– Где кроссы мои? – дочь влетела в комнату, громко стукнув дверью о стоящий у стены стул.
– Лина, ну какие кроссы? Снег лежит.
– Где они, я спрашиваю?
– Я их постирала и убрала до весны. Надень сапоги.
– Они уродские, сама их носи. Я ж сказала, что не буду. Кроссы где? Я опоздаю…
Дочь развернулась и вышла в коридор. И тут же послышались звуки падающих вещей, грохот поиска.
Даша бросила нож в раковину и устремилась за дочерью. Если не остановить это безумие, то квартира превратится в кавардак. А ей некогда убирать, тоже надо на работу.
– Лина, прекрати! Я сейчас отдам. Поди хоть чаю выпей.
– Давай, где они? Я в Точке поем.
Лина прекратила поиски, присела на пуфик и выжидающе смотрела на мать.
Даша полезла за кроссовками, не переставая говорить, стараясь быть спокойной.
– Когда ты там поешь? И вообще, пуховик пора носить, холодно, а ты все в короткой куртке.
– Он старый.
– Вторая зима, какой старый? Ты же знаешь, что каждый год пуховики менять нам не по карману.
– Я и не прошу, – Лина завязывала кроссовки, спина оголилась, – Пока!
Дочь скрылась за дверью, а Даша начала прибирать в прихожей. Надо было поспешить – доварить суп дочери на обед и быстро собраться.
Лина на уроках боролась со сном. Лампы дневного света монотонно гудели, а историчка Елена Павловна ещё монотоннее выдавала материал. Со сном боролся весь класс.
Недавно в школе произошло ЧП – кто-то очень умный занёс вирус в информационную систему школы. И сейчас программисты пытались вытянуть хоть как-то информацию электронных журналов и прочего проглоченного вирусом школьного хлама.
Эти документы были столь важны, и событие это было столь значительным, что в школу были вызваны даже полицейские и служба безопасности.
Кому это потребовалось и зачем, было непонятно. Оценки ставились и в бумажные журналы – каков смысл?
Но Лина сейчас думала не об этом.
Сейчас она смотрела на высокий хвост сидящей за второй партой Ксюхи и думала о Максе из параллельного.
Они встречались год назад, а потом расстались – поссорились. И вот уже год, как встречался он с её одноклассницей – Ксюхой.
И чего он нашел в этой дуре? Но у Ксюхи была компания. Прихлебайки, как называла их Лина. Девочки – девочки. С маникюром «задорого», с сумками от фирмы, и с разговорами только об этом.
И вот на днях прилетела информация, что Макс и Ксюха поссорились и расстались. А ещё вдруг откуда-то, что сохнет он до сих пор по ней, по Линде, как называли её здесь, в школе, за прежнюю любовь к черным одеждам. Она уже давно не одевалась в стиле Линды, но имя осталось.
Хоть была она по паспорту – Ангелиной.
Ну, Ангел из нее был точно никакой. Она рубилась в мальчишеские компьютерные игры, могла погонять на мотоцикле, взятом у пацанов, курила раньше, но бросила недавно. Надоело.
И учеба эта вся надоела, и вечное нытье матери.
Она ее совсем не понимает. Вечно пропадает на работе, а приходит домой – или как полоумная драит квартиру и готовит, или сидит за своим компьютером. Лине даже приходила мысль – его сломать. Ей это легко, мать ничего в технике не смыслит.
Нет бы просто поговорить с дочерью, посмотреть фильм хороший, всплакнуть. Но мать никогда не раскисала. Прям, железная леди.
Правда леди была без средств…их вечно не хватало. Поневоле будешь ходить во всем черном, если нормальных шмоток купить не на что.
Но явным уважением в школе Лина все же пользовалась. За то, что умела ставить дебилов на место, за то, что не подлизывалась к учителям, и была умна, учеба ей давалась легко. Особенно английский и информатика.
Тут уж благодаря мамочке – инглиш у Лины был с детства, и ей казалось, что она его знает получше их Раисы — училки и завуча школы. Иногда она ставила ту на место, естественно, вызывая взаимную антипатию.
