— Альбина, а ты с нами за стол сядешь? Или к себе? Ну, не совсем родня же. Вот предыдущая невестка – Инночка, она была роднее родного! На выставку – со мной, за покупками – вдвоем, куда-то лететь – она ни разу даже не обмолвилась, что я кому-то помешаю. Ты… ты какая-то не такая, не “нашенская”. Вадюша, что ты шикаешь? – захлопала она ресничками, — Не родная она. И внучата тоже от Инночки. Что? Я что-то не то говорю? Альбина, ты не принимай это близко к сердцу. Ты хорошая девушка, но… не наша. Чего обижаться на правду? Я прямолинейная тетка: что вижу, то говорю.
Что вижу, то пою.
Но все это сводилось к тому, что Альбина – простушка, которой даже есть рядом с ними нежелательно.
— Ага, и, как обычно, невпопад, — ответил сын. Вадим был зажат меж двух огней. Мама и его жена, — Мама, ты последи за тем, что ляпаешь.
— Чего обижаться на правду?
— Альбина моя жена. Она и мать моих детей.
— Мачеха, — расплылась в улыбке Маргарита Романовна, — Инночка их мать. Инночка не отлынивала от своего предназначения, и родила тебе погодок. Свадьба, медовый месяц, сын, и еще сын. И, на сносях, все по дому делала, за собой ухаживала, по выставкам ходила, в искусстве разбиралась и меня уважала.
Инночка да Инночка.
Никогда свекровь не упускала случая поговорить про предыдущую невестку, которая во всем была эталоном, а Альбина – просто пародия на этот невероятный, потрясающий и шедевральный оригинал.
— Ваша Инночка очень хороша, конечно, — заговорила Альбина, — Хорошо она вас прокатила, уехав на Мальту с кавалером.
Это было для Маргариты Романовны, как сигнал к действию.
Ей невестка развязала руки.
— Чтоб ты знала, Инночка прекрасная мать, но очень свободолюбивая, она не выдержала бытовухи. Это не всем дано! Ей надо путешествовать, плясать, творить!
— Она уж натворила…
— Чтоб ты знала, в царские времена дворянки тоже рожали и отдавали детей гувернанткам да кормилицам. Это было в порядке вещей.
— Графини вы наши! – прыснула от смеха Альбина, — Она у вас дворянка, а я – гувернантка? Прачка и кормилица?
— Заметь, не я это сказала!
— Брейк, дамы, — Вадим сглаживать углы не умеет, все у него неуклюже, — Инна сама утверждала, что материнство – не ее предназначение. У меня с ней уже нет ничего общего, мама. Дети – наши с Альбиной.
Маргарита Романовна настолько обожала бывшую невестку, что на руках бы носила, и даже, когда Инна сказала, что дети ей неважны, что все это (брак, рождение сыновей) – огромная ошибка, Маргарита Романовна обеляла невестку тем, что она “просто не из того теста”. Слишком высокодуховная. Таким обычно не до детей.
— Вадим, ты выдаешь желаемое за действительное. Альбина тебе так никого и не родила. Есть у меня все основания полагать, что она… ну… не родит. Не способна она. Сына, я прямолинейная женщина. Своим подчиненным я могу и жестче всю правду высказать, а с вами еще осторожничаю. Но все банально и очевидно. На что молодой девахе твои дети? Та-дам. Потому что у нее не будет своих.
— Не говорите обо мне так, будто меня тут нет, — Альбина покраснела.
Она поклялась Вадиму, что не наорет на Маргариту Романовну!
— Это и для тебя информация, прими к сведению, что другим тоже очевидно, почему ты не рожаешь своих! Я прямолинейна!
Но прямолинейна с теми, кто слабее, кто под ее влиянием, и кто не даст сдачи. С сыном, с подчиненными, со студентами (она иногда преподает курсы в университетах), и с Альбиной…
Еще она все докладывала Инночке.
Как ни прискорбно, но Инна, потеряв интерес к семье и детям, не потеряла интерес к сплетням и жизни бывшего мужа. Она как кукловод. Дергает за ниточки. Сидит за кулисами. Смотрит, чтобы бывший не был чересчур доволен своей жизнью.
— Тогда я тоже прямолинейна, Маргарита Романовна! Ваша Инна – самовлюбленный нарцисс, который палец о палец не ударит ради кого-то, даже ради детей. Из Вадима она просто тянула деньги. И сейчас бы тянула, несмотря на то, что сыновья живут с ним, но придумала бы что-нибудь в стиле “на жену тоже полагаются алименты”, а вы бы вынудили Вадика ей платить. Разумеется, чтобы оттяпать что-то и себе. Вас же тоже ничего, кроме финансового благосостояния и ваших пустых выставок непонятно какого искусства, не заботит!
— Не заботит?!
