— Восемь лет молчал, а теперь квартиру захотел?! — Галина Петровна швырнула домофонную трубку на тумбочку.
— Мам, это Андрей. Можно подняться?
Голос из динамика звучал осторожно, почти извиняющееся. Но Галина Петровна уже ничего не слышала — её трясло от ярости.
— Подняться?! — она схватила трубку обратно. — А где ты был, когда у меня инфаркт случился? Где был, когда я одна в больнице лежала?!
— Мам, я не знал…
— Не знал! — она засмеялась истерично. — А знать не хотел! Восемь лет ни звонка, ни письма, будто мать померла! А теперь припёрся!
Она отпустила кнопку и прислонилась к стене. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выскочит. В зеркале напротив отражалась седая, осунувшиеся женщина в застиранном халате. Когда это она так постарела?
Звонок повторился. Настойчиво, требовательно.
— Галина Петровна, откройте, пожалуйста, — теперь говорил чужой женский голос. — Нам очень нужно поговорить.
— Ещё и жену привёл! — пробормотала Галина Петровна. — Небось заранее всё обсудили.
Она медленно подошла к окну и выглянула во двор. Возле подъезда стояла потрёпанная синяя машина, а рядом с ней — мужчина в тёмной куртке. Даже издалека было видно, что это Андрей. Те же широкие плечи, та же манера держать голову. Только сутулился теперь.
— Мам, дети в машине сидят, — снова послышался его голос. — Холодно им.
Дети? У него дети? Галина Петровна вгляделась пристальнее и различила в задних окнах машины две маленькие фигурки.
— Так это мои внуки, которых я в глаза не видела? — прошептала она.
Рука сама потянулась к кнопке замка. Но Галина Петровна её отдёрнула.
— Нет! — сказала она в трубку. — Нечего было восемь лет назад хлопать дверью! Нечего было кричать, что у меня слишком маленькая квартира для твоей семьи!
— Мам, я был дураком тогда…
— А теперь что, поумнел? — она почувствовала, как голос становится злым, режущим. — Или просто жить негде стало?
Молчание в трубке затянулось. Галина Петровна представила, как там, внизу, сын переглядывается с женой, как та подталкивает его сказать что-то ещё.
— У нас проблемы с жильём, — наконец признался Андрей. — Съёмную квартиру хозяйка продала. А найти другую… цены такие сейчас…
— Ага! — победно воскликнула Галина Петровна. — Вот оно как! Значит, когда у тебя всё хорошо было, мать не нужна была. А как проблемы — сразу бегом к маме!
— Это не так…
— Как не так?! — она практически кричала теперь. — Кто тебе жизнь подарил? Кто ночами не спал, когда ты болел? Кто тебе институт оплачивал, на двух работах вкалывая?
— Мам…
— Не мамкай меня! Я для тебя уже не мать! Сам сказал восемь лет назад — сжигаешь за собой мосты!
Галина Петровна бросила трубку и отошла от домофона. В квартире стояла мёртвая тишина. Только старые часы на кухне монотонно отбивали секунды, да соседский телевизор глухо бормотал за стенкой.
Она прошла в комнату и опустилась в потёртое кресло. На столике рядом лежала толстая папка с документами — завещание, которое она составила месяц назад. Квартиру она решила оставить племяннице Оле. Той самой Оле, которая каждую неделю звонила, справлялась о здоровье, иногда приезжала с внуками.
А теперь вот… родной сын под окнами стоит.
Снова зазвонил домофон.
— Галина Петровна, — женский голос был твёрдым, уверенным. — Я понимаю, что мы не имеем права просить. Но выслушайте нас, пожалуйста. Пять минут.
— Кто ты такая, чтобы от имени моего сына говорить? — огрызнулась Галина Петровна.
— Я Ольга. Жена Андрея. И мать ваших внуков.
От последних слов что-то дрогнуло в груди. Внуки… У неё есть внуки, которых она никогда не видела, не держала на руках, не покупала им подарки.
— Галине Петровне, — голос Ольги стал мягче, — мы знаем, что поступили неправильно. Что причинили вам боль. Но дети ни в чём не виноваты.