А комп – большое увлечение и курсы, которые когда-то очень увлекли – подарок от деда.
И Макс мог только прибавить ей некой школьной статусности. Вот он-то был сыном особо уважаемых родителей, спонсоров школы.
Он был лучшим парнем школы. С ним бы она потусила. Хотя бы, чтоб заткнуть эту шоблу супердевочек.
Прогудел телефон. Она взглянула – сообщение было от Макса. Она давно удалила его номер, но помнила его наизусть. Он просил о встрече вечером.
Включив безразличие, Лина согласилась.
***
Даша ехала на работу в троллейбусе.
Все утро она думала о дочери, об их отношениях. Это длилось уже второй год. Волнами отношения то налаживались, то расстраивались совсем. Иногда казалось, что все – трудный период позади, но потом все возвращалось и становилось только хуже.
Даша листала статьи о подростковом периоде, пыталась не совершать ошибок, но никакого встречного желания наладить отношения у дочери, похоже, не было.
Да и работа…
Им катастрофически не хватало заработка Дарьи. Вот и хватала она все подработки, какие ей предлагались. Даша работала переводчиком. Вечерами переводила тексты, бралась за все командировки, в общем … Упустила где-то дочь …
У Даши было стойкое ощущение, что бежит она бесконечный марафон, и все пытается и пытается не сойти с дистанции, но конца этому марафону нет.
Сама она росла во вполне благополучной семье. У матери на неё были амбициозные планы. Иностранные она учила с малолетства.
Но когда в институте международных отношений завязались отношения с Виктором и она забеременела, когда выяснилось, что нет никакого желания у него становиться отцом – родители поставили на ней крест. Нет, они нормально общались и с мамой, и с отцом, но разочаровала тогда родителей она сильно.
Виктор после окончания вуза быстренько слинял за границу.
Квартиру ей помогли приобрести родители, Лину немного понянчили, и на том спасибо. Новые отношения с мужчинами не складывались.
Была одна попытка. Появился в её жизни Борис. Расцвела, почувствовала себя женщиной.
Но однажды её переписку с ним обнаружила дочь. Там не было ничего особенного, того, что подростку читать не следовало бы. Просто – хорошие слова мужчины своей женщине.
Что тут началось?
– Где уж тебе обо мне думать, у тебя все мысли туда ушли, в хахаля своего, – услышала.
Работа в течении дня от неприятных мыслей отвлекла. Пару раз она звонила дочери, контролировала, поела ли та. Но Лина предпочитала быструю еду и колу. Видимо, суп, который мать варила все утро, остался нетронутым.
Вечером Даша открыла дверь в квартиру, споткнулась в темноте о грязные ботинки, брошенные у самого порога. Она привычно подняла их и отнесла в ванную – надо чистить.
В кухне – гора немытой посуды и отсутствие колбасы и яиц. А суп не тронут. Она открыла воду. Сковорода, тарелки, плита, заляпанный пол… Ком подступал к горлу, но она не давала волю слезам. Нельзя.
Позвонила дочери. Вечерние прогулки были регулярны, Даша привыкла. Та ответила как всегда холодно и быстро, что-то типа – я занята, а ты мешаешь.
Ну, да ладно. И Даша села за переводы.
Дочь явилась за полночь.
– Есть будешь?
– Чаю попью, – голос хороший, даже счастливый.
Даша всегда переживала за алкоголь и прочее, чем молодежь сейчас увлекается. Надеялась, что хоть это её дочь обойдет стороной. Но все же несколько раз Лина являлась домой здорово набравшись.
Первый раз Даша взорвалась, наорала, они не разговаривали потом несколько дней. Потом стала действовать благоразумнее – внушать. Но в лексиконе дочери это называлось – нытьем и занудством. Она собиралась и уходила из дома в такие моменты или грозила уйти.
***
“Привет. Надо поговорить. Буду ждать на стадионе, у синих ворот, после шестого. Очень.»
