— Треть вашей квартиры моя! — заявила золовка. — Мама мне ее подарила!
У меня опустились руки. Такого предательства от свекрови я не ожидала…
***
В прихожей раздался звонок. Алексей метнулся к двери, я в это время жарила оладьи на ужин. Мука на фартуке, руки в тесте, а тут гости на пороге… Ну просто вовремя, как всегда.
— Мама? — донеслось из прихожей. — Что-то случилось?
Я замерла с ложкой в руке. Свекровь Ирина Анатольевна к нам просто так не заходила. Особенно в среду вечером, когда ее любимый сериал крутят.
— Леша… Я это… Поговорить надо.
Сковородка шипела, требуя внимания, но я вытерла руки и прислушалась. Что-то в голосе Ирины Анатольевны было такое… тревожное.
Сын и мать прошли на кухню. Свекровь напряженно кивнула мне, отказалась от чая и уселась на край стула, как воробей на проводе, чуть дунет ветер, и улетит.
— Сынок, — начала она, разглаживая складки на юбке, — хочу про твою квартиру поговорить.
Алексей удивленно приподнял брови.
— Первый взнос-то я тебе давала. И потом помогала платить, когда ты… Ну… Без работы сидел.
Я чуть не прикусила язык. За пятнадцать лет совместной жизни свекровь ни разу не напоминала о своей помощи с оплатой ипотеки. Она правда подарила сыну деньги на первый взнос и поддержала, когда Лешу сократили, а мы три месяца еле концы с концами сводили. Но это было семь лет назад, с тех пор муж стабильно работал, рос, получил повышение. И вот на тебе…
— Мам, ты что? — Алексей растерянно уставился на нее.
— Да ничего, — Ирина Анатольевна вздохнула. — Просто я подумала… Возраст у меня… Ну, мало ли что… Хочу, чтоб все по-честному было. Знаешь, для спокойствия.
— Какого спокойствия, мам? Ты о чем вообще, в толк не возьму.
— Ну… Просто оформи на меня долю. Ну, треть там или сколько положено. Я ж не просто так прошу, я помогала деньгами и имею право на свою часть.
Я уронила лопатку. От неожиданности, если честно. Оладьи на сковородке дымились, но мне было уже не до них. Я смотрела на лицо мужа, растерянное, недоумевающее, с проступающими пятнами на щеках. Он что, всерьез обдумывает эту просьбу?
— Леш, ты не подумай чего, — засуетилась свекровь. — Я не собираюсь к вам вселяться. Просто для порядка хочу все оформить. Твоя сестра вон до сих пор у меня живет, ничего своего нет… А я всю жизнь работала, работала… А вдруг что случится?
Мы с мужем переглянулись.
***
До этого визита жизнь наша текла размеренно и предсказуемо, насколько вообще может быть предсказуемой жизнь семьи с двумя детьми. Леша работал менеджером по продажам в крупной компании, я — учителем английского в частной школе. Дима, наш пятнадцатилетний компьютерный гений, был весь в отца, ответственный и серьезный не по годам. Полинка в свои восемь обожала танцы и рисование.
Со свекровью мы всегда держали вежливую дистанцию. По выходным навещали, чаще бывали у нее, чем она у нас. Дети любили бабушкины пирожки, я — возможность отдохнуть от готовки, Леша ходил к маме просто по привычке.
А вот с Мариной, его сестрой, у нас всегда были прохладные отношения и даже вражда. Причем невзаимная, с диверсиями с ее стороны. Но с обеими женщинами мы сосуществовали в целом мирно — до этой просьбы.
***
Две недели после маминого визита Леша ходил как в тумане. Вздыхал, не спал ночами, а я делала вид, что не замечаю.
— Даже не вздумай! — сказала я ему как-то утром, размешивая кофе. — Это твоя квартира, мы вместе выплачивали ипотеку.
— Ну, это мама все-таки, — пробормотал он, глядя в чашку. — Она правда помогала.
