, а её не пустили. Виктор сказал, что «девочка должна сидеть дома, а не шляться».
— Но почему?! Все идут! Я тоже пойду!
— Знаешь, Лен. Когда я был маленьким, дети не спорили с родителями. За такие выкрутасы нам ремня давали.
Он не повысил голос, но сказал это так, что ком в горле стоял до самой ночи. Лена тогда не плакала. Но она лежала на кровати, уткнувшись в подушку, и слышала, как он ворчит в соседней комнате.
— Разбаловала ты её. Принцесса выросла. Только деньги на неё улетают, а толку никакого. Вот в мои годы… — говорил он матери.
Лена сжала кулаки. Это, как оказалось, было только началом. Потом пошли другие придирки: что падчерица ходит «как неряха», что «много ест», что «говорит не по делу». Иногда он командовал ею с таким видом, будто она — служанка в доме, где он главный.
Но Лена уже тогда поняла: он просто отыгрывается на ней. На работе его никто не слушал, да и сам он туда особо не спешил, работал урывками. Зато дома отчим мог поднять голос, стукнуть кулаком по столу, сделать вид, что он что-то тут решает.
— Мама, — Лена вынырнула из воспоминаний и вернулась в реальность. — Смотри. Половина квартиры моя. По закону. Помнишь же? Виктора в документах нет.
— Лен, ты не понимаешь. Если мы продадим и разделим только на двоих, то Виктор… он же это как предательство воспримет. Он же почти считает тебя дочерью.
— Ага. Так, давай помозгуем. О! Придумала. А если я продам свою часть кому-то, и он будет с этим «почти папой» делить одну кухню, это тоже будет предательством?
Галина замолчала, выдохнула и прикрыла глаза. Губы её задрожали. Она боялась остаться одна.
— Он же столько лет тут живёт, — прошептала мать. — Вложился душой. Неужели ты не чувствуешь?
— Я чувствую. Чувствую, что если не отстою своё сейчас — никто не отстоит. А ещё чувствую, что с таким подходом я тоже когда-нибудь превращусь в тебя. Посажу на шею себе и детям мужика и буду плакаться.
Она ушла. Не могла больше оставаться в этом чужом доме, рядом с матерью.
На улице только начиналась весна. У остановки гудел автобус. Дети ели мороженое. Позади кто-то цокал каблуками. Жизнь шла так, как будто в этой квартире на пятом этаже только что не произошло маленькое личное землетрясение.
После того разговора Лена не звонила матери почти неделю. Зачем общаться с человеком, который просто транслирует чужое эхо?
Лена сконцентрировалась на деле. Она обратилась к знакомому риелтору и объяснила ситуацию: квартира в долях, она хочет продать свою часть, чтобы купить однушку. В крайнем случае — ну хотя бы комнату, чтобы не платить за аренду. И не жить с мамой и Виктором по соседству.
Покупатель нашёлся довольно быстро. Мужчина, недавно развёлся с женой. Теперь искал временное жильё. Потенциальный покупатель вёл себя вежливо, тихо, сдержанно. Он даже умудрился не довести Галину до истерики. С учётом её любви к драмам это можно было считать достижением.
Конечно, позже мама всё выместила на дочери. Как только покупатель вышел за порог, Лене в личку посыпались голосовые сообщения.
— Лен… Ты сейчас не просто квартиру продаёшь. Ты продаёшь семью.
Лена слушала и не отвечала, а сообщения всё сыпались и сыпались. И в какой-то момент она действительно начала ощущать себя предательницей. Правильно ли она поступает? Жизнь с соседями — не сахар. Но где тогда жить ей? Вечно платить за аренду, имея недвижимость?
Она набрала номер отца. Они общались, но редко. Он жил в другом городе, давно обзавёлся новой семьёй, но когда Лене становилось совсем тяжело, она всё-таки звонила. Обычно она не жаловалась ему. Ей просто хотелось услышать кого-то вменяемого, чтобы хоть на мгновение вынырнуть из культа почитательниц штанов.
— Привет, пап. Помнишь квартиру, которую ты на меня с мамой оформлял?
— Конечно, помню. А что с ней?
— Мама хочет, чтобы её новый муж получил с продажи свою долю. Якобы «он десять лет тут живёт».
Молчание на том конце затянулось. Потом отец устало вздохнул.
— Понимаешь, я ж не просто торговался с твоей мамой, когда отписывал квартиру. Да, я не платил алименты. Но я думал, что даю тебе старт во взрослую жизнь. Тебе, не ей. Речь шла о том, что когда-то квартира будет полностью твоей. Чтобы ты потом, когда вырастешь, могла не снимать, не зависеть, не вкладываться в чужое. А что у вас там теперь за персонажи живут и как твоя мать распорядилась — это на её совести.
Для Лены это стало новостью. Она-то всегда думала, что ей изначально должна была принадлежать только половина квартиры. «Ладно, бог с ней, с той второй половиной. Уже поздно разборки устраивать, тут бы устранить последствия», — решила Лена.
— То есть ты считаешь, что я права? — осторожно спросила она.
— Я считаю, что ты взрослая. И если хочешь — делай. Но делай не назло, а по уму.
После этого звонка Лене стало легче. Но именно тогда в голове всплыло ещё одно назойливое воспоминание.