— Нет!
— Я тебе покажу, кто тут бабушка, кто детям мама, а кто – липовая мачеха!
Развязанный руки свекрови легко дотянулись до их семьи. Уезжать она никуда не спешила, свой круиз отложила, и осталась у них в гостях.
Чтобы дети слушались, считали тебя авторитетом, нужно долгим и упорным трудом добиваться их расположения. Или подкупить. Маргарита Романовна в совершенстве владела схемой “ни в чем не отказывай детям – и они сами пойдут за тобой”.
— Почему не спите? Я в девять сказала, что у вас отбой! – нагрянула в детскую Альбина.
— Нам уровень никак не пройти! Мне – седьмой, Владу – пятый! Ну, понятно, он еще мелюзга, – Степа, который никогда не засыпал, не пожелав маме “спокойной ночи”, сегодня вечером, когда она отправила их по кроватям, про нее и не вспомнил, зациклившись на чем-то. Видимо, думал про эту игру. Сейчас он тоже на маму не взглянул.
— Уровень? Я просила вас показывать сначала мне, во что вы будет играть, и что скачивать… — она увидела монстров с рогами и зеленоватых ящериц, которые кого-то тащили, — Это как вы скачали такую жуть?? У вас же родительский контроль стоит. Он бы это не пропустил.
— Бабушка сняла этот контроль. Сказала, что мы уже взрослые, и можем играть, во что захотим, — он переключился на персонажа в шипованных доспехах, — Прекрати нам диктовать, что скачивать, и во сколько ложиться. Мы уже сами знаем.
— Сдаем телефоны! Оба! Получите их через неделю, когда подумаете над своим поведением!
И вот первый гвоздь.
Оставшись без интернета, мальчики ополчились на Альбину.
Посеяв раздор, Маргарита не угомонилась.
Альбина подслушала, как та, за спиной, говорит про нее с мальчиками.
— Бабушка, а когда мама вернет телефоны? Три дня прошло. Мы уже подумали над своим поведением. Но страшно к ней подходить. Ты не спросишь у нее? Пожалуйста, — Степа мечтал вернуть игру.
— Степашка, а почему она “мама”? Говори просто “Альбина”. Твоя мама Инна.
Тут у них неразбериха.
Мальчишки, конечно, помнят родную маму, отдаленно и косвенно, но помнят. Она сейчас не участвует в их жизни, но поздравляет с праздниками, и ее эфемерное присутствие они все равно ощущают. Но “мама” для них Альбина.
— Спросишь у нее, бабуль? – Степа проигнорировал то, как бабушка сказала, что Альбина – не мама.
— Ай, и не надо спрашивать. Альбина вам никто. Спроси у папы. Или спроси у меня. Бабушка, твоя родненькая бабушка, тебе все разрешит, а не Альбина.
Дождавшись, когда сыновья увлекутся мультиками, Альбина вызвала свекровь на разговор:
— Не приучайте моего сына к тому, что я – мачеха.
— Но я прямолинейна, и это правда…
— А также правда заключается в том, что родная мать, Инна, никогда не вернется в Москву, чтобы выполнять свои родительские обязанности. Вы лишаете мальчиков чувства, что у них полная семья, что с ними мама, хоть и не родная, но не посторонняя женщина.
— Я говорю правду. Не больше и не меньше. Ты не любишь правду? Тебе не встречались честные люди, кроме меня и моего Вадика? Прискорбно. Но надо уже и адаптироваться к цивилизованному обществу, подстраиваться как-то под нас. А ты все строишь из себя невесть кого.
Отправить мат восвояси отказался Вадим.
— Что, я – нелюдь? Матери погостить не разрешу? Альбина, она может быть надоедливой и настырной, но она моя мама, которая вообще-то останавливается у нас раз в пятилетку. Уж не сломаешься.
— Она науськивает детей, что я им мачеха, какая-то левая Альбина!
— Но ты Альбина. Действительно, мачеха им.
— Тоже понабрался у мамы? Правду начал говорить?
— В правде нет ничего ужасного. Они тебя не разлюбят из-за того, что ты мачеха, да и знают они об этом, чай, не новорожденные. Какая катастрофа в том, что моя мама говорит просто то, что всем и без нее очевидно?
— Она родительский контроль с их телефонов сняла, кстати, не без твоей помощи, милый.
— Подумаешь, эка невидаль! Пацаны уж в школу ходят! Зачем их так контролировать? Ты как наседка.
Маргарита Романовна выживала Альбину.
Когда Альбина отнесла сыновьям телефоны с восстановленным, и даже усиленным, родительским контролем, Степа откликнулся:
— Себе оставь.
— Что за тон?
— Какой заслужила, — ответил он, — Неделю жили, как пещерные люди, без мобильников. Хорошо, что нам бабушка другие купила, и на них не запрещено ничего скачивать.