Скорей бы эти два урока прошли. Она положила голову на сложенные руки, на парту. Чего Макс вдруг зовёт на стадион? Вечером же все равно встретимся.
Но пришла, уже издали заметила дым за блоками стройки. Стадион строился, он был обнесен проволочным забором. Макс курил в ожидании, держа одну руку подмышкой, замёрз.
– Ты чего тут? Холодно же…
– Да так. Соскучился. Будешь? – он предложил сигарету.
– Не хочу.
– Как дела?
– Норм. Только девки бесятся, зыркают, шепчутся. Достали!
– Да ну их, – он затушил сигарету.
Обнял Лину за талию, забравшись холодными руками под куртку.
– Э! Холодно же!
– Иди погрею, ты такая красивая, – он целовал, а ей казалось, что она сейчас задохнётся от противного привкуса табака.
– Тереха! – Лина вздрогнула от оклика.
Из-за блоков вылезла компания Ксюхи, смотрели насмешливо.
– Максим, ну хватит лизаться, домой иди, – снисходительно махнула Ксюха.
И … Макс послушно поднял рюкзак, не глядя на Лину, перекинул через плечо и растворился за блоками.
Что?
Макс! Макс– предатель! Он специально её сюда заманил. По просьбе девчонок. Лина не могла прийти в себя от такой подлости.
– Чё? Шестеро на одну, да?
– А хоть бы и семеро, морду тебе давно пора подправить, – девчонки окружали, а Лина искала способы побега.
– А не боитесь?
– Мы? Это тебе пришла пора бояться, идиотка.
И Лина решилась, она побежала, оттолкнув самую щуплую Иванченко и помчалась к выходу, что было сил. Она не оглядывалась, но слышала сзади топот бегущих и сопение девиц. Она уже видела ворота, как вдруг запнулась за что-то торчащее из земли и полетела лицом вниз на сырую заснеженную траву.
Принцип «лежачего не бьют» здесь не действовал. Её пинали, топтали ногами со всей мочи, на какую способны разъярённые подростки. Лина тоже размахивала руками, вцеплялась в мелькающие перед лицом ноги, но их было больше и боль нарастала, пока перед глазами все не поплыло.
И вдруг в один момент все прекратилось.
– Атас!
К ней наклонился мужчина – рабочий.
– Эй, ты как? Дефачка, ты как? Встать можешь?
– Смогу, – она села.
– В больницу иди с родителями, пусть полицейских зовут. Их наказать надо!
– Ладно! – ответила Лина и залилась слезами.
Она как могла отряхнулась. Джинсы все залеплены грязью, на ногу наступать больно, ссадины болят.
Побрела домой.
***
Сегодня Дашу ждали на мероприятии в медицинском институте, куда ехать надо было через весь город. Туда, в медицинский центр при университете приезжала знаменитость – выдающийся хирург из Америки.
Он встречался с коллегами, ординаторами и студентами. Дарья сидела рядом с ним, переводила и удивлялась.
Странная у него судьба – мать его отдала на воспитание дальним родственникам. А он скучал по ней, любил всю жизнь и представлял, что она скажет, когда узнает о его успехах. Старался ради нее. Все – ради нее.
А когда уже начались его немалые успехи в медицине, встретился с ней. И оказалось, что за его успехами она никогда и не следила. Она вообще практически забыла о нем, еле узнала и удивлялась, зачем он приехал.
Тогда он первый раз напился до бессознания. Проснулся на мосту, горевал очень, хоть в воду …
А потом … Потом понял, что надо ее только благодарить, ведь это из-за мыслей о ней, он так продвинулся. Но теперь…теперь надо отрезать эту пуповину и идти дальше.
А Даша примеряла это и на себя. Чувство вины перед родителями преследовало её. И она все доказывала и доказывала им, что сможет справиться с жизнью сама, что у нее все ничуть не хуже, чем у других.
А зачем? Чем больше она думала об этом, тем становилось легче.