— И что теперь? Каждую копейку припоминать будем?
Но Леша ведь упрямый, если решит что, то и кувалдой не выбьешь. «Уважение к старшим», «сыновний долг» — не пустые слова для мужа, его с детства так воспитали.
Через месяц он позвонил мне с работы:
— Оформил, — выдохнул в трубку. — Треть на маму.
Я промолчала. Что толку орать? Да, треть квартиры — это много. Но не все же… А свекровь как-никак нам с детьми помогает иногда.
Казалось, жизнь вернулась в обычное русло. Лето, отпуск, море… Мы даже стали забывать об этой истории. Ирина Анатольевна благодарно обнимала сына при встрече, нарочито интересовалась здоровьем детей, мне привезла халат в цветочек из своей поездки на родину.
А потом грянул сентябрь.
В дверь позвонили, когда я проверяла тетради. Открываю — а на пороге Марина с чемоданом и улыбкой кошки, слопавшей канарейку.
— Привет, родственники! — протиснулась мимо меня в коридор. — А вот и я!
Я застыла столбом. Марина швырнула чемодан у стены, скинула туфли.
— Что значит «а вот и я»? — наконец выдавила я.
— То и значит, — она достала зеркальце, поправила помаду. — Мама мне свою долю подарила. Так что теперь я тут тоже хозяйка.
Земля ушла из-под ног. В квартире стало тесно, как будто стены придвинулись.
— Какую долю? — у меня пересохло во рту.
— Ой, Леша не сказал? — притворно всплеснула руками Марина. — Ну да, мама на меня переоформила свою треть. Официально. Дарственная, все как положено.
Звонок Леше дал понять, он не знал о планах матери. Побелел, когда примчался домой и увидел сестру, развалившуюся на нашем диване.
— Ты что творишь? — он впервые на моей памяти повысил голос на сестру.
— А что такого? — Марина смотрела с вызовом. — Вам жалко, что ли? У вас две трети осталось. Мама сказала, мне эта часть нужнее, чем ней. У меня никогда своего угла не было.
— Так это не значит, что надо к нам переезжать!
— Это моя часть квартиры, — отчеканила Марина. — Я имею полное право здесь жить. Хоть каждый день, хоть через день, как захочу.
Леша схватился за голову.
— Мама… Что она… — бессвязно пробормотал он. — Она же обещала…
Я молча смотрела на мужа. Заранее знала, что он скажет дальше.
— Придется потерпеть, — выдавил он. — Временно, конечно. А потом… Я, может, разберусь.
***
«Временно» затянулось на недели. Я честно пыталась жить в новой реальности, где на моей кухне хозяйничала Марина, в моей ванной расплескивалась вода и валялись ее разноцветные бутылочки, а в нашей гостиной вечерами гогот ее подруг заглушал телевизор.
— Леш, да сколько можно?
Я не выдержала через месяц, когда Марина разлила лак на наш новый ковер и только фыркнула:
— Подумаешь, ерунда какая!
— Я говорил с ней, — устало ответил муж. — Она… Ну, такая. Сложно с ней.
— Сложно — это когда дети болеют одновременно. А наша ситуация невыносима!
Полина начала запираться в комнате и отказывалась выходить к ужину. Дима замкнулся и перестал приглашать друзей. Кто захочет, чтобы их встретила тетка в халате с комментариями:
— Ух, какие мальчики! А ты, блондинчик, разобьешь не одно сердечко!
Она отвела взгляд.
— Леше-то что, — вздохнула она. — У него все есть, а Мариночка одна… Ей тяжелее.
— Но дети страдают! Неужели вы не видите?
— Вот-вот, — покивала свекровь, — вы семья. Крепкая. А Мариночка… Ей должен кто-то помочь.
Я уехала ни с чем, а дома меня ждал новый удар, Марина перевесила наши фотографии со стены и повесила свои.
— Тут моя часть квартиры, что хочу, то и вешаю.
