— Пааап! Она опять выбросила мамины вещи! — Анфиса влетела в гараж так стремительно, что едва не споткнулась о разбросанные инструменты.
В нос ударил привычный запах машинного масла и металла.
Отец, как обычно, возился под старенькой Honda, и были видны только его ноги в испачканном комбинезоне.
— Что случилось, малыш? — донёсся приглушённый голос, и через секунду Дмитрий выкатился на рабочей тележке. Его лицо было измазано машинным маслом, а в тёмных волосах запутались металлические стружки.
Двенадцатилетняя Анфиса стояла, сжав кулаки.
Её каштановые волосы, собранные в небрежный хвост, растрепались, а на щеках горели красные пятна от возмущения.
— Марина… она… она выкинула мамину шкатулку с украшениями! — голос девочки дрожал. — Сказала, что это старьё только место занимает! Представляешь?! А там было мамино обручальное кольцо и цепочка, которую ты ей подарил на первую годовщину…
Дмитрий медленно поднялся, вытирая руки ветошью. В его серых глазах проблеснула боль..
— Я обязательно поговорю с ней, — он попытался обнять дочь, но та отстранилась.
— Ты ВСЕГДА так говоришь! — выкрикнула Анфиса. — Но ничего не меняется! Она делает, что хочет, а ты… ты просто молчишь!
Тяжёлая металлическая дверь гаража с грохотом захлопнулась за спиной убегающей девочки. Дмитрий устало прислонился к верстаку, глядя на старую фотографию, приколотую к стене. С неё улыбалась красивая женщина с такими же каштановыми волосами, как у Анфисы.
— Прости, Леночка, — прошептал он. — Я всё испортил…
Это началось полгода назад.
Анфиса помнила тот вечер до мельчайших подробностей.
Она сидела за домашним заданием по алгебре, когда входная дверь открылась, и голос отца произнёс:
— Фиса, спустись, пожалуйста! Хочу тебя кое с кем познакомить.
В гостиной стояла высокая эффектная женщина. Безупречный макияж, дорогое платье, туфли на шпильках – она казалась инопланетянкой в их уютном, слегка неряшливом доме.
— Это Марина, — сказал отец, и Анфиса впервые за три года после маминой смерти увидела, как его глаза светятся. — Мы познакомились на презентации нового автосалона.
— Какая у тебя чудесная дочка! — пропела Марина с улыбкой, которая почему-то не затронула её холодных зелёных глаз. — Сколько тебе, солнышко? Одиннадцать?
— Двенадцать, — буркнула Анфиса, разглядывая идеальный маникюр гостьи. Мама никогда не красила ногти – говорила, что это мешает готовить и возиться в саду.
— О, уже такая большая! — Марина повернулась к Дмитрию. — Милый, может, сходим куда-нибудь поужинать? Я знаю чудесный ресторан…
Анфиса поднялась к себе, чувствуя, как внутри растёт непонятная тревога. А через неделю Марина переехала к ним.
Изменения начались сразу же. Сначала исчезли мамины фотографии со стен.
— Милый, — говорила Марина, развешивая какие-то абстрактные картины, — нужно двигаться дальше. К тому же, это создаёт гнетущую атмосферу.
Потом настала очередь мебели. Старый диван, на котором они всей семьёй смотрели фильмы, уступил место огромному кожаному монстру.
— Это же просто отстой! — морщилась Марина. — Как можно было держать такое старьё?
Туфли Марины заполонили прихожую, косметика – ванную комнату. Она не готовила («Зачем напрягаться, когда есть доставка?»), не убиралась («У меня маникюр свежий!») и постоянно требовала внимания отца.
Анфиса честно пыталась наладить отношения. Вызывалась помыть посуду, хотя раньше этим занимался папа. Предлагала вместе приготовить ужин. Даже пыталась интересоваться модой – главным увлечением Марины.
Но каждая попытка наталкивалась на стену презрения.
— Боже, как можно ходить в ЭТОМ? — Марина демонстративно морщила нос, глядя на любимые потёртые кеды Анфисы.
— Детка, у тебя совершенно нет вкуса. Вся в отца! — закатывала она глаза, когда девочка надевала свою любимую толстовку с пандой.
А потом случилось то, что окончательно разрушило равновесие…
Это был обычный вторник.
Анфиса вернулась из школы пораньше – отменили последний урок.