Она уже выходила за территорию медцентра, когда вдруг увидела мать одноклассницы Лины – Ирину, а потом и саму девочку – Ксюшу. Они выходили из женской консультации.
Сначала она хотела догнать их, но потом вдруг увидела, что Ксюша заплакана, а мать ее очень зла сейчас. Совсем не время для случайных встреч.
Ох! Мысль пришла! Сколько раз эта мысль приходила в отношении Лины, сколько разговоров – занудства было с её стороны.
Наверняка и в этой семье такие разговоры были, но, вероятно, случилось самое нежеланное. По крайней мере вид у обеих был очень удрученный.
Но и ее ждала большая неприятность. О том, что испорчена информационная система школы, она, конечно, знала. Уже и собрание было, и учитель в группе сообщала, и Лина рассказывала, но чтоб так …
Она набрала дочь:
– Лина! Как ты могла! Зачем ты это сделала!
– Сама в шоке. Это не я.
– Как не ты? Там куча свидетелей, там уже полиция, и меня вызывают. Ты где?
– Я дома!
– Быстро в школу, я тоже сейчас туда подъеду.
– Я ж сказала – это не я. Никуда я не поеду!
– Поедешь! Конечно, поедешь и извиняться будешь!
– Не поеду. Отвали, мне и так хреново! – дочь отключилась и трубку больше не брала.
Да что ж это творится! Совсем отбилась от рук. Сначала Дашу накрыло зло невероятное. Она каждой клеткой своего тела чувствовала свое бессилие.
Но потом она вдруг вспомнила голос дочки – такой потерянный и несчастный. Как же плохо ей сейчас, натворившей такое.
И Даша не стала выходить из троллейбуса у школы, где ее ждали директор, завуч и следователь, она поехала домой, к дочери.
Как? Как сейчас взять себя в руки и не наорать на неё, так завравшуюся. Сколько можно врать? Ложь превратилась у дочери в привычку.
Она открыла дверь. Грязные мокрые джинсы на пороге. И что это? Кровь?
– Лина! Лина ты где?
Дочь лежала в своей постели, отвернувшись к стене, закутанная с головой.
Лина встала рядом и услышала из-под одеяла.
– Если начнешь нудить, я уйду из дома!
И Даша взяла себя в руки. Пошла на кухню и поставила чайник. Увидела вату и бинты.
Зашла к дочери:
– Лина, что случилось? На джинсах кровь.
– Упала случайно.
– Покажешь?
– Отвали.
Даша сдержалась. Сжала кулаки и промолчала.
Звонила Раиса Михайловна, завуч. Все равно никуда она сегодня не поедет, пусть хоть узвонятся. Да, дело сделано, но сейчас дочку она никуда не потянет.
Раньше бы потянула, силой бы потащила, но сейчас с ней что-то такое произошло, и Даша вдруг поняла, что обе они одиноки и несчастны: и она, и Лина.
Она засунула джинсы в стирку, подогрела суп, чайник и опять заглянула к дочке. Та лежала раскутанная и смотрела в потолок, в одну точку. На лице разливался красно-синий фингал.
И опять первая реакция, начать расспрашивать и выпытывать: не похоже это на простое падение!
Но сказала спокойно:
– Пойдем супу похлебаем, или чаю, станет легче. Пошли, – сказала и ушла, загремела кастрюлями.
Дочь приковыляла – коленки перебинтованы, на руке тоже огромный синяк.
– Лин, в больницу бы надо.
– Не надо, – Лина хлебала суп.
– Ты ж не сама, да?
Лина ела и молчала.
– Я пряники купила, мягкие. Давай с вареньем, как ты любишь.
Лина кивнула и вдруг глаза ее налились слезами, она горько заплакала и начала жаловаться, как маленький обиженный зверёк.
– Я не трогала эту систему! Вообще не собиралась. Я не знаю – кто. А мне никто не верит! Никто! Раиса меня ненавидит, а Макс… Макс – предатель! Ему нельзя верить!