Галина Петровна снова подошла к окну. В машине действительно сидели двое детей. Девочка постарше прижалась лицом к стеклу, разглядывая дом. Мальчик помладше что-то рисовал пальцем на запотевшем стекле.
— Дети, за что? — пробормотала она.
Но тут же одёрнула себя. Нет, она не поддастся на жалость. Восемь лет они прекрасно жили без неё. И дальше проживут.
Галина Петровна опустилась на диван и закрыла глаза. Восемь лет назад в этой же комнате Андрей швырял в неё слова как камни.
— Мать, твоя двушка не резиновая! Мы втроём жить не можем в одной комнате!
— А куда мне деться? — тогда она ещё пыталась оправдываться. — Это моя квартира, я её сорок лет выплачивала!
— Значит, твоя квартира дороже родного сына! — орал он, размахивая руками. — Продавай её к чёртовой матери, покупай трёшку! Или мы уходим навсегда!
— Уходите! — сорвалась тогда и она. — Мне надоело, что ты мне указываешь, что делать в моём доме!
И он ушёл. Хлопнув дверью так, что штукатурка посыпалась. А молодая жена шла за ним, поглаживая живот — была беременная вторым.
Первые полгода Галина Петровна ждала. Думала, остынет, позвонит. Сын же, не чужой. Но месяцы шли, а телефон молчал. Она узнала адрес через общих знакомых, ездила к ним. Стояла у подъезда, как сейчас он стоит у неё. Но Андрей даже выходить не стал.
— Передайте, что мать в больнице, — наказала она соседке, когда лежала с инфарктом три года назад.
— Передавала, — развела руками та потом. — Сказал, что его матери давно нет.
Эти слова до сих пор отзывались болью в груди.
— Мам! — снова голос в домофоне. — Пожалуйста!
Теперь говорил сам Андрей. И в голосе слышалось что-то такое… отчаяние, что ли?
— Нас выселяют завтра утром! — крикнул он. — Мебель уже на улице! Детям негде ночевать!
Галина Петровна дёрнулась. Неужели настолько всё плохо? Она снова выглянула в окно. Да, на крыше машины что-то привязано. Детские вещи, походу.
— А где твоя гордость? — спросила она в трубку. — Где принципы?
— Мам, я готов на коленях стоять, — голос Андрея дрожал. — Но не на улице же детей оставлять!
Она представила маленькую девочку и мальчика в холодной машине. Наверное, голодные. Замёрзшие.
— Мама, — неожиданно в трубке прозвучал детский голос, — можно к вам в гости?
Галина Петровна схватилась за сердце. Внучка! Её внучка с ней говорит!
— Меня Настя зовут, — продолжал звонкий голосок. — А братика Артём. Мы хорошие, не шумим.
— Детка… — прошептала Галина Петровна.
— Настя, не надо, — услышала она голос Ольги. — Иди в машину.
— Нет! — капризно ответила девочка. — Хочу с бабушкой поговорить! Папа сказал, что у меня есть бабушка!
Слёзы подступили к горлу. Бабушка… Её называют бабушкой. А она даже не знает, как выглядят её внуки.
— Настенька, — позвала она тихо.
— Да! Вы правда моя бабушка? А почему мы к вам раньше не приезжали?
Галина Петровна зажмурилась. Что ответить ребёнку? Что взрослые иногда бывают глупее детей?
— Мам, — снова Андрей, — отпустите нас хотя бы переночевать. Завтра что-нибудь придумаем.
Рука потянулась к кнопке. Но воспоминания нахлынули снова — как он кричал тогда, что она эгоистка, что думает только о себе. Как унижал её, требуя продать квартиру.
— Нет, — сказала она твёрдо. — Поищите гостиницу.
И выключила домофон.
Галина Петровна прошла на кухню и принялась хлопать дверцами шкафчиков. Руки дрожали, нужно было их чем-то занять. Достала банку с чаем, поставила чайник.
За окном послышались детские голоса.
— Папа, а почему бабушка нас не пускает? — спрашивала девочка.
— Потому что мы ей не нужны, — отвечал мужской голос. Андрей. — Давно не нужны.