Поднимаясь по лестнице, она услышала пронзительный крик:
— ЧТО ЭТО ЗА МЕРЗОСТЬ?!
Сердце ёкнуло. Голос Марины доносился из её, Анфисиной, комнаты. Девочка взлетела по ступенькам и замерла в дверях.
Марина стояла посреди комнаты, брезгливо указывая наманикюренным пальцем на клетку с Пушинкой – любимой шиншиллой Анфисы. Зверёк испуганно прижался к решётке.
— Это… это моя Пушинка, — пролепетала девочка, чувствуя, как к горлу подкатывает комок.
— КРЫСА! — Марина схватилась за сердце. — Ты держишь в доме КРЫСУ?! Дима! ДИМА!
— Это не крыса! — Анфиса кинулась к клетке. — Это шиншилла! Папа сам подарил мне её на день рождения!
— Что здесь происходит? — Дмитрий появился в дверях. Он только вернулся с работы, даже не успел переодеться.
— В нашем доме живёт ГРЫЗУН! — Марина прижала ладонь ко лбу. — Я не могу… это же антисанитария! А если он сбежит? А если укусит меня?
— Пушинка никого не кусает! — в глазах Анфисы стояли слёзы. — Пап, скажи ей! Ты же сам говорил, что шиншиллы – самые чистоплотные животные…
Дмитрий переводил растерянный взгляд с дочери на Марину и обратно. На его лице отражалась внутренняя борьба.
— Может, действительно стоит… — начал он неуверенно.
— Нет! — Анфиса схватила клетку. — Не отдам! Это единственное, что у меня осталось! Вы уже всё маминое выкинули, теперь хотите…
Она не договорила. Прижимая к груди клетку с испуганной шиншиллой, выбежала из дома. Ноги сами понесли её в знакомом направлении – к спортивному комплексу, где три раза в неделю проходили тренировки по баскетболу.
Евгения Сергеевна как раз заканчивала занятие с младшей группой. Высокая, спортивная, с короткой стрижкой и добрыми карими глазами – она заметила состояние своей любимой ученицы сразу же.
— Фиса? Что случилось?
И тут прорвало. Анфиса разрыдалась, выплёскивая всё, что накопилось за эти месяцы. Про Марину, про мамины вещи, про то, как папа совсем перестал её замечать…
Евгения Сергеевна молча обнимала девочку, поглаживая по спине. От неё пахло спортивным залом и чем-то цветочным – такой простой, человеческий запах.
— А знаешь что? — наконец сказала она, когда Анфиса немного успокоилась. — Давай Пушинка поживёт пока у меня? У меня дома есть место, и я люблю животных. А когда всё наладится – заберёшь обратно.
Анфиса благодарно кивнула. С Евгенией Сергеевной было так… правильно. Она не делала замечаний по поводу внешности, не пыталась переделать. Просто понимала.
Тренер забрала клетку к себе домой, а потом отвезла Анфису обратно. Всю дорогу они говорили – о баскетболе, о школе, о том, как Евгения Сергеевна сама когда-то играла в юниорской сборной…
Дома их встретила тишина. Марина куда-то ушла, а отец сидел в гостиной, уставившись в выключенный телевизор.
— Всё будет хорошо, — шепнула Евгения Сергеевна на прощание. — Держись, малыш.
Следующие недели превратились в какой-то странный спектакль. Марина почти не бывала дома, постоянно пропадая на «фотосессиях» и «показах». Возвращалась поздно, от неё пахло чужим парфюмом.
Дмитрий делал вид, что ничего не замечает. Он всё больше времени проводил в гараже, возился с машинами клиентов до поздней ночи.
А потом наступила развязка.
Анфиса вернулась из школы раньше обычного – отменили физкультуру. Открыла дверь своим ключом и замерла: из кухни доносились приглушённые рыдания.
Отец сидел за столом, обхватив голову руками. Перед ним стояла почти пустая бутылка виски и лежал смятый листок бумаги.
— Пап? — осторожно позвала Анфиса.
Дмитрий поднял на дочь покрасневшие глаза:
— Прости меня, малыш. Я был таким идиотом…
Анфиса подошла ближе, разглядела размашистый почерк на записке:
«Прости, милый, но я встретила человека, который может дать мне то, что я заслуживаю. Не ищи меня. Марина.»
— Она… ушла? — тихо спросила девочка.