– Лин, Лин, не плачь. Макс там не при чем. Там все девочки на тебя показали, одноклассницы.
– Так они, – Лина плакала и почти кричала, – Они ненавидят меня, я ж Макса увела у Ксюхи, а он … он меня предал!
Даша ничего не поняла, но знала точно – дочь кричит, а значит это истерика, и сейчас лучше сменить тему. И хоть и не очень верила она, что дочь не врёт, все же сказала:
– Стоп, Лин. Я тебе верю! Потом поговорим, а сейчас давай чай пить, попьем, посмотрим твои ссадины и ляжем, и ты мне все расскажешь.
И как-то заставила она дочь принять душ, они смазали ссадины, с трудом отодрав бинт. И Лина вдруг сама начала рассказывать:
– Они на стадион меня заманили. Сссс – мам, больно! Макс позвал. Мам, почему он так? А? Разве можно вот так? А Ксюха вообще дура отмороженная.
– А ты не думала о том, что у нее причина есть, чтоб за Макса бороться.
– Да пошла она! Хотя теперь пусть забирает. Не нужен он мне! Трус!
Опять звонок от завуча.
– Нет, сегодня мы не придем! Нет, я не буду объяснять причину. Исключать? И у вас есть юридические основания? Я хотела бы и от вас получить объяснение кое в чем, поэтому приду завтра, – и отключила телефон.
– Мам, я не буду на них жаловаться.
– Почему?
– Это низко!
– Считаешь? А шестеро на одну, не низко?
– Это их низость, а не моя.
– Хорошо, как скажешь. Так ведь это они на тебя показали про систему. Вот ведь…. Что-то тут не складывается.
– Я завтра в школу не пойду.
Даша почти не спала. Она все обдумывала и обдумывала эту историю. Верить ли дочери, что она не виновата? Или опять это актерская игра, какая была уже не раз…
Лина ещё спала, а Дарья потихоньку оделась и вышла. Она шла в направлении школы. Решила идти ва — банк.
Ещё издали она заприметила компанию одноклассников дочки, смело пошла навстречу.
– Здравствуйте девочки. Ксюша, можно с тобой поговорить наедине?
Они не ожидали, опешили на секунду. А потом…
– Говорите так. У меня от подруг секретов нет.
– Но это дело личное, нельзя ли отойти?
– А Вы не имеете права со мной без взрослых говорить. Вот приходите с дочкой к завучу. Там вас вчера ещё ждали, а вы что-то не явились. Испугались, наверное. Вот и я, может, вас боюсь, – она изобразила страх, девчонки захихикали.
Они развернулись и пошли к школе.
– А я тебя видела вчера в центральной больнице. Ничего не хочешь всем рассказать…
Ксюша замедлила шаг, оглянулась, перебросилась парой слов с подругами и понуро пошла к Даше.
А Дарья поняла, что попала в точку.
– Ты беременна, Ксюша. Да?
Ксюша испуганно посмотрела на нее:
– Откуда Вы знаете?
– Я многое знаю. Это Макс. Ты хочешь его вернуть?
– Очень надо. А Вам-то какое дело?
– Он знает о твоей беременности?
– Нет, никто не знает, кроме меня и родителей, – она опять озадаченно посмотрела на Дарью, – А вы разболтаете теперь, да? Мать не переживет. Это ж позор какой.
– Я не разболтаю. И Лине не скажу, но с одним условием: ты расскажешь мне всю правду про того, кто испортил компьютеры. Кто это сделал?
Ксюха тоскливо посмотрела вслед подругам.
– Обещаете?
– Клянусь! Но на твоём месте, я б сказала об этом Максу. Он имеет право знать.
– Предки аборт хотят, – Ксюха сейчас тоже была одинока, она осталась наедине с бедой, хоть и были у неё родители…
– А ты?