Она ещё училась в колледже. Мать и Виктор настояли на том, что содержать нахлебницу не могут, поэтому ей пришлось устроиться на подработку. Лена раздавала листовки. Это приносило копейки, но на самое нужное — хватало.
В тот день она как раз получила «зарплату» и с радостью накупила себе вкусняшек: йогурты, сыр, маленький кусочек сырокопчёной колбасы. Положила всё на свою полку холодильника, как всегда.
Утром осталась только одна баночка йогурта и хвостик от колбасы. Виктор сидел на кухне, ел жареную картошку и пил молоко прямо из бутылки.
— Это ты мою еду взял? — тихо спросила Лена.
— А чё сразу твою? — с претензией в голосе ответил он. — У нас всё общее, мы же семья. Вот будут свои дети — поймёшь. Пока живёшь под крышей родителей — должна делиться и благодарить.
Больше она не покупала продукты впрок и вообще старалась есть на улице.
Но едой всё не ограничилось. Мать то и дело просила денег на «хозрасходы».
— Порошок закончился. Нужно докупить. Складываемся пополам, — объявляла она.
Хотя Лена точно знала, что он есть. Всего пару недель назад она купила целый мешок порошка по акции. Он до сих пор стоял в ванной, почти целый.
Лена неоднократно ловила мать на подобных ухищрениях, но Галина быстро находила новые поводы «скинуться».
С каждым месяцем Лене всё больше казалось, что её зарплата растворяется в потребностях взрослого мужика, который не работал месяцами, но всегда сидел с полной тарелкой. И всегда знал, как должна жить его падчерица.
Теперь всё было иначе. Лена уже не была той девочкой, которая зависела от капризов взрослых людей. Она подписала бумаги, поблагодарила риелтора и вышла на улицу с незнакомой, но лёгкой пустотой внутри.
Она не позвонила матери. Та тоже не выходила на связь. Молчание возникло как-то само. Будто в какой-то момент обе поняли: так проще. Не мучить друг друга разговорами, в которых никто никого не слышит.
Лене понадобилось недели две, чтобы вернуться в состояние душевного равновесия. Она решила побаловать себя: купила новое постельное бельё, наконец записалась на массаж, заказала хорошие кроссовки. Всё скромно, но по делу.
Затем она начала присматривать студию поближе к работе. Пусть маленькую, но с личным пространством. Студию, в которой никто не будет делать выговоры за громко закрытый шкаф и брать чужую еду, одновременно упрекая в расточительстве.
Время шло. Они не виделись с мамой уже почти полгода. И если бы не бабушка, Лена, возможно, ещё долго не знала бы, что происходит.
— Леночка, здравствуй, милая. Как у тебя дела? — раздался родной голос из трубки.
— Привет, бабуль. Да у меня всё хорошо. А у тебя как?
— Да вот, маму твою успокаивала. А так — всё хорошо.
Лена замерла. Да, у них с Галиной были, мягко говоря, натянутые отношения. Но она не желала матери зла.
— Что-то случилось?
— Ой, долгая история… Ты, наверное, не знала… но Галя тоже квартиру продала.
— Реально?
— Да. Сказала, что не может так больше. Сосед… ну, не то чтобы плохой, но с характером. С Виктором у неё начались скандалы, каждый день… Ты же знаешь, он не очень хорошо уживается с людьми.
Лена села на кровать. Говорить стало тяжело, будто каждое слово приходилось выдавливать из себя.
— Она что, теперь на съёме?
— Да. Они же двушку хотели, Галя строила планы на детей. Ипотека ей не светит: зарплата маленькая. А Виктор… сначала радовался. Большая сумма на руках, обновки, кафешки. А как деньги закончились — началось.
Бабушка вздохнула, затем продолжила:
— В общем, ушёл он к другой. Видимо, нашёл шею потеплее. А Галя… ну, она осталась.
Лена не знала что сказать. Она не злорадствовала. Не тот случай. Но где-то внутри будто что-то встало на место. Жаль только, что Виктор не ушёл раньше.
— Она говорит, ты семью разрушила, — осторожно добавила бабушка. — Говорит, потерпела бы чуть-чуть, и всё было бы нормально
— Терпеть? Что-то мама не очень-то терпела меня, когда я стала раздражать её драгоценного муженька, — не сдержалась Лена.
Бабушка не спорила. Она понимала, на чьей стороне правда, но всё равно хотела мира в семье.
— Ты не сердись на неё. Ей тяжело. Она этого, может, и не скажет, но жалеет.
Они поговорили ещё немного, но уже не о матери. О погоде, о здоровье, о том, что внук Вовка скоро уходит в армию. А потом связь оборвалась. Лена не стала перезванивать. Ей нужно было переварить полученную информацию.
На следующий день она вышла в город, чтобы прогуляться. Шла мимо витрин, пыльных ларьков с чаем и кофе, забегаловок, где пахло чем-то масляным. Всё как обычно. Только в голове — тишина.
На углу её внимание привлекла вывеска: агентство недвижимости. За стеклом — фотографии квартир. Лена остановилась, глянула на одну из них, а затем рефлекторно нырнула рукой в карман и сжала ключи. Её. Тяжёлые, с металлическим брелоком.
Теперь её никто не учит, как резать хлеб. Никто не шарит по шкафам. А что до матери… Она сама расставила приоритеты.