Отец кивнул, а потом вдруг разрыдался – первый раз на памяти Анфисы. Она обняла его за плечи, чувствуя, как по щекам текут собственные слёзы.
Они долго разговаривали. Впервые за много месяцев – действительно разговаривали. О маме, о том дне, когда разбился её самолёт, о том, как им обоим было тяжело…
— Знаешь, — сказал отец под утро, — я ведь начал встречаться с Мариной, потому что она была совсем не похожа на маму. Думал, так будет легче…
— А получилось наоборот? — тихо спросила Анфиса.
— Да. Потому что дело не в том, похож человек на кого-то или нет. Дело в том, что у него внутри.
Прошла неделя. Дмитрий и Анфиса потихоньку возвращались к прежней жизни. Марининых вещей в доме почти не осталось – она забрала их, пока они были на работе и в школе.
В субботу утром Анфиса собиралась на тренировку.
— Пап, — окликнула она отца, который возился с кофеваркой, — может, заедешь за мной после? Посмотришь, как я играю?
Дмитрий улыбнулся.
— Конечно, малыш.
Тренировка в тот день была особенной. Анфиса словно летала по площадке, забивая мяч раз за разом. А когда она увидела отца на трибуне, сердце наполнилось теплом.
После тренировки Евгения Сергеевна подошла к ним:
— Вы, должно быть, Анфисин папа? Наслышана о вас.
— Дмитрий, — отец протянул руку. — Спасибо вам за дочь. И за… за Пушинку.
— Кстати! — встрепенулась Анфиса. — Как она там?
— Отлично, — улыбнулась тренер. — Хотите заехать проведать?
Так они оказались в уютной квартире Евгении Сергеевны. Пушинка действительно освоилась – у неё появилась новая просторная клетка с лесенками и тоннелями.
— Вы сами всё это сделали? — удивился Дмитрий, разглядывая конструкцию.
— Люблю мастерить, — пожала плечами Евгения. — Кстати, не хотите чаю? У меня как раз пирог испёкся.
Они просидели до вечера. Говорили обо всём на свете – о спорте, о машинах (оказалось, Евгения когда-то работала автомехаником), о книгах… Анфиса с удивлением наблюдала за ними..
Через месяц Евгения Сергеевна стала заходить к ним домой. Сначала – проведать Пушинку, которую они забрали обратно. Потом – помочь с ремонтом, который давно откладывали. А потом…
— Фис, — позвал как-то отец, — нам нужно поговорить.
Они сидели на старом диване – том самом, который вернули из гаража, где он пылился при Марине.
— Мы с Женей… — Дмитрий запнулся. — В общем, я хочу, чтобы ты знала первой. Мы решили пожениться.
Анфиса молчала, разглядывая отца. А потом спросила только одно:
— Ты счастлив?
— Да, — просто ответил он. — Очень.
— Тогда я тоже, — улыбнулась девочка.
Свадьба была скромной – только близкие друзья и родные. Евгения была в простом белом платье, с букетом полевых цветов. «Зачем изображать то, чем не являешься?» — сказала она, когда подруги предлагали ей пышное торжество.
А потом началась их новая жизнь. Женя (так она просила себя называть дома) оказалась именно тем, кого им не хватало. Она не пыталась заменить маму – наоборот, сама предложила вернуть фотографии на стены.
— У каждого человека должна быть история, — сказала она. — И память о тех, кого любишь, — это важная её часть.
Теперь их дом наполнился новыми звуками: стук мяча во дворе, где Женя учила Анфису новым приёмам, звон посуды на кухне, где они вместе готовили ужин, смех над старыми семейными историями…
Однажды вечером Анфиса застала Женю разбирающей старые альбомы.
— Смотри, какая твоя мама красивая была, — сказала она, показывая фотографию. — У тебя её улыбка.
— Знаешь, — призналась Анфиса, — я раньше думала, что мачехи бывают только злыми, как в сказках.
Женя обняла её:
— А я думала, что никогда не смогу полюбить чужого ребёнка как своего. Мы обе ошибались, правда?
Фотография мамы по-прежнему стоит на прикроватной тумбочке Анфисы. Но теперь девочке кажется, что мама улыбается чуть иначе – словно одобряя их новое счастье.
А Пушинка? Она живёт в их гараже, в огромном вольере, который Дмитрий и Женя построили вместе. И когда отец возится с машинами, она составляет ему компанию – совсем как раньше это делала маленькая Анфиса.