Леша метался, как зверь в клетке. Он любил мать, но ситуация выходила из-под контроля. Я видела, как его разрывало между чувством долга и здравым смыслом.
В один из вечеров, когда сестра решила закатить вечеринку в нашей, то есть, простите, в ее трети гостиной, терпение мужа лопнуло. Он вырубил музыку, выставил ее дружков за дверь.
— Это моя часть квартиры! — визжала Марина. — Я имею право!
— А я имею право на покой в своем доме! — рявкнул Леша. — У меня дети, в конце концов!
— Можно подумать, я к ним какое-то отношение имею, — скривилась она. — Нарожали тут…
Что-то изменилось во взгляде мужа, обычно мягкий и покладистый Леша стал выглядеть жестким.
— Знаешь что, — тихо сказал он. — С этого дня ты будешь платить свою часть коммуналки. Треть, как положено.
— Еще чего! — Марина закатила глаза. — Ты же богатый, не обеднеешь.
На следующее утро Леша вывалил перед ней платежки за коммуналки.
— Плати треть, — заявил он Марине. — Иначе перережу провода, ведущие в твою комнату, и ручки с плиты поснимаю.
Марина помчалась жаловаться матери. Та примчалась, причитая:
— Сыночек, как ты мог! Родную сестру обидел…
— Мам, — перебил он, и я не узнала его голос, — хватит. То, что ты сделала, имеет название — предательство.
— Я? Предала? — Ирина Анатольевна всплеснула руками. — Да я всегда о вас думаю! Но Маринке-то ничего не досталось в жизни…
— А должно было? — прищурился Леша. — Просто так, за красивые глаза?
— Ты всегда был сильнее, — упрямо твердила свекровь. — Всегда мог больше. Ты выкарабкаешься, а она…
Тут меня прорвало:
— А вы не думали, что Марина потому и сидит на шее у всех, что вы ее всю жизнь жалеете? Что она ничего не делает, потому что знает, мамочка подстелет соломку?
Свекровь поджала губы:
— Ты всегда была против моей дочери.
— Нет, Ирина Анатольевна, — я почувствовала странное спокойствие. — Я против вранья и манипуляций. И Леша тоже.
Муж молча кивнул и открыл входную дверь:
— Мам, нам надо кое-что обсудить с Ульяной. Наедине.
***
Вечером, уложив детей, мы с Лешей сидели на кухне. Марина заперлась у себя, демонстративно хлопнув дверью.
— Я все решил, — тихо сказал муж, вертя в руках чашку. — Так дальше нельзя.
Что-то в его голосе было такое… жесткое. Я почувствовала холодок.
— Что ты задумал?
— Помнишь Игоря с работы? У него… — Леша замялся. — В общем, есть человек, который выкупит мою долю. За хорошие деньги.
Я чуть не выронила чашку.
— В смысле?! Продать нашу квартиру? Ты с ума сошел?
Леша посмотрел на меня так серьезно, как не смотрел, наверное, никогда:
— Ульяна, я все просчитал. Мы возьмем кредит, добавим деньги за нашу долю и купим двушку. Подальше отсюда. Начнем с чистого листа.
— А как же…
— Дети? — он грустно улыбнулся. — Им здесь хуже. Дима вчера сказал, что ненавидит возвращаться домой.
У меня к горлу подкатил ком. Я сама слышала, как Полина плакала в подушку.
— Мам, тетя Марина сказала, что я толстая и танцевать не умею…
— Ты же понимаешь, они не успокоятся, — продолжил Леша. — Будут мстить, давить, ныть. Мама уже обработала всех родственников. Вчера тетя Катя звонила, совестила меня, что мать не уважаю.
Он был прав. Свекровь умела включать режим жертвы и собирать сочувствующих.
— А ты сможешь так просто уйти?
Леша сжал зубы:
— Это не будет просто. Но я выбираю вас, тебя, детей. Вы — моя настоящая семья, а не эта прилипала.
