«Мечта или кошмар?» — написала я в своем дневнике вечером после первой встречи с его матерью. Три простых слова, за которыми скрывалась целая буря эмоций. Тогда я еще не знала, что эта запись станет началом долгой истории борьбы за право быть счастливой.
Всё началось в тот промозглый октябрьский вечер, когда я забежала в книжный магазин на Чистых прудах. На улице моросил дождь, и витрины манили теплым светом и обещанием уюта. Я бродила между стеллажами, наслаждаясь запахом новых книг и тишиной, нарушаемой только шелестом страниц.
— Простите, — раздался рядом приятный мужской голос, — вы не могли бы…
Я обернулась и застыла. Высокий темноволосый мужчина смотрел на меня с легкой улыбкой. В руках он держал потрепанный томик «Мастера и Маргариты».
— Я ищу это издание, но новое. Не подскажете, где здесь классика?
— Вообще-то я сама его ищу, — я улыбнулась в ответ. — Может, поищем вместе?
Так начался наш с Андреем роман. Классическое знакомство в книжном магазине — банально, но так романтично. Мы проговорили два часа, пока нас вежливо не попросили уйти — магазин закрывался. Под дождем добежали до ближайшего кафе, где просидели еще три часа, обсуждая книги, музыку, работу…
— Я программист, — рассказывал Андрей. — Знаю, звучит скучно, но мне нравится. А ты?
— Редактор в издательстве. И нет, программисты — это интересно.
Он проводил меня до дома, взял номер телефона. А на следующий день мы снова встретились — теперь уже в jazz-клубе, где играли живую музыку.
Всё было идеально. Слишком идеально, как оказалось позже.
— Тебе сколько лет? — спросил Андрей через неделю наших встреч.
— Тридцать, — я насторожилась. — А что?
— Просто… — он замялся. — Я немного младше. Мне двадцать семь.
— И что? — я пожала плечами. — Какая разница?
О, если бы я знала тогда, какой огромной покажется эта разница его матери! Но в тот момент мы были счастливы и беззаботны. Влюблены по уши, как подростки.
Через месяц Андрей предложил познакомить меня с родителями. Я согласилась, хотя где-то внутри шевельнулось нехорошее предчувствие.
— Мама! — Андрей позвонил в дверь квартиры на Арбате. — Открывай, мы пришли!
Дверь распахнулась, и я увидела её — женщину, которая станет главным испытанием в моей жизни. Вера Николаевна выглядела моложе своих пятидесяти пяти — подтянутая, ухоженная, с идеальной укладкой и маникюром.
— Андрюшенька! — она заключила сына в объятия, словно не видела его год, а не неделю. Потом перевела взгляд на меня, и температура в прихожей, казалось, упала на несколько градусов.
— А это… — начал Андрей.
— Марина, — я протянула руку. — Очень приятно познакомиться.
Вера Николаевна едва коснулась моих пальцев.
— Взаимно, — сухо произнесла она. — Проходите.
Квартира поражала идеальной чистотой и каким-то музейным холодом. Всё блестело, сверкало, но казалось нежилым. На стенах — фотографии Андрея в разном возрасте: вот он младенец, вот первоклассник, вот выпускник…
— Присаживайтесь, — Вера Николаевна указала на диван. — Чай, кофе?
— Чай, если можно, — я старалась говорить уверенно, хотя внутри всё дрожало под её изучающим взглядом.
— И где же вы познакомились? — спросила она, разливая чай в тонкие фарфоровые чашки.
— В книжном магазине, — улыбнулся Андрей. — Представляешь, мам, оба искали «Мастера и Маргариту»!
— Как мило, — в её голосе звучал плохо скрываемый сарказм. — И чем же вы занимаетесь… Марина?
— Я редактор в издательстве «Альфа-книга».
— Редактор? — она приподняла безупречно выщипанные брови. — И давно?
— Восемь лет.
— Надо же… — она сделала паузу. — А сколько вам лет, простите за нескромный вопрос?
Вот оно. Я почувствовала, как напрягся Андрей.
— Тридцать.
Чашка в руках Веры Николаевны звякнула о блюдце.
— Тридцать?! — она повернулась к сыну. — Андрюша, ты в своем уме?
— Мама! — его голос стал жестким.
— Что «мама»? Я должна молчать, когда мой сын связывается с женщиной, которая…
— Которая что? — тихо спросила я.
— Которая явно ищет молодого обеспеченного мужа! — отрезала она. — В вашем возрасте пора бы уже иметь семью, а не охотиться на чужих сыновей!
— Мама, прекрати! — Андрей вскочил. — Мы уходим.
— Конечно, уходите! — она тоже встала. — Она уже настроила тебя против матери! Ты теперь слова поперек не даешь сказать!
