Жена Мильчича была в отъезде. После пластической операции она второй месяц «снимала стресс» в Лос-Анжелесе. Он решил позвонить ей. Трубку долго никто не брал. Наконец, томный голос мурлыкнул:
— Дорогой?
— Привет. У тебя всё хорошо? Почему так долго не брала трубку?
— Нуууу… я сплю вообще-то. Вчера был тяжелый день…я перенервничала. Этот (…пип!) Каминский опять меня подставил! Так мы никогда не снимем мой клип!
Мильчич потер виски. Клип… ах да, он нанял модного режиссера, чтобы снял видео для его жены. Ей захотелось вдруг стать певицей… ни голоса, ни слуха. Ну, чем бы дитя не тешилось… Заказали песню известному композитору. Осталось только грамотно свести и снять. Каминского он нанял не только потому, что он модный, а потому, что он интересовался только мальчиками и следовательно, для жены угрозы не представлял.
— Прости, я и забыл, что у вас ранее утро. Каминский — профи. Он работал с Мадонной, между прочим. Успокойся, золотко, всё получится. Я вот, думаю, может мне к тебе прилететь… устал что-то.
— А что ты будешь тут делать-то?
— То же, что и ты. В казино давно не был!
— Ну… приезжай. — без особого энтузиазма разрешила жена.
— Ладно, пока. — он положил трубку и задумался. И ей он нужен только в качестве кошелька. Что ж, такова плата за седьмую строчку в рейтинге Форбс.
Оказавшись дома, он отпустил охрану и прислугу. Заперся в кабинете. Усмехнулся, вообразив, какое у его жены будет лицо, когда она узнает, что он не намерен больше финансировать её бездарные проекты. Но эта мысль не доставила ему удовольствия. Он понял, что ничто больше не способно доставить ему радость. Достал из ящика пистолет. Сталь приятно холодила висок. Но перед глазами возникла картина, как будет обезображено его лицо. Он представил себе чертыхающуюся домработницу, стирающую тряпкой его мозги с картины Караваджо, и аккуратно положил пистолет на место.
Пошёл на второй этаж, открыл гардеробную. На вешалках рядами размещались брендовые пиджаки, рубашки, пальто. Никуда не годится! — сказал он сам себе, захлопнув дверь.
Ему захотелось выглядеть, как обычный, среднестатистический работяга. Уподобиться халифу из сказки «Тысячи и одной ночи» и выйти в мир, который стал для него недоступен лет двадцать назад, когда он заработал свой первый миллион долларов. Мильчич позвонил своему садовнику, Илье. Тот жил с семьёй неподалёку, в домике для прислуги.
Илья принес ему целый мешок своих вещей, многие из которых, были не просто несвежими, а откровенно воняли. Их Мильчич брезгливо отбросил. Он выбрал китайские джинсы, синтетический пуловер в ромбик, и куртку цвета детской неожиданности. Дешевая кепка завершила дело. Мильчич посмотрел в зеркало, и остался доволен.
Оказавшись за воротами особняка, без охраны, он испытал нечто потрясающее. Это был адреналин, вперемешку с ощущением невероятной, первобытной свободы. Опасно, конечно, но разве он только что не помышлял о самоубийстве? Смерть его особо не пугала.
Он сел в маршрутное такси, и понял, что у него нет денег на проезд. Есть только карточки. Водитель маршрутки обматерил его и высадил на дороге. Кое-как, Мильчич добрался до города автостопом. Там он снял наличные в банкомате, и зашёл в кафетерий. Запиликал телефон. Его помощник, Антон, сообщал о результатах переговоров с концерном, сделка с которым всю неделю была главной повесткой. Мильчич выслушал, и попросил Антона не тревожить его до завтра.
Тёмная жижа, называющаяся «американо», вызвала изжогу с первого глотка, а принесённый «сендвич» выглядел так, словно на него сели, он так и не решился его попробовать.
— Эээ… мадемуазель… — обратился он к буфетчице с розовыми волосами — вы не могли бы мне вызвать такси?
Плюхнувшись на заднее сиденье старенькой «нексии», он назвал таксисту адрес, где жил когда-то. Вдруг остались те, кто помнит его простым мальчишкой?
Его двор совсем не изменился. Время словно остановилось здесь. Он расплатился и вышел на детскую площадку. Сейчас на ней никого не было: вечерело, накрапывал дождь. Подняв воротник куртки, Мильчич направился к пятиэтажке, где жил когда его лучший друг, Костик.
