— Как это ты уже продала свою квартиру? Я обещал, что Катька в ней жить станет! – ругался муж.
Лена молча поставила чашку на стол. Руки дрожали.
— Ты ничего не обещал, Саша. Ты просто ей сказал: «Разберёмся». А потом два месяца молчал.
— Разберёмся – это и есть обещание! Катя рассчитывала на эту квартиру!
— Твоя дочь рассчитывала на мою квартиру? – Лена подняла голову. – На квартиру, которую я покупала на деньги от продажи моей комнаты в коммуналке? Которую я одна оформляла, одна платила за ремонт?
— Она думала, что ты ей поможешь! После развода с мужем ей негде жить!
— У неё есть ты, ее отец.
— У меня ничего нет здесь! Моя квартира в пригороде, ты прекрасно знаешь!
— Но зато не съемная!
Саша побагровел.
— Ты специально всё испортила! Назло мне!
— Назло? – Лена усмехнулась. – Я продала квартиру, потому что мне нужны деньги. На операцию матери. Помнишь, я тебе говорила?
— Это могло подождать.
— Нет, не могло.
Саша прошёлся по кухне, нервно теребя ремень.
— Катя плакала всю ночь. Она уже обои выбирала!
— Обои? – Лена поперхнулась чаем. – В моей квартире?
— Ну да! Мы же думали… ты же говорила, что можно посмотреть планировку…
— Я показывала планировку, когда вы спрашивали, какая у меня площадь. Это не значило «приходите жить».
— Для семьи ничего не жалко, ты так говорила, кажется?
— Для семьи? – Лена встала. – Саша, твоя дочь на моём дне рождения сказала, что я «временная жена». При гостях. И ты промолчал.
— Она пошутила!
— Она всегда шутит. Когда говорит, что я готовлю невкусно. Что ношу старушечьи платья. Что у меня «стерва-лицо». Всё это шутки, да?
Саша отвернулся к окну.
— Ты слишком чувствительная.
— Может быть.
— Продала, значит, неизвестно кому. За сколько хоть?
— За сколько надо. Деньги мои.
Саша резко обернулся.
— А как же я? Я что, совсем не считаюсь?
— Ты? – Лена устало села. – А ты что для этой квартиры сделал?
— Я… я твой муж!
— Три года. Из которых два ты требовал, чтобы я прописала туда Катю. А потом чтобы она там «иногда ночевала». А потом чтобы она там «временно пожила». Это никогда не кончится, да, Саша?
— Ты эгоистка.
— Наверное.
Повисла тишина. Саша ходил из угла в угол, дёргая себя за воротник рубашки.
— Значит, всё? – наконец спросил он. – Даже поговорить нельзя?
— Говори.
— Катя могла бы снимать у покупателей. За полцены. Ты могла бы договориться.
Лена медленно выдохнула.
— Саша, квартиру купила семейная пара с двумя детьми. Они въезжают через неделю. Им нужно жильё, они продали своё. Понимаешь? У них тоже есть жизнь.
— А у моей дочери нет?
— Есть. И у этой жизни есть отец. Который может ей помочь.
— На какие деньги? У меня кредит за машину.
— А у меня операция матери. Пятьсот тысяч. Это важнее кредита на машину?
Саша сжал кулаки.
— Ты всё перевернула! Я просто хотел помочь дочери, а ты устроила драму!
— Драму устроила? – Лена встала. – Это ты пришёл и начал кричать. Ты даже не спросил, как мама. Жива ли она ещё.
— При чём тут твоя мать?
— При том, что ради неё я всё это и затеяла! Продала единственное жильё! А ты думаешь только о Кате и её обоях!
— Она моя дочь!
— И я твоя жена! Или нет?
Саша замолчал. Лена видела, как он что-то прикидывает, взвешивает, ищет нужные слова.
— Лен, — наконец сказал он тише. — Давай без эмоций. Я понимаю, мать – это святое. Но подумай: Катя молодая, ей строить жизнь. А твоей маме… сколько ей?
— Шестьдесят восемь.
— Вот видишь. Я не хочу быть жестоким, но… операция – это не гарантия. А квартира – это реальная помощь реальному человеку.
Лена смотрела на него так долго, что он начал ёрзать.
— Ты сейчас серьёзно? – спросила она очень тихо.
— Я просто говорю, как есть.
— Как есть, значит. – Лена кивнула. – Хорошо. Тогда я тоже скажу, как есть. Собирай вещи.
— Что?
— Съезжай. Сегодня.
Саша побледнел.
— Ты меня выгоняешь?
— Я прошу тебя уйти. Из этой квартиры.
— Это наша квартира!
— Нет. Это квартира, которую мы решили снимать вместе, когда между нами все только начиналось…
— Лена…
— Уходи, Саша.
— Мы же можем всё обсудить!
— Обсуждать нечего. Ты только что сказал, что моей матери можно не лечиться, потому что ей шестьдесят восемь. А твоей дочери нужна квартира, потому что она молодая. Мне с тобой больше не о чем говорить.
