— Слесарь без высшего — из коммуналки, ни стыда, ни образования! — ворчала Римма Павловна на кухне, не давая возможности дочери даже вставить слово.
Настя лишь улыбалась, маму вечно что-то не устраивало. То образования нет, то зарплата у ее мужа маленькая, то дети, не дай бог, будут похожи на отца, то мебель не ту купили…
В общем, список претензий был просто огромный.
И если бы Настя обращала внимания на маму, давно бы сошла с ума.
— Что ты лыбишься? — не выдержала Римма Павловна. — Я о твоей жизни говорю, о перспективах, будущем, а ты только и делаешь, глупую улыбку натягиваешь.
Настя хотела ответить, но не успела. На кухне появился тот самый слесарь — без стыда и высшего.
— Доброе утро, Римма Павловна, у нас сегодня праздник?
Лицо тещи моментально поменялось, она презрительно посмотрела на зятя, хмыкнула.
— А у тебя каждый день должен быть праздник, что жена у тебя такая.
— Я знаю и ценю это, — смеялся Павел. — И все же, что вы делаете у нас на кухне в воскресенье в восемь утра?
Значит, или что-то случилось, или праздник.
По вашему надменному выражению лица сразу понятно, ничего страшного не произошло, значит, праздник.
Какой?
— Дочь решила побаловать. Сам же ты не можешь. Смотри, перееду жить к вам! Буду тебя контролировать!
Когда Павел женился на Насте, он знал, какое испытание ему предстоит в виде тёщи.
Та была не только надменной, но ещё и самолюбивой, с завышенной самооценкой и убеждённостью, что весь мир обязан вертеться вокруг неё.
Римма Павловна считала себя эталоном: идеальной матерью, советчицей и хранительницей семейных ценностей, но на деле была обычным деспотом в юбке.
Первые звоночки начались ещё на свадьбе.
Павел тогда только подошёл взять бокал, как тёща шепнула Насте, даже не переживая, что зять все слышит:
— Если он на каблуки тебе не заработал, что он ещё тебе даст?
Потом был случай с телевизором.
Он сам, своими руками повесил кронштейн, Настя радовалась, благодарила. Вечером пришла мама.
— Ровно повесил? Ты проверила? — прищурилась она. — Мужик без диплома — это как электрик без изоляции. Искра — и всё, прощай техника.
Через месяц Павел застал её в ванной.
Не постеснялась, хозяйкой ходила.
— Что вы делаете? — удивился он.
— Проверяю, чем моя дочь умывается. А то с твоими зарплатами скоро начнёт хозяйственным мылом мыться.
Он тогда ничего не ответил, промолчал ради жены.
Были и мелкие стычки: то она принесёт постельное бельё и с укором скажет:
«А то у вас всё как в общежитии».
То пересолит борщ Насти и назовёт это «по-домашнему», то исподтишка сунет купюру маленькой трёхлетней внучке:
«На конфеты. У вас-то, наверное, нет».
Павел терпел ради Насти, ради дочки. Потому что Настя его любила — это он знал точно.
Но однажды…
Настя задержалась на работе, и Павел остался с маленькой Дашей.
Весь вечер они лепили из пластилина, играли в магазин, смотрели мультики.
Уже уложил ребёнка, когда зазвонил домофон. Открывать он не хотел — было поздно.
Но включил камеру — это Римма Павловна собственною персоной.
Он вздохнул. Открыл.
— О, ты один? — удивилась она, снимая плащ. — А где Настя?
— Работает. У неё отчёт.
— И ты ребёнка сам укладывал? — приподняла бровь. — Серьёзно?
— А в чём проблема? — уже устал Павел.
— В том, что у ребёнка отец — слесарь. И если ты вдруг не в курсе, дети всё впитывают. Поведение, речь, вкусы.
А потом — бац! — и она мечтает выйти за такого же Пашу из подвала.
Он молча налил себе воды, поставил стакан.
— Вы это сказали специально, да?
— А ты думал, я молчать буду? У меня глаз на таких как ты намётан.
Я свою дочь не для таких растила, а ты теперь рядом как заноза. Я наблюдаю за тобой. И моя бы воля, дочки давно рядом с тобой бы не было.
Павел поднялся.
— Римма Павловна, я вас больше не пущу в этот дом, если вы ещё раз скажете что-то подобное про меня. Надоело уже, хватит.
— Ой-ой-ой. Запугал! Прям мужик с характером! Только ты забыл, кто тут главный.
Я когда захочу — тогда и приду. Ты никто.
А будешь слова свои поперёк моих говорить, перееду к вам жить.
Как думаешь, кого Настя выберет?
— Семью, — процедил сквозь зубы Павел.
Он смотрел, как теща обулась, хлопнула дверью и ушла.
После того вечера Римма Павловна действительно исчезла на несколько недель. Ни звонков, ни визитов, ни даже её обычных «доброжелательных» сообщений Насте в мессенджере.
Павел даже на миг поверил, что до нее дошло. Что она, наконец, поняла: их семья — это не поле для её постоянного надзора и упрёков.
Зять выдохнул.
Но тёща не сдавалась, просто затаилась. Долго думала, перебирала варианты. Звонила подругам, советовалась. И в какой-то момент решила: лобовая атака не работает — значит, надо зайти с тыла.
И зашла.
В пятницу вечером Павел возвращался с работы и застал у порога чемодан. Рядом стояла Римма Павловна — в плаще, с шарфиком, с тем самым надменным выражением лица, от которого у зятя начинал дёргаться глаз.