За дверью послышался заливистый лай. Открыл старичок. Лицо его было Мильчичу знакомо.
— Что надо?— голос старичка оказался неожиданно зычным.
— Я ищу Костю. Костю Малыхина. Он вроде тут жил.
— Этажом ошибся! Малыхины этажом выше! — так же громко крикнул дед, который по всей видимости, был глуховат.
Мильчич остановился перед дверью без номера и звонка. Постучал трижды.
— Кто там? — спросил из-за двери женский голос.
— Мне бы Костю Малыхина повидать!
Послышался лязг. Женщина открыла замок, но оставила цепочку.
— Кости давно нет в живых. А Вы кто?
— Я… я его школьный друг.
Женщина пристально вгляделась в него, и охнула:
— Димка? Мильчич! Ты?!
Она сняла цепочку, и пригласила его внутрь. В прихожей было темно, он никак не мог её разглядеть.
Когда прошли на кухню, и он опустился на табурет, а она, поставив чайник, повернулась, пришла его очередь поражаться.
— Марина…
— Что, не узнать? — она взяла с полки сигареты, достала одну, прикурила.
Мильчич был потрясен, и его потрясение легко читалось на лице. В эту женщину, тогда девчонку, он был влюблён. Но, Костька первым успел её закадрить, и Мильчич, признав поражение, переключился на одну из её подруг… Катю, кажется, или Олю. Теперь и не вспомнить.
Марина выглядела на свои «почти шестьдесят», и Мильчич, который был женат на тридцатилетней модели, тоже вдруг ощутил себя стариком.
— Расскажи мне про Костю. Как это произошло? — попросил он.
Марина достала чашки, открыла холодильник, вытащила миску с сырниками:
— Давай, налетай. С утра сегодня сырники пекла.
— Спасибо, Марин, я сыт.
— Ну вот, значит, что я хочу тебе сообщить про Костю. В девяностые наш институт закрыли. Мы с ним на рынке торговали. Инженеры с высшим образованием! Копили деньги, во всём себе отказывали. Хотели уехать в Германию, там Костика один его бывший коллега звал. Ну, и … в общем, кризис долбанул, деньги стали не деньги. Мы потеряли все сбережения.
— А дети? — Мильчич подумал, что хоть ребёнку старого друга может помочь.
Марина опустила голову:
— Трое. Неродившихся. Я делала аборты. Думала, жизнь наладится, тогда… а после, как накопления сгорели, Костю инсульт разбил. Его и не лечили особо.
— Но, почему? Почему вы ко мне не обратились? Я бы нашёл врача, я спас бы Костика! — сказал Мильчич.
Она махнула на него рукой.
— Мы думали, ты уехал с концами. Сам-то где был, когда было лихо? Деньги, поди, делал? Ковал железо, пока горячо! Я как-то твою Динку встретила, она мне рассказала, как ты её с детьми бросил!
— Что?! Я? Да я всё ей оставил: и квартиру, и дачу!— возмутился Мильчич.
— Да ладно. Я всё понимаю, Дим. Что вспоминать, жизнь у каждого своя. Кому щи жидки, кому бриллианты мелки! Может, по пятьдесят, а?
Мильчич расчувствовался. Ему хотелось выпить, потому что находиться в этой среде было невыносимо тоскливо, но уйти он не мог.
— Врачи запрещают! — сказал он чистую правду.
Марина подняла руки:
— Всё, всё, я не настаиваю. Просто воспоминания накатили… прости.
— Ладно! Чёрт с ними, с врачами! Давай, по пятьдесят. И Костю помянем!
— Только у меня на закусь сырники, больше ничего.
— Это ерунда. Сейчас всё будет. — он набрал секретаря.
— Алло. Антон! Нужно, чтобы ты прислал продуктовый заказ, как обычно. Водку, класса люкс — ноль семь. Закуски сообразно. Фреши там, салат от шефа. Адрес: Рябиновая, восемь…
— Какой номер квартиры? — спросил Марину.
— Двадцать два.
— Квартира номер двадцать два. Немедленно займись. Нет, про концерн — завтра. Всё.
Он потёр руки, и посмотрел вокруг. Тесная, убогая обстановка, которая по началу вызвала панику, перестала его пугать. В конце концов, он вырос в такой же квартире.
— Через полчаса всё привезут! — подмигнул он Марине.
— Да зачем ты, Дим. Я бы мигом сейчас в магазин сбегала, у нас тут и «Пятёрочка», и «Дикси»!
— Марина! Ма-ри-на! Какие страшные слова ты говоришь. Там не продукты, там гнильё! Есть такое нормальным людям нельзя!