— А может, она нас боится? — предположил мальчишеский голосок. — Вдруг думает, что мы хулиганы?
— Не хулиганы мы, Артёмка, — вздохнула женщина. — Просто… взрослые иногда не умеют прощать.
Галина Петровна замерла у плиты. Не умеют прощать? А кто должен просить прощения-то?
Раздался стук в дверь. Не в подъездную — прямо в квартиру.
— Галочка, ты что там творишь? — голос соседки Веры Семёновны. — Весь двор на ушах! Дети на холоде мёрзнут!
Галина Петровна нехотя пошла открывать. Вера Семёновна стояла на пороге с укоризненным видом, запахнувшись в старенький пуховик.
— Слушай, что за бессердечие такое? — начала та с порога. — Внуков на улице держишь!
— Не лезь не в своё дело! — огрызнулась Галина Петровна.
— Как не в своё? Я эту девочку видела — копия тебя в детстве! Такие же глаза хитрые, такой же подбородок упрямый!
— Откуда ты знаешь, какая я была в детстве?
— Сорок лет рядом живём! И фотографии твои видела! — Вера Семёновна протиснулась в прихожую. — А мальчишка — вылитый твой Андрюшка в том возрасте. Помнишь, как он у меня велосипед починить просил?
Галина Петровна помнила. Андрей тогда часами возился в подвале с Верой Семёновной, которая работала слесарем. Та учила его гайки крутить, объясняла, как механизмы устроены.
— Вера, не надо, — устало проговорила она.
— Надо! — та сбросила пуховик и прошла в комнату. — Ты посмотри, что творится!
Она подошла к окну и отдёрнула штору. Внизу картина была печальная — Андрей разгружал машину, складывая какие-то коробки прямо на асфальт. Дети стояли рядом, жались друг к дружке.
— Видишь? — Вера Семёновна ткнула пальцем в стекло. — Девочка плачет!
Действительно, Настя утирала слёзы рукавом куртки. А Артём пытался её обнять своими маленькими ручками.
— Не моя вина, что у них проблемы, — попыталась оправдаться Галина Петровна, но голос дрогнул.
— Твоя! — отрезала Вера Семёновна. — Потому что ты — бабушка! А бабушки внуков защищают, а не наказывают за грехи родителей!
— Они восемь лет без меня жили!
— А ты без них! И кому хуже было?
Галина Петровна отвернулась от окна. Хуже было ей. Каждый день, каждый час. Особенно в праздники, когда по телевизору показывали счастливые семьи с детьми.
— Вера, ты не понимаешь…
— Понимаю! — та схватила её за руки. — Ты гордость свою бережёшь больше, чем внуков! А гордость в могилу с собой заберёшь, а дети вырастут и забудут, что бабушка у них была!
В этот момент снизу донёсся детский плач. Протяжный, безутешный.
— Мам, Артём заболел! — кричал Андрей. — У него температура!
Галина Петровна бросилась к окну. Мальчик сидел на коробке, раскачиваясь, а Ольга ощупывала ему лоб.
— Надо в больницу ехать! — говорила она Андрею. — Но машина сломалась!
— Вызывай скорую!
— На сотовом деньги кончились!
Вера Семёновна посмотрела на Галину Петровну выжидающе.
— Ну что, ещё будешь упрямиться? Ребёнок болеет!
Галина Петровна стояла, сжав кулаки. Внук болен. Её внук. А она держит его на улице в ноябрьский холод.
— Галка! — Вера Семёновна потрясла её за плечо. — Ты же не бездушная!
Снизу опять крик:
— Мама, давай к тёте Оле поедем! Она добрая!
— Какая тётя Оля? — спросила Настя сквозь слёзы.
— Двоюродная сестра папы. У неё квартира большая…
Галина Петровна застыла. Оля? Та самая племянница, которой она собиралась оставить квартиру? Получается, Андрей даже не знает про завещание. Думает, что у тёти Оли места больше, чем у родной матери.
Что-то болезненно сжалось в груди.
— Поедем к тёте Оле! — снова крикнул Андрей снизу.