На следующий день все закрутилось, как в ускоренной съемке. Леша встретился с покупателем, они ударили по рукам. Мы спешно собирали документы, я потихоньку паковала вещи, когда Марина была на работе (очередной раз устроилась администратором в салон, надолго ли?).
Через неделю Леша молча положил перед сестрой документы.
— Ты что натворил?! — взвизгнула она, пробежав глазами бумагу.
— Продал свою долю, — спокойно сказал он. — Знакомься, твой новый сосед — Виктор Степанович.
В дверях стоял коренастый мужчина лет шестидесяти с непроницаемым лицом.
— Вы что, серьезно? — Марина переводила взгляд с одного на другого. — Вы не можете! А как же мама? Как я?
— А что ты? — пожал плечами Леша. — У тебя есть твоя треть. Вполне официально.
— Я… Я не смогу… С чужим человеком…
— Сможешь, — Леша был непреклонен. — Ты же хотела самостоятельности. Вот и проявишь.
Мы переехали через три дня. В маленькую съемную квартиру на другом конце города, пока искали, что купить.
***
Телефон не умолкал. Свекровь, Марина, родственники — все пытались достучаться до Леши. Я видела, как ему больно было нажимать на кнопку отбоя. Но он держался.
— Ты думаешь, мы справимся? — спросила я как-то вечером, когда мы раскладывали вещи в съемной квартире.
— Уверен, — коротко ответил он, хотя я видела тень сомнения в его глазах.
Через пару недель Марина примчалась сама. Каким-то образом нашла наш адрес. Застала меня, когда я возвращалась с детьми из школы.
— Вы должны все вернуть! — накинулась она с порога. — Этот… Этот ваш покупатель, он… Он невыносимый! Устроил мне ад!
Марина выглядела потрепанной, без привычного яркого макияжа. Полина испуганно прижалась ко мне, Дима насупился.
— Виктор Степанович? — невинно уточнила я. — Чем же он тебе не угодил?
— Он… Он… — она задохнулась от возмущения. — Включает дрель в шесть утра! Курит на кухне! Запирается в ванной на час! А вчера привел каких-то друзей, они всю ночь играли в карты и орали!
Я сдержала улыбку. Похоже, Виктор Степанович оказался не промах.
— И что ты хочешь от нас?
— Выкупите его долю обратно! Я… Я продам свою вам!
— Зачем? — пожала я плечами. — У нас теперь другие планы.
— Но это же невозможно так жить! — взвыла Марина. — С чужим человеком! Мама в шоке, она этого не переживет!
— А как нам было жить с тобой? — тихо спросил Дима, и я удивленно повернулась к сыну. — Когда ты врубала музыку? Или звала своих дружков? Или брала мой компьютер?
Марина открыла рот и закрыла. Впервые я видела ее настолько растерянной.
— Я… не думала, что вам так мешаю, — пробормотала она.
— Вот в этом вся проблема, — вздохнула я. — Ты вообще не думала ни о ком, кроме себя.
Когда она ушла, я позвонила Леше и рассказала о визите. Он помолчал.
— Жалко Маринку, — неожиданно сказал он. — Запуталась она.
— Жалеть — не значит позволять сесть себе на шею, — заметила я.
— Вот почему я тебя люблю, — улыбнулся в трубку муж. — Ты всегда говоришь правильные вещи.
***
Через месяц нам позвонил Виктор Степанович. Оказалось, Марина продала ему свою долю за бесценок, лишь бы избавиться от соседства. Мать устроила ей истерику, обвинила в предательстве, мол, последнее, что было, и то профукала.
— Я все правильно сделал? — спросил Леша вечером, когда мы укладывали детей в нашей новой квартире.
Небольшой, но своей.
Я поцеловала его:
— Все правильно. Эта история научила нас кое-чему важному.
— Чему?
— Что настоящая забота — это не потакать слабостям, а помогать человеку стать сильнее.