— Я не то имел в виду!
— Имел. Именно то.
Саша схватил её за руку.
— Лен, прости. Я дурак, ладно? Просто устал, понервничал. Катя мне всю душу вымотала. Прости.
Лена высвободила руку.
— Знаешь, что самое страшное? Не то, что ты это сказал. А то, что ты это подумал. И думаешь до сих пор.
— Нет!
— Да. Ты считаешь, что я должна была отдать квартиру Кате. Или хотя бы спросить у тебя разрешения на продажу.
— Ну… в семье же принято советоваться…
— В семье принято не считать тещу лишней.
Саша вздохнул.
— Ладно. Хорошо. Я неправ. Прости. Давай начнём сначала.
— Нет.
— Лена!
— Уходи. Пожалуйста.
Он смотрел на неё ещё минуту, потом развернулся и вышел. Хлопнула дверь.
Лена опустилась на стул и закрыла лицо руками.
Катя объявилась через три дня. Позвонила в дверь, когда Лена собиралась на работу.
— Нам нужно поговорить, — сказала она с порога.
— Мне некогда.
— Найди время. Это важно.
Лена пропустила её. Катя прошла на кухню, огляделась.
— Папы нет?
— Нет.
— Съехал?
— Да.
Катя кивнула, села за стол. Лена осталась стоять.
— Ты понимаешь, что натворила? – спросила Катя.
— Продала свою квартиру.
— Разрушила семью.
— Разрушила? – Лена усмехнулась. – Катя, у нас не было семьи. У нас было сожительство с постоянными претензиями.
— Это ты так видишь.
— Это так и есть.
Катя достала телефон, положила на стол.
— Я записала, как папа плачет. Хочешь послушать?
Лена похолодела.
— Зачем ты это записывала?
— Чтобы ты услышала. Чтобы поняла, что сделала.
— Я ничего слушать не буду.
— Будешь. – Катя включила запись.
Из динамика донёсся мужской голос – сдавленный, пьяный, жалкий: «Я так старался… я думал, мы семья… а она… она просто взяла и всё уничтожила…»
— Выключи, — тихо сказала Лена.
— Нет. Слушай.
«…даже не спросила… как будто я никто… как будто Катька никто…»
— Выключи немедленно!
Катя убрала телефон.
— Вот так ему больно. Понимаешь?
Лена села напротив.
— Понимаю. Но это не моя вина.
— Твоя. Ты продала квартиру.
— Свою квартиру.
— Которую могла отдать семье!
— Какой семье, Катя? Мы с твоим отцом расписаны три года. Ты меня ненавидишь с первого дня. О какой семье речь?
— Я тебя не ненавижу.
— Нет? Тогда почему на каждом семейном ужине находишь повод меня унизить?
Катя пожала плечами.
— Я просто честная. Не люблю лицемерие.
— Честность – это когда говоришь правду, а не когда оскорбляешь.
— Если правда оскорбительна – это твои проблемы.
Лена устало потерла лоб.
— Зачем ты пришла, Катя?
— Хочу, чтобы ты вернула деньги.
— Что?
— Ну или договорилась с покупателями. Пусть сдают мне квартиру. За десять тысяч.
— За 10 тысяч? Рыночная цена в два раза выше.
— Ну и что? Ты же владелица. Была. Могла бы настоять.
— На каком основании?
— На человеческом.
Лена рассмеялась.
— Ты о человеческом? Ты, которая на моём юбилее сказала гостям, что я «удачно подгадала со смертью своего мужа, чтобы застолбить папу»?
Катя поморщилась.
— Я тогда выпила.
— Ты всегда пьёшь. И всегда находишь, что сказать.
— Ладно, хватит. Я не за этим пришла. Давай по делу: ты договариваешься с покупателями или возвращаешь деньги.
— Ничего я не буду делать.
— Тогда я подам в суд.
Лена замерла.
— На каком основании?
— На том, что квартира куплена в браке.
— Нет. Я купила её до встречи с твоим отцом.
— Но ремонт был в браке!
— Ремонт оплачивала я. Одна. Тоже до встречи с ним.
Катя встала.
— Мы найдём основания. Юрист сказал – можно.
— Какой юрист?
— Неважно. Главное, что можно. И я сделаю всё, чтобы ты пожалела.
Лена тоже встала.
— Катя, я понимаю, что тебе тяжело. Развод – это всегда больно. Но это не повод обвинять меня. Я не виновата в твоих проблемах. Не виновата, что твой муж ушел к другой…
— Ты виновата в том, что лишила меня крыши над головой!
— У тебя не было крыши над головой! Это была моя квартира!
— Которую ты обещала!
— Я ничего не обещала! Это твой отец обещал за меня!
Катя схватила сумку.
— Ладно. Увидимся в суде.
Она ушла, громко хлопнув дверью.
Лена стояла посреди прихожей и чувствовала, как внутри всё холодеет.