Галина Петровна схватилась за подоконник. Значит, все эти годы он поддерживал отношения с Олей? Ездил к ней в гости, знакомил детей? А от родной матери отрёкся?
— Вот сволочь! — вырвалось у неё.
— Галка! — одёрнула Вера Семёновна. — Ребёнок болеет, а ты…
— Да знаю я, что болеет! — взорвалась Галина Петровна. — Но почему я должна их спасать? Где они были, когда мне плохо было?
— А ты их искала? — тихо спросила соседка.
— Искала! Ездила к ним! Стояла у подъезда, как дура!
— А дальше? Написала письмо? Позвонила через знакомых? Или гордость не позволила?
Галина Петровна замолчала. Действительно, после того, как Андрей отказался её видеть, она больше не пыталась. Решила: раз так, значит, не нужна я ему.
— Мам! — снизу опять крик. — Он горячий совсем! Артёмка, держись!
Она выглянула в окно. Мальчик лежал уже на заднем сиденье машины, Ольга поливала ему лицо водой из бутылки. Настя стояла рядом, плакала.
— Папа, а вдруг он умрёт? — спросила девочка.
— Не умрёт, — но голос Андрея дрожал. — Не умрёт, солнышко.
Галина Петровна вспомнила, как сама таскала маленького Андрея по больницам. Ангины, бронхиты, сломанная рука… Каждый раз сердце обливалось кровью от страха потерять его.
— А если твой внук сейчас умрёт? — спросила Вера Семёновна, словно прочитав мысли. — Что будешь себе говорить?
— Не умрёт, — прошептала Галина Петровна.
— А если умрёт? От воспаления лёгких? От простуды? Что тогда?
— Замолчи!
— Не замолчу! — Вера Семёновна схватила её за плечи. — Ты всю жизнь потом себя винить будешь! Каждый день, каждую ночь!
Внизу Андрей судорожно копался в карманах, искал мелочь для таксофона. Ольга качала мальчика на руках, пела что-то тихое. Настя жалась к машине, дрожа от холода.
— Слушай, — Андрей бросил трубку таксофона, — может, соседи помогут? Попросим скорую вызвать?
— Андрюша, который час? — ответила Ольга. — Половина одиннадцатого. Люди спят.
— А что делать?!
Галина Петровна видела, как он мечется, растерянный, испуганный. Такой же, как тридцать лет назад, когда не знал, как поступить. Только тогда она была рядом, подсказывала, помогала.
— Мам, — тихо позвала она в открытое окно.
Андрей поднял голову. Даже в темноте было видно, что лицо у него мокрое от слёз.
— Мам! — крикнул он. — Помоги! Я не знаю, что делать!
— Вот теперь вспомнил, что мать у тебя есть? — но голос прозвучал не так зло, как хотелось.
— Вспомнил! Прости меня, дура я была! Но сейчас не время! Артёмка горит весь!
Галина Петровна отошла от окна, прошла в комнату, взяла со столика папку с завещанием. Полистала. «Квартиру по адресу… оставляю племяннице Ольге Сергеевне…»
— Знаешь, что самое обидное? — сказала она Вере Семёновне. — Я завещание составила. Оле. Думала, раз сын отрёкся, пусть хоть племянница порадуется.
— И что теперь?
— А теперь выясняется, что он к этой Оле с детьми ездит! Что она им родней, чем я!
— Галка, — устало вздохнула Вера Семёновна, — может, он просто не знает, как к тебе подойти? Как извиниться? Восемь лет прошло — привычка уже.
— Какая привычка?
— Жить без мамы. Он, может, каждый день думал о тебе, а подойти боялся. Гордость тоже штука заразная.
Галина Петровна снова подошла к окну. Андрей сидел на корточках возле машины, гладил сына по голове. Настя устроилась рядом с братом, укрыла его своей курткой.
— Артёмка, не болей, — шептала она. — Я тебе завтра мороженое куплю.
— Какое мороженое? — слабо улыбнулся мальчик. — Зима же.
— Ну и что? Зимнее мороженое самое вкусное!
Галина Петровна прижала руку к сердцу. Боже, какие они маленькие. Беззащитные. А она их на улице держит, как чужих.