Марина, надув губы, посмотрела на него исподлобья:
— Ну, извините, барин. Устриц из Лозанны сегодня не завезли! У нас, простых людей, выбор не велик.
Он понял, что сморозил глупость и обидел её.
— Марин, прости меня, дурака. Ну, не хотел я тебя обидеть.
— Ты думаешь, я не знаю, что живу в г-не, и какое г-но в магазинах продают? Посмотри на себя, посмотри на меня! Тебе на вид и сорока пяти не дашь, а я уже разваливаюсь! Мужика нет, детей нет… сама виновата. У меня давление, варикоз, щитовидка, ещё чуть-чуть и инсульт шарахнет! И единственное, что мне приносит радость, это мороженое «лакомка» по акции из сетевого магазина!
Мильчич с ужасом смотрел на рыдающую, полную женщину, в которую превратилась его первая любовь, и понимал, что помочь ей не в силах. Не знает он, как вернуть ей мужа и загубленных ей же самой детей. Есть вещи, которые не купишь.
— Марин. Чем тебе помочь? Ты только скажи!
Она вытерла руками слёзы, и улыбнулась:
— Нет, пить водку нам с тобой нельзя. Видишь, я и без водки истерю!
— Поздно мать. В дверь стучат: водка с закуской приехала.
Действительно, доставили заказ из ресторана. Блюда не помещались на кукольном столике игрушечной кухни.
— Ты не переживай, Марин, теперь я послежу за тобой. Знаешь, у меня тоже ощущение, что прожил жизнь зря… Работал, как вол, создавал свою империю, давил конкурентов. А в сухом остатке что? Ни семьи нормальной, ни простого человеческого счастья… Иной раз завидую своему садовнику, он — то за грибами, то — на рыбалку. Эх…
— Ну, а ты, поди, то в Европу, то в Америку?
— А что мне остаётся? Но так хочется просто жить… и поговорить по-душам, не о бизнесе, не о деньгах! Ну, давай, со свиданьицем! — он разлил водку и они чокнулись. Но выпить он не успел.
Заиграл определённый рингтон, и он сразу понял, что звонит жена. Она звонила сама крайне редко, и только поэтому он снял трубку.
— Дорогой… я не хочу здесь оставаться ни минуты! Этот Каминский меня убивает просто! Пригнал на подтанцовку каких-то тощих негритянок, я на их фоне смотрюсь коровой!
Мильчич поморщился:
— А ты, Жанк, и есть корова. Тупое, жвачное животное.
На другом конце замолчали. Жена переваривала информацию… он улыбнулся, представляя, как она вытащила жвачку изо рта.
— Ты… ты пьян, что ли?
— Нет, представь себе, пока трезв. Но, собираюсь. Впрочем, тебя это уже не касается.
Он отключился. Но она перезвонила и обрушилась на него:
— Ты что, себе бабу нашёл? Я так и знала! Кто она? Эта б.. из рекламного агентства?!
Он снова сбросил звонок и заблокировал номер.
— Извини. — сказал он Марине.
— Да ничего. — она пожала плечами.
Настроение у Мильчича резко улучшилось. Он давно не ощущал себя так свободно.
Телефон разрывался — супруга бомбила его с других номеров. Тогда он просто выключил его.
Марина накрыла стол парадной скатертью, принарядилась к столу, принесла фотографию Костика.
Время пронеслось незаметно. Они вспоминали своих учителей, друзей, родителей. То хохотали, то слёзы смахивали. Мильчич был поражён, как мало из его знакомых осталось в живых.
Бутылка почти опустела, пора было и честь знать. Он взял с Марины обещание, что она будет слушаться его. Завтра он пришлёт к ней помощницу, и та отвезёт её в хорошую клинику, где ей поправят здоровье.
А после можно будет поговорить и о работе. Он готов устроить её и по специальности, и просто на какую-нибудь не пыльную должность, чтобы чувствовать себя кому-то нужной. Марина улыбалась и кивала головой. Она была счастлива.
— Спасибо тебе! — обняла она его на прощанье.
На следующий день, в полдень ему позвонила помощница, и сказала, что не может достучаться в квартиру Малыхиной. Мильчич поехал сам. Помощница уже вызвала сотрудника ЖЭКа. Дверь вскрыли.
На кухне был образцовый порядок. Марина всё убрала, перемыла посуду. Она сидела за столом, прижав к себе фотографию Костика в рамке. Глаза были закрыты, на губах улыбка. Марина была мертва.