Звонок от Саши раздался вечером.
— Лен, это я.
— Слушаю.
— Не клади трубку, пожалуйста. Мне нужно кое-что сказать.
Молчание.
— Я знаю, что Катя к тебе приходила. И знаю, что она наговорила. Прости её. Она дура. Молодая ещё.
— Ей тридцать два, Саша.
— Ну… в душе молодая. Импульсивная.
— И хамоватая.
— Да, и это тоже. Слушай, насчёт суда – это всё ерунда. Она не подаст. Я ей объяснил, что шансов нет.
— Спасибо, что объяснил.
— Не за что. – Саша помолчал. – Как мать?
— Операция послезавтра.
— Понятно. Ну… держись.
— Спасибо.
— Лен, я… можно вопрос?
— Давай.
— А мы точно всё? Совсем?
Лена закрыла глаза.
— Да, Саша. Всё.
— Понятно. – Он шумно вздохнул. – Жаль. Мне правда жаль.
— Мне тоже.
Он положил трубку первым.
Лена села на диван, обхватила колени руками. За окном шёл дождь, по стеклу ползли капли. Она смотрела на них и думала о том, что всё правильно. Что по-другому нельзя было.
Но почему-то всё равно хотелось плакать.
Через неделю позвонила мать – слабым, но живым голосом.
— Ленок, я выжила.
— Выжила, мам. Молодец.
— Врач сказал – повезло. Ещё полгода – было бы поздно.
— Вот видишь. Успели.
— Спасибо тебе, доченька. Я знаю, чего это стоило.
— Не говори глупости.
— Знаю. Квартиру продала.
— Ну и что? Квартира не человек.
— А Саша?
— А что Саша? Он звонил. Извинялся. Говорил, что всё понял.
Лена усмехнулась.
— Всё понял. Хорошая фраза. Может, вернёшь?
— Нет, мам.
— Жалко. Он вроде ничего.
— Ничего. Пока дело не касается дочери.
— Ну, детей надо любить.
— Любить – да. Но не в ущерб жене.
Мать вздохнула.
— Ладно, ты умная. Тебе виднее.
— Отдыхай, мам. Скоро приеду.
— Приезжай. Соскучилась.
Лена повесила трубку и посмотрела на пустую квартиру. Может переехать со съемной к матери?
Саша появился через месяц. Постучал нерешительно.
— Можно?
— Заходи.
Он прошёл, огляделся. Похудел. Под глазами тени.
— Как мать?
— Восстанавливается. Спасибо, что спросил.
— Хорошо. – Он помолчал. – Лен, я не просто так. Хочу вернуть деньги.
— Какие деньги?
— Те, что на операцию. Сколько ты потратила – 500 тысяч? Вот.
Он протянул конверт.
Лена не взяла.
— Зачем?
— Потому что я был неправ. Потому что твоя мать важнее любой квартиры. Потому что я идиот.
— Не спорю. Но деньги уже не нужны. Отдай Катьке.
— Возьми. Мне это важно.
— А мне нет.
Саша сжал конверт.
— Лена, прошу. Мне нужно искупить вину.
— Вина не искупается деньгами.
— Чем тогда?
— Ничем. Она просто остаётся.
Он опустил руки.
— Я понял это слишком поздно, да?
— Да.
— И шанса больше нет?
— Нет.
Саша кивнул, положил конверт на стол.
— Ладно. Пусть лежат. Потратишь на что-нибудь.
— Саша…
— Не надо. Я всё понял. Правда.
Он развернулся к двери, но на пороге остановился.
— Лен, последний вопрос. Если бы я сразу поддержал тебя… насчёт операции… мы бы сейчас были вместе?
Лена задумалась.
— Не знаю. Может быть.
— Вот и я не знаю. – Он грустно улыбнулся. – Поэтому и спрашиваю.
Он ушёл, тихо прикрыв за собой дверь.
Лена взяла конверт, открыла. Внутри действительно были деньги – 500 тысяч ровно. Аккуратные пачки, перетянутые резинками.
Она долго смотрела на них, потом убрала в ящик стола.
Может, когда-нибудь потратит.
А может, просто вернёт.
Но это будет потом.
Сейчас же нужно было просто жить дальше.
Прошло полгода.
Мать выписали, Лена поселилась с ней, в ее квартире. Вдвоём было проще: делили расходы, по очереди готовили, вечерами смотрели сериалы.
Однажды мать спросила:
— Не скучаешь?
— По кому?
— По Саше.
Лена задумалась.
— Иногда. Но это проходит.
— А если бы он изменился?
— Люди не меняются, мам.
— Меняются. Просто медленно.
— Слишком медленно.
Мать улыбнулась.
— Может, ты права.
Они продолжили смотреть сериал.
За окном шёл снег, медленно укрывая город белым одеялом.
И Лена вдруг подумала, что счастье – это не квартира, не муж, не обещания.
Счастье – это когда знаешь, что сделала все правильно.
И спишь спокойно.