— А ну отдайте! – Альбина, огорошенная тем, как ей отвечает сын, выхватила у него телефон.
— Верни!
— Не заслужил!
— Не ты покупала и не тебе отбирать, Альбина!
Выпустив телефон из рук, Альбина подумала о том, какое шаткое у нее, оказывается, положение в семье. Свекровь напела тут, пошепталась там, подкупила здесь – и Альбину уже ни в грош не ставят.
Отгулы, которые она брала к приезду свекрови, она отгуляла и вернулась на работу.
В понедельник вечером, чтобы зря не расстраиваться лишний раз, Альбина даже не зашла в детскую, где над чем-то хохотали сыновья, муж и свекровь.
Женщина ополоснула посуду в раковине и запустила посудомойку.
Вскоре у нее запершило в горле, а дыхание как-то отяжелело.
“Надо бы предупредить их, что я простыла, чтобы не подходили близко, а то тоже подхватят” – Альбина наведалась к семье. И там-то ей стало ясно, почему горло першит, и дышать тяжело. Ненаглядная Маргарита Романовна прикупила детям попугая!
— Мама, смотри, это попугай ара, мы назвали его Ричардом, — сказал Влад, он хоть еще не так ополчился на нее.
— Апчхи!.. – ответила Альбина, — Апчхи! Апчхи!.. Вадик… Апчхи! Что… Происходит… Апчхи! Никаких… попугаев… Апчхи! Папа когда-то тоже завел попугая, и я чуть не… — она набрала побольше воздуха, чтобы договорить предложение до конца, — Чуть не попрощалась с жизнью! Апчхи! Вы что его уже выпускали полетать по квартире??
— Альбинка, но это не тот попугай. Это Ричард!
— Какая… Апчхи! Разница… Его надо куда-то отдать.
— Понятно, — фыркнул раздосадованный Степа, — Она в своем репертуаре. Когда всем хорошо, надо обязательно сделать так, чтобы всем стало плохо. Телефоны отбери. Попугая отдай друзьям, — он переломил поилку, — Ричард, не привыкай к нас! Сейчас Альбина тебя в зоомагазин сдаст!
Это говорил Степа, но слышалась свекровь. Ее суждения. И она-то 100% не упустила тот факт, что Альбине нельзя заводить попугаев!
— Альбин, тебе адаптироваться надо, — примирительно произнес Вадик, — Подождем немного. Вдруг ты привыкнешь именно к этому попугайчику, и не будешь чихать.
— Мамочка, ты его полюбишь, — чирикал, как птичка, Влад.
— Не пройдет у тебя – отдадим его Ковалевым, — муж глянул на мать – дескать, смотри, как надо управляться с Альбиной, — Но, если я окажусь прав, то и ты не пострадаешь, и у детей будет домашний питомец. Они так мечтали!
Альбина промолчала из-за старшего сына. Степа уже не зовет ее мамой.
— Только до завтра. К утру не будет улучшений – отдаем, — сказала Альбина.
— Мам, ты наш кумир!
К утру ей, понятное дело, не полегчает, но зато Степа увидит, на что она пошла ради них, и пропасть, разделившая их, может быть, сузится.
Лежа на подушке, Альбина понимала, что воздуха становится все меньше и меньше. Она беспрерывно чихала весь вечер. Капли, спреи, сиропы… Когда прилегла, то чихать стала меньше, а вот, чтобы сделать вдох, уже приходилось прикладывать усилие, через “не могу”. Она приподнималась на подушке, ворочалась, считала овец…
***
— Альбина! Альбина! – муж тряс ее за плечо. Альбина пошевелилась. Она во сне скатилась на пол, и, наверное, от этого “бум-с” и проснулся Вадим.
Когда она спала, ей мерещилось, что что-то летало над ними. Как снежинки.
— Воздух… Я…
— Выпей, вот, выпей, — он подсунул ей что-то, — И капли… Это облегчит отек, пока не приедет “скорая”.
Но ей было не проглотить.
— Это перья тут валяются? – спросила Альбина, взглянув на пол, усеянный чем-то белым, — Откуда?
— Я разорвал подушку.
— Зачем?
— На ней был кривой шов… Будто ее…
— Сшили вручную.
— Да, будто зашивали. Мама… позаимствовала у Ричарда несколько перьев, и вшила их в твою подушку. Это она. Больше просто некому. Прости… Она уехала отсюда. Минуту назад. Не понимаю, зачем она это сделала.
— Я хорошо понимаю. Хотела напугать…
— Попугай у соседей. Ковалевы заберут его утром. Мальчики тоже у соседей. Они так плакали, когда увидели тебя, что я не знал, за что хвататься.
Отныне Вадим виделся с мамой только на нейтральной территории.