Мы выскочили из квартиры под звук её рыданий. Молча спустились по лестнице. Только на улице Андрей заговорил:
— Прости. Я не думал, что она так отреагирует.
— Всё нормально, — соврала я.
Но ничего не было нормально. Это была только первая битва в длинной войне.
Следующие недели превратились в кошмар. Вера Николаевна звонила Андрею по несколько раз в день. Я случайно слышала обрывки разговоров:
— Сынок, одумайся! Она же старше тебя!
— Ты еще молод, найдешь хорошую девочку…
— Я места себе не нахожу, не могу спать…
Андрей держался стойко, но я видела, как ему тяжело.
— Может, нам стоит…
— Даже не думай, — он прервал меня. — Я люблю тебя и не позволю маме разрушить наше счастье.
В декабре он сделал мне предложение. Прямо в том самом книжном магазине, где мы встретились. Встал на одно колено между стеллажами, достал кольцо…
— Ты с ума сошел! — раздался вдруг знакомый голос.
Мы обернулись. В проходе стояла Вера Николаевна. Как она узнала? Следила за сыном?
— Мама, что ты здесь делаешь? — Андрей все еще стоял на одном колене, сжимая кольцо.
— Спасаю тебя от чудовищной ошибки! — она шагнула к нам. — Немедленно убери это кольцо!
Люди вокруг начали оборачиваться. Кто-то достал телефон, видимо, готовясь снимать скандал.
— Мама, хватит. — Андрей поднялся и повернулся ко мне: — Марина, ты выйдешь за меня?
— Да, — прошептала я, игнорируя возмущенный вздох Веры Николаевны.
Кольцо скользнуло на палец под аккомпанемент аплодисментов случайных свидетелей и рыданий будущей свекрови.
— Ты пожалеешь об этом! — бросила она, и вышла из магазина.
Подготовка к свадьбе превратилась в настоящую войну. Вера Николаевна саботировала каждое решение:
— Белое платье? В твоем возрасте? Неприлично!
— Этот ресторан? Слишком дорого! Думаешь, я не понимаю, что ты охотишься за нашими деньгами?
— Почему так мало гостей с твоей стороны? Стыдно приглашать родственников?
Мои родители были в шоке от её поведения.
— Доченька, может, одуматься? — спрашивала мама. — Такая свекровь…
Но я любила Андрея. И он любил меня.
Свадьба состоялась в мае. Вера Николаевна пришла в черном платье — «случайно» выбрала такой наряд. Весь вечер сидела с каменным лицом, отказываясь фотографироваться.
А потом начались будни.
— Андрюша, ты похудел! — причитала свекровь при каждой встрече. — Она тебя не кормит?
— Квартира грязная! Разве так должна выглядеть семейная жизнь?
— Когда же вы подарите мне внуков? Хотя… в таком возрасте…
Я молчала. Терпела. Пыталась наладить отношения:
— Вера Николаевна, может, сходим вместе по магазинам?
— Хотите, я приготовлю ваш любимый пирог?
— Приходите к нам на выходные…
Всё бесполезно. Любая моя инициатива воспринималась в штыки.
А потом я забеременела.
Тест показал две полоски ранним утром субботы. Я сидела на краю ванны, не веря своим глазам. Мы так долго этого ждали!
— Андрей! — позвала я дрожащим голосом.
Он влетел в ванную, встревоженный, сонный. Я молча протянула тест. Его глаза расширились, а потом лицо озарилось такой счастливой улыбкой…
— Я буду папой? — прошептал он. — Правда?
Мы обнялись, смеясь и плача одновременно. В этот момент зазвонил телефон.
— Это мама, — вздохнул Андрей. — Она звонит каждое утро проверить, как я.
— Скажем ей?
— Давай подождем. Хотя бы первый триместр.
Но Вера Николаевна словно почувствовала что-то. Уже через неделю она заявилась к нам без предупреждения.
— Ты какая-то странная, — она прищурилась, разглядывая меня. — Что-то случилось?
— Всё хорошо, — улыбнулась я.
— Не ври! — она повернулась к сыну. — Андрюша, она что-то скрывает!
— Мама…
— Я беременна, — выпалила я. Молчать дальше не имело смысла.
Повисла тишина. Вера Николаевна побледнела.
— Что? — её голос дрогнул. — Как… как это возможно?
— Обычным способом, мам, — усмехнулся Андрей. — Мы ждем ребенка. Ты станешь бабушкой.
— Бабушкой… — она опустилась на стул. — В твоем возрасте… это опасно! Нужно сделать все анализы! Вдруг что-то не так?
— Мы уже записались к врачу, — спокойно ответил Андрей.
— К какому врачу? — она встрепенулась. — Нет-нет, я договорюсь с Людмилой Сергеевной, она лучший гинеколог…
Так начался новый этап нашей войны. Теперь Вера Николаевна контролировала каждый мой шаг:
— Почему ты ешь эти фрукты? От них изжога!