— Я решила, — объявила она с порога. — Сделала ремонт у себя, теперь могу спокойно пожить у вас.
Помогу, с внучкой повожусь, Насте — опора. Ты не переживай, места мне много не надо. Да и на кухне я больше, чем ты, умею.
Настя стояла в коридоре растерянная. Павел медленно поставил сумку.
— Вы что, серьёзно?
— А ты думал, я шучу? Насте тяжело. У неё на работе нагрузки, ребёнок на тебе — ну куда это годится? Я её мать. Я обязана быть рядом.
Ты же сам недавно говорил, что у вас «семья». Вот я и решила вам помочь, квартиру свою сдала. Деньги лишними не бывают! Тем более в вашем случае. Два в одном, так сказать.
Павел промолчал.
Позже, вечером, когда Настя укладывала Дашу, Римма Павловна зашла к ней в спальню. Тихо, как умеет. Села рядом, погладила по руке.
— Доченька, я не могу оставить тебя одну с этим.
Ты ведь видишь, он тянет тебя вниз. Всё время дома, с ним у тебя никакого роста, перспектив.
Я нашла тебе человека. Тихий, спокойный. Паша — это временный вариант. А этот, кандидат… Он твою дочку полюбит как свою.
Я всё устрою, ты только не мешай.
Настя побледнела.
— Мама, ты… Ты с ума сошла?
— Я просто хочу тебе счастья. Доченька, поверь мне — это привычка, а это не любовь. Ты заслуживаешь большего. Я уже говорила, твоя жизнь ещё не закончена.
И ушла в предоставленную ей комнату с видом человека, уверенного в своей правоте.
Наутро Павел проснулся раньше всех. Сидел на кухне, ел овсянку. Напротив него уже стояла её кружка. И тёщин журнал на подоконнике.
Она чувствовала себя хозяйкой в доме зятя. Уже начала менять их дом под себя: переставила соль, убрала полотенце, повесила своё.
Он смотрел на это — и не злился. Была только одна мысль: надо поскорее это заканчивать. И чем быстрее, тем лучше, иначе потом будет поздно.
В понедельник утром Римма Павловна стояла у зеркала, поправляя шёлковый платок, когда в дверь позвонили.
Павел открыл сам, не привлекая внимания Насти. За порогом стояли двое — мужчина и женщина, в нейтральной, почти медицинской одежде, с аккуратными папками и вежливыми улыбками.
— Добрый день, у нас адресная помощь. Римма Павловна тут проживает?
Та вышла из комнаты с видом генерал-полковника.
— Да. А вы кто?
— Мы из центра социального сопровождения пожилых. Вы у нас есть в предварительном списке как кандидат на участие в городской программе «Активное долголетие плюс».
Это расширенная форма. Жильё, питание, медицинское наблюдение, досуг… — мужчина говорил мягко, деловито.
— Я?! — глаза Риммы Павловны округлились. — Это какая ещё программа? Я что, в маразме?
— Что вы, — поспешила успокоить женщина, — всё по вашему выбору. Просто кто-то, видимо, подал заявку, потому что вы входите в возрастную категорию.
Такое часто бывает — дети заботятся о родителях, видят, что трудно справляться, подают. И мы обязаны откликнуться. Провести собеседование.
— Кто подал?! — выпрямилась Римма Павловна, прищурилась. — Павел?!
Он в это время спокойно мыл кружку. Даже не обернулся.
— У нас конфиденциальность, — ответил мужчина с лёгкой улыбкой. — Мы лишь беседуем. Бывает, что люди сначала противятся, а потом сами благодарят. А бывает, что наоборот.
Один раз женщина у нас дотянула, а потом пришлось забирать принудительно — она уже никого не узнавала. Так что, знаете… Лучше самим. По-хорошему.
— Да я в здравом уме! — уже почти кричала тёща. — У меня документы есть, квартира! Я работать ещё могу!
— Конечно. Это хорошо. Нам такие и нужны. Вы подойдите, почитайте, — женщина протянула ей яркую листовку. — Тут условия, список центров, фотографии комнат.
Там, знаете, даже бассейн есть. В Подмосковье. Сосновый бор, тишина…
Римма Павловна листала листовку с лицом, как будто ей принесли повестку. Потом обернулась к зятю:
— Это твои штучки, да?
Павел поставил кружку.
— Я? Да вы что. Я просто просыпаюсь утром — а тут посторонние люди.
Вы же сами говорили: жизнь не закончена, надо что-то менять. Вот и поменяйте.
— Я тебя… я вас… — Римма Павловна задыхалась от возмущения, ища взглядом дочь. Но Настя в это время была в комнате с Дашей, дверь прикрыта.
— Вам не орать надо, а решить, — деликатно сказал мужчина. — Вас никто не заставляет. Просто подумайте.
Сегодня мы ещё едем к одному мужчине, он сам заявку подал. Так что не вы одни. Это нормально.
Возраст — не повод страдать. У вас вся жизнь впереди.
— Да пошли вы! — сорвалась Римма Павловна и захлопнула дверь перед носом специалистов.
Минуту стояла, дыша тяжело. Потом повернулась к Павлу:
— Думаешь, я уеду? Думаешь, испугаешь?
Павел пожал плечами.
— Вы можете остаться, но тогда это их не первый визит к нам. А есть ещё те, кого принудительно забирает. Не забывайте про это! Хотите?
Римма Павловна в этот же вечер собралась и уехала к себе. Полгода она обижалась, даже дочери не звонила, а Павел радовался.
Если придёт снова и будет наглеть, то он снова что-нибудь придумает.
