Мама хотела, чтобы Надя была врачом. Мама, вообще-то, не ходила в больницы, не могла позволить себе болеть, но когда Наде было шесть, мама так долго кашляла и так долго игнорировала повышенную температуру, что однажды просто не смогла встать на работу. Вызванным врачом из поликлиники оказалась женщина: молодая, улыбчивая, симпатичная. Когда она ушла, мама несколько раз повторяла:
-Какие у нее мягкие руки! Кожа как у младенца, разве бывают такие руки, а?
У мамы кожа на руках была грубой и обветренной, а тонкие ногти в белых пятнышках постоянно слоились. Она работала на барахолке, сначала с дядей Борей, от которого родила Влада, потом с дядей Мишей, от которого родила Сашку.
В сыновьях она не видела врачей или не хотела видеть, у них была другая судьба и свои сценарии, принесенные хромым дядей Борей и одноглазым дядей Мишей. Маме было важно, чтобы у Нади была другая судьба, не такая, как у нее самой, чтобы Наде не приходилось вставать в четыре утра, не приходилось поднимать тяжелые тюки и обветривать руки на морозе. У ее дочери должен быть теплый и чистый кабинет, в ящике стола которого лежит крем для рук, и чтобы ей не было нужно жить со всеми этими дядями Борями и дядями Мишами. Конечно, мама не думала о том, что в работе врача тоже есть свои обратные стороны, да и не могла она о них знать, просто верила, что жизнь у женщины с гладкой кожей на руках лучше, чем у нее самой.
-Учись хорошо, дочка, не трать время на танцы и мальчиков, не стоят они того
Когда в старших классах у Нади нарисовалась тройка по химии, мама нашла ей репетитора, лишив братьев новых зимних курток. После такого Надя не могла себе позволить не учить химию и зубрила несчастный учебник круглые сутки, так ничего и не понимая в химии.
Так повелось, что за домашние дела отвечали братья. Когда они пытались возразить, мама говорила:
-Надя учится, а от вас какой толк? Хотя бы обслуживать себя научитесь, жены вам, потом, спасибо скажут.
Поэтому Влад готовил борщ и жарил картошку, Сашка драил полы, а Надя пряталась за учебниками. Часто она просто перечитывала одну и ту же страницу раз за разом, не понимая ничего из прочитанного и ненавидя себя за это.
Забегая вперед, можно отметить, что Влад не повторил судьбу своего отца: после девятого класса он поступил на повара и через десять лет стал шефом одного из лучших столичных ресторанов, проучившись в Париже, о котором ни мать, ни даже Надя не могли и мечтать. Он и выкупил мамины серёжки, искал их долго, несколько лет. Серёжки мама отдала в ломбард, когда Надя не пошла по конкурсу, а чтобы заплатить за обучение, маме пришлось продать все, что только можно, включая золотые тяжёлые серёжки с рубинами, которые достались ей от бабушки и которые она не снимала, даже когда мылась, так боялась их потерять. Надя втайне надеялась, что мама откажется от этой идеи с медом, когда не увидела себя в списках зачисленных, и когда мама провернула за неделю эту операцию, заняв и перепродав кучу всего, ее сковал ледяной страх. Маму она любила страшно, и если бы могла, стала бы врачом, да кем угодно, но вот только от вида крови ее мутило, а круги кровообращения были сложнее математики.
Надю отчислили, и это было ожидаемо. В меде она познакомилась с Антоном, который открыл ей самые злачные места города, и в этих местах они пропадали вместо того, чтобы учиться, предаваясь самым разным причинам занятиям. Надя скрывала от мамы истинное положение дел столько, сколько это было возможным, но правда всегда становится явью. Надя на всю жизнь запомнила это мамино лицо, когда она услышала в трубке телефона о Надином отчислении, эти ее слова…
-За что ты так со мной? — плакала мама, опустившись в бессилии на пол.
Надя устроилась уборщицей. Могла бы пойти в общепит, как брат, но хотелось себя наказать. Все деньги она отдавала маме. Кожа на руках стала грубой, спина ныла.
Влад ее все же устроил официанткой, но это потом. Сначала Надя долго мыкалась туда-сюда, пока решила себя простить. И решение это оказалось судьбоносным, потому что именно там она встретила Антона. Они не виделись года три, и он позвал ее в свою студию, где создавал украшения. Надя, у которой никогда не было сережек и колец, влюбилась и пропала: она никогда и не думала, что можно делать вот так, своими руками.
Антон еще сам был подмастерьем, но познакомил Надю с Иваном. Руки у Ивана были золотые, хоть и покрытие мозолями и порезами.
-Не женское это дело, — отрезал Иван, но разрешил ей убирать в мастерской и наблюдать за тем, как он работает.
Надя была упрямой. Впервые в жизни она хотела чего-то по-настоящему. Но когда она сообщила об этом маме, та расплакалась.
-Ну что это за работа для женщины! Наденька, ну, подумай сама! Может, ты восстановишься в университете? Влад обещал дать денег, если нужно.
К брату Надя и пошла за деньгами на обучение. Он сначала высказал все, что о ней думал, а потом дал денег. Мама долго не могла его простить, только когда он отыскал ее серёжки, перестала обижаться. Надя же сделала ей много серёжек, что хоть каждый день меняй, но мама смотрела на них равнодушно. До конца своих дней она не принимала этой Надиной работы, ее грубых рук в порезах и короткой стрижки, а то волосы мешают работать.
Когда мама слегла, Надя бросила работу и сидела с ней: читала вслух сентиментальные романы, мазала маме руки самым дорогим кремом, который только могла найти. Как-то врач скорой помощи, измеряя маме давление, сказал:
-Какая у вас нежная кожа на руках.
И мама вдруг заплакала. Горько, навзрыд. И Надя тоже заплакала. А когда врач ушла, они впервые нормально поговорили. И простили друг друга. Пусть поздно. Но простили.