— Нельзя поднимать руки выше головы — пуповина обмотается!
— Ты слишком много двигаешься! Нужно лежать!
Я задыхалась от её гиперопеки. Андрей пытался ограничить общение, но она находила способы вмешиваться.
Беременность протекала тяжело. Токсикоз не отпускал до пятого месяца. Я похудела, ослабла. И каждый день слышала:
— Я же говорила! В твоем возрасте рожать опасно!
На седьмом месяце у меня начались проблемы с давлением. Врач прописал постельный режим.
— Вот и всё! — торжествующе заявила Вера Николаевна. — Я переезжаю к вам. Кто-то же должен следить за порядком!
— Не нужно, мама, — попытался возразить Андрей. — Я взял удаленную работу, справимся.
— Справится он! — фыркнула она. — Ты даже яичницу пожарить не можешь!
Так в нашей двухкомнатной квартире появился третий жилец. Вера Николаевна заняла гостиную и с головой погрузилась в заботу обо мне. Вернее, в то, что она считала заботой:
— Лежи! Куда пошла?
— Этот суп слишком острый для беременной!
— Почему телевизор включила? От него излучение!
Я чувствовала себя заключенной. Даже в туалет ходила под её бдительным контролем. Андрей видел мое состояние, но боялся конфликта — я была слишком слаба.
Роды начались неожиданно, на две недели раньше срока.
— Я вызываю скорую! — закричала Вера Николаевна. — Только спокойствие!
Сама она при этом металась по квартире, хватаясь за сердце и причитая:
— Господи, только бы всё обошлось! Я же говорила — опасно рожать в таком возрасте!
В роддоме она пыталась прорваться со мной в родильный зал:
— Я должна проконтролировать! Эти врачи такие неопытные!
Спасибо медсестрам — они твердо выставили её за дверь.
София появилась на свет ранним утром. Маленькая, но абсолютно здоровая. Когда мне принесли её на первое кормление, я расплакалась от счастья.
— Вылитый Андрюша в детстве! — воскликнула Вера Николаевна, ворвавшись в палату. — Давайте её мне, я знаю, как правильно держать!
Первые недели с новорожденной превратились в настоящий ад. Вера Николаевна так и не съехала от нас, осталась «помогать с малышкой».
— Ты неправильно кормишь! — она выхватывала Софию у меня из рук. — Нужно строго по часам!
— Почему не пеленаешь? В мое время…
— Опять эти памперсы! От них опрелости!
— Ребенок слишком много спит — буди каждые два часа!
Я не высыпалась, постоянно плакала. Молоко стало пропадать.
— Ну вот, — торжествовала свекровь, — я же говорила! Давайте купим смесь. У меня знакомая в аптеке работает…
— Нет! — я впервые повысила голос. — Я справлюсь!
И справилась. Молоко вернулось. София набирала вес, хорошо развивалась. Но свекровь находила новые поводы для критики:
— Почему она так мало ест? В три месяца пора вводить прикорм!
— Что за музыка? Моцарт? Нужно русские народные — для развития!
— Эти игрушки слишком яркие — испортите зрение!
Когда Софии исполнилось полгода, я вернулась на работу. Три дня в неделю, удаленно. Свекровь восприняла это как личное оскорбление:
— Бросаешь ребенка ради денег? Вот она, современная мать!
Но самое страшное случилось, когда Софии исполнился год. Я оставила её с бабушкой на пару часов — нужно было съездить в офис подписать документы.
Вернувшись домой, я не узнала свою дочь. Её прекрасные золотистые кудряшки, которые я так любила расчесывать, были безжалостно обрезаны.
— Что вы наделали?! — я схватила расплакавшуюся Софию на руки.
— Мешали ей! — отрезала свекровь. — И вообще, я бабушка, имею право…
— Какое право?! — я почувствовала, как мое терпение окончательно лопнуло. — Какое право вы имеете уродовать моего ребенка?!
— Уродовать? — Вера Николаевна побагровела. — Да как ты смеешь! Я всю жизнь детей воспитываю!
— Одного! Вы воспитали одного ребенка! И теперь пытаетесь исправить все свои ошибки на моей дочери!
София плакала у меня на руках, испуганная криками.
— Ах так?! — свекровь схватила свою сумку. — Тогда вообще обходитесь без меня! Посмотрим, как ты справишься!
— Прекрасно справлюсь! Без ваших бесконечных придирок, без вашего контроля, без ваших «советов»!
Она выскочила из квартиры, хлопнув дверью так, что задрожали стены. София разрыдалась еще сильнее.
— Тише, маленькая, тише, — я укачивала дочку, глотая слезы. — Все будет хорошо.
Вечером состоялся серьезный разговор с Андреем.