— Мам, — вдруг сказал Андрей, не поднимая головы, — я знаю, что не имею права просить. Знаю, что сам виноват во всём. Но если ты меня простишь… я обещаю… всё будет по-другому.
— Какое «по-другому»? — крикнула она в окно.
— Не знаю! — он поднял голову, посмотрел на её окно. — Я найду работу лучше! Буду тебе помогать! Внуков приводить! Только не оставляй нас сейчас!
Вера Семёновна молча пошла в прихожую, взяла ключи с полочки.
— Что ты делаешь? — спросила Галина Петровна.
— Иду открывать подъезд, — ответила та. — А ты решай — бабушка ты или нет.
Галина Петровна стояла у окна, сжимая папку с завещанием. Внизу Вера Семёновна уже открывала дверь подъезда.
— Поднимайтесь! — крикнула соседка. — Галка, готовь кровать!
— Я ничего не сказала! — возмутилась Галина Петровна.
— А я сказала! — отозвалась Вера Семёновна. — И хватит дурить! Ребёнок заболел!
Андрей поднял мальчика на руки, Ольга взяла Настю за руку. Через минуту они уже поднимались по лестнице. Галина Петровна слышала, как Настя спрашивает:
— Мам, а бабушка добрая?
— Не знаю, доченька, — отвечала Ольга. — Надеюсь.
Они остановились у двери. Галина Петровна не открывала.
— Мам, — тихо позвал Андрей. — Пожалуйста.
Она повернула ключ в замке, отступила назад. На пороге стоял её сын — постаревший, усталый, с больным ребёнком на руках. Рядом молодая женщина с девочкой.
— Заходите, — буркнула Галина Петровна.
Артём был действительно горячий, дышал тяжело. Галина Петровна машинально потрогала ему лоб — материнский инстинкт сработал раньше обид.
— Раздевайте его, кладите на диван, — скомандовала она. — Вера, вызывай скорую. Телефон на кухне.
— Бабушка? — прошептал мальчик, открывая глаза.
— Да, внучек, — сердце дрогнуло. — Бабушка.
— А вы красивая, — улыбнулся он слабо. — Папа говорил, что вы красивая.
Галина Петровна почувствовала, как навёртываются слёзы. Андрей говорил детям о ней? Значит, помнил?
— Отдыхай, Артёмка, — прошептала она, поправляя подушку.
Настя стояла в углу, не решаясь подойти.
— Иди сюда, — позвала Галина Петровна.
Девочка осторожно приблизилась.
— Вы не будете на нас ругаться? — спросила она. — Мы правда хорошие.
— Знаю, — Галина Петровна присела рядом. — Вижу, что хорошие.
Андрей стоял у двери, не зная, что сказать.
— Спасибо, — выдавил он наконец.
— Не благодари, — отрезала Галина Петровна. — Я не для тебя это делаю.
— Понимаю.
— Ничего ты не понимаешь! — вспыхнула она. — Восемь лет молчал! Восемь лет я не знала, живы ли вы, здоровы ли!
— Мам…
— Не мамкай! — но злость уже выдыхалась. — Думаешь, легко было? Думаешь, я не скучала?
Ольга тихо взяла Настю за руку, увела на кухню. Чувствовала — разговор будет серьёзный.
— Скучал, — сказал Андрей. — Каждый день. Но гордость…
— Какая гордость?! — Галина Петровна села в кресло, обхватила голову руками. — Мы оба дураки. Восемь лет потеряли из-за дурацкой гордости.
— Я хотел позвонить, — тихо признался он. — Много раз номер набирал. Но клал трубку.
— А я ездила к вам. Стояла у подъезда. А подняться не решалась.
Они молчали. Артём сопел на диване, за окном выла сирена скорой.
— Мам, — сказал Андрей, — я не прошу прощения. Знаю, что не заслужил. Но дай мне шанс… исправиться.
Галина Петровна посмотрела на завещание в своих руках. Потом разорвала его пополам.
— Один шанс, — сказала она. — Последний.
Андрей кивнул, вытирая глаза.
— А теперь иди помоги врачам поднять носилки, — добавила она. — И запомни — это теперь наш дом. Всех нас.