– А я не знаю. Я Макса люблю. А он – придурок. Это он систему сбил, вирус там какой-то… Ему математичка в электроне двойку влепила, а в бумажный журнал не поставила, забыла. А он же в МВД собрался, ему нельзя трояк в полугодии. Вот и …. А потом мы расстались, ну я ему и сказала, что мы заявим об этом, если он с Линдой мутить не перестанет и ее нам не отдаст, и тогда двери в институт ему точно закрыты. Вот он Линду вашу и согласился подставить, чтоб мы молчали.
– И вину чтоб на неё свалили…
– Ну, да, – Ксюха заревела, – Я не хочу аборт, я боюсь. А Макс – козел, он сказал, что предохранялся….
Она выла. А Дарья и не знала, что сейчас в ней побеждает: обида за дочь или жалость к этой маленькой дурочке.
– Ну, вот что! Вызывай Макса сейчас, пойдем вместе к директору и вы во всем сознаетесь. Иначе я слово свое не сдержу. А после ты уж как хочешь – хочешь – скажи ему о беременности, не хочешь – не говори. Дело твое.
Ксюша позвонила Максу, он ушел с урока. И, увидев Дарью, обо всем догадался. Понуро побрел вслед за ними.
Они постучали и вошли в кабинет завуча. Она оказалась на месте, возилась со шкафом, снимала сапоги.
– Ой, Дарья Викторовна! Но разговор должен быть с директором и следователем. Дело серьезное. А директора сейчас нет, она в районо. А где ваша дочь, и что тут дети делают?
– Если я и буду разговаривать со следователем, то только с результатами медицинской экспертизы моей дочери и в присутствии журналистов, коих организую быстренько. А ребята вот хотят Вам кое-что поведать.
И Ксюха сбивчиво, со слезами на глазах начала каяться во лжи. Секретарь уже побежала за другими «свидетельницами». Завуч звонила директору, они были шокированы. Макс – такой подающий надежды мальчик, сын одного из уважаемых людей в городе.
Он сидел понуро.
– Ох, что же делать нам с вами? Что делать с тобой, Макс?
– Исключить из школы. Кажется это Вы собирались делать с Ангелиной?
Раиса посмотрела на неё взглядом, полным скорби.
Даше здесь делать было больше нечего. Она встала из-за стола, и тут все услышали звон разбитого стекла.
Дети бросились к окну, но ничего так и не разглядели.
Потом выяснилось, что в кабинет иностранного, любимый кабинет Раисы Михайловны, кто-то швырнул камнем.
Даша позвонила на работу, извинилась за опоздание и вернулась домой.
– Лина! Ты дома?
Лина, с рассплывшимся ещё больше синяком на лице, выползла из спальни.
– Лин, у меня сегодня встреча с хирургом классным американским, а поехали, он тебя посмотрит. Я все же волнуюсь.
– Да все нормально, мам. А ты где была? Уж не в школе ли? – произнесла с осторожностью.
– Там. И у меня есть хорошие новости.
– Какие? – Лина оживилась.
– Расскажу, но у меня условие: завтрак и поездка к врачу.
– Ты шантажиста. Ну, давай. Говори…, – дочери не терпелось услышать школьные новости.
И Даша все рассказала. И об обмане Макса, и о шантаже девчонок.
– И как тебе удалось это, мам? Как они сознались-то?
– Совесть проснулась, видать.
– Ты о чем? Это понятие им не известно.
Даша пожимала плечами, тайну о беременности Ксении она обещала не разглашать.
– Мам, спасибо. Я думала ты меня ненавидишь, а ты … Но можно всё-таки я в другую школу перейду?
– Ох! Лин, в двенадцатую надо тогда. Но ездить же дальше.
– Я буду. Честно.
– А я не против. Чего-то мне уже и самой не нравится ваша эта школа.
– Только это … Мам! Там камеры, наверное. В общем, там за стекло заплатить придется, наверняка.
– Что? Так это ты… Эх, Линка, Линка. Вот как тебя не ругать? Скажи…
Но вместо этого она потрепала Лину по макушке, а та улыбнулась, подняв к Даше лицо с фингалом.
И всё-таки замечательная у неё дочь. И она не одинока, и дочка ее не одинока тоже…