— Я больше не могу, — сказала я, показывая изуродованные волосы дочери. — Это последняя капля.
Он долго молчал, глядя на спящую Софию.
— Знаешь, — наконец произнес он, — я давно должен был это сделать.
На следующий день он поехал к матери. Вернулся поздно вечером.
— Я все сказал ей. Что мы любим её, но не позволим разрушить нашу семью. Что она может видеться с Софией, но только в нашем присутствии. И что если она не примет эти условия…
Он не закончил фразу. Не нужно было.
Две недели от Веры Николаевны не было ни звонков, ни сообщений. Я наконец-то могла спокойно заниматься дочкой, работой, домом. София стала спокойнее, перестала вздрагивать от каждого громкого звука.
А потом раздался звонок.
— Марина? — голос свекрови звучал непривычно тихо. — Можно… можно мне прийти?
Я переглянулась с Андреем.
— Приходите.
Она пришла с огромным пакетом игрушек и тортом. Села на край дивана, неловко теребя сумочку.
— Я… я много думала, — начала она. — Знаете, мы с отцом тоже в книжном познакомились.
Она достала платок, промокнула глаза.
— Я была такой счастливой тогда. Молодой, влюбленной… А потом Андрюша родился, и я… я так боялась сделать что-то не так. Читала все книги по воспитанию, следовала всем советам… Муж говорил, что я слишком давлю, но я не слушала. Мне казалось, я знаю лучше.
София, которая играла на ковре, вдруг подползла к бабушке и протянула ей свою любимую игрушку — плюшевого зайца.
— Смотрите, — улыбнулась я, — она вас простила.
Вера Николаевна расплакалась, прижимая к себе внучку.
— А вы? — посмотрела она на меня. — Вы сможете простить?
Я смотрела на эту сцену — растерявшую свою надменность свекровь, и мою маленькую Софию, доверчиво прильнувшую к ней — и понимала: иногда прощение нужно не только тому, кого прощают, но и тому, кто прощает.
— Думаю, мы все можем начать сначала, — тихо сказала я.
С того дня всё начало меняться. Медленно, постепенно, но верно. Вера Николаевна больше не пыталась командовать, не критиковала мои методы воспитания. Она просто приходила в гости, играла с внучкой, иногда оставалась на ужин.
Однажды я застала их за странным занятием: бабушка и внучка сидели на полу, окруженные старыми фотографиями.
— А это твой папа маленький, — рассказывала Вера Николаевна. — Видишь, такой же непоседа, как ты!
София хихикала, разглядывая снимки.
— А это… — свекровь запнулась, протягивая мне пожелтевшую фотографию.
На ней была совсем молодая Вера Николаевна с младенцем на руках. Такая счастливая, такая… похожая на меня сейчас.
— Знаете, — сказала она вдруг, — я ведь тоже боялась. Боялась не справиться, сделать что-то не так. Наверное, поэтому так давила на всех. Простите меня.
Я обняла её.
Прошло пять лет. София выросла умной и красивой девочкой. Её волосы давно отросли и стали еще красивее. Мы с Верой Николаевной научились не просто терпеть друг друга — мы стали настоящей семьей.
А недавно случилось то, чего никто не ожидал. Я снова беременна. Когда мы сообщили новость Вере Николаевне, она просто обняла меня и прошептала:
— Теперь у меня будет два самых красивых внука в мире.
Вечером, укладывая Софию спать, я думала о том, как удивительно устроена жизнь. Иногда самые сложные испытания приводят к самым важным победам. Не над кем-то — над собой.
— Мама, — сонно пробормотала София, — а братик будет похож на меня?
— Не знаю, солнышко. Но знаешь что? Он будет расти в семье, где все любят друг друга. По-настоящему.
— И бабушка тоже любит?
— Да, милая. Бабушка тоже любит. Очень-очень сильно.
Говорят, что время лечит. Но на самом деле лечит не время, а любовь. Настоящая, мудрая любовь, которая умеет прощать, понимать и принимать. Любовь, которая сильнее обид и предрассудков. Любовь, которая делает нас семьей.
И когда я смотрю на свою дочь, на мужа, на свекровь, ставшую мне почти матерью, я понимаю: все наши испытания были не зря. Они научили нас главному — быть счастливыми не вопреки, а благодаря. Благодаря умению прощать, понимать и любить.
Потому что настоящая семья — это не те, кто просто живет под одной крышей. Это те, кто научился принимать друг друга такими, какие они есть. Со всеми недостатками, странностями и прошлыми ошибками.
И теперь, когда меня спрашивают о секрете семейного счастья, я отвечаю просто:
— Любите. Прощайте. Начинайте сначала. И помните — нет ничего важнее семьи. Даже если иногда приходится очень постараться, чтобы стать настоящей семьей.
