— Как тебе в голову вообще пришла эта идея? — голос Паши звучал возмущённо, словно он не разговаривал со своей мамой, а отчитывал нерадивого подчинённого.
— Да не идея это, сынок, а мечта моя давняя, — ровно ответила Татьяна Петровна, стараясь держаться спокойно. Она хорошо знала вспыльчивый характер сына, но каждый раз всё равно переживала, слыша его раздражённые нотки.
— Мечта… Тебе семьдесят, о каком отпуске вообще речь? Дома сиди, отдыхай на даче, погода вроде как хорошая будет. Зачем тебе эта Турция? — Паша даже рукой махнул, как бы подчеркивая всю бессмысленность задумки.
— Паш, да я всю жизнь про море мечтала. Мы с твоим отцом, царствие ему небесное, ни разу толком никуда не выбрались. А теперь у меня деньги есть, возможность есть. И что не так-то?
— Деньги есть? — в голосе сына проскользнул интерес. — Мам, ну так а что ты с ними делать-то будешь, кроме как тратить на ерунду? Лучше отдай нам с Маринкой, мы в ипотеку влезли, а теперь еле сводим концы с концами. Ну подумай сама: тебе эти деньги уже не нужны, а нам пригодятся.
Он говорил это будто бы вполголоса, но в его тоне ясно звучал приказ, а не просьба. Татьяна Петровна передёрнула плечами и удивлённо уставилась на сына.
— Паш, да ты совсем с ума сошел? Мне не нужны деньги на жизнь, ты думаешь? Я внуков, кстати, надеялась дождаться… Вот как раз хотела отдохнуть, сил набраться. Да и копила я не у тебя из кармана, а с пенсии, всё сама, десятилетиями. Ты же знаешь, у меня пенсия после надбавок неплохая, на жизнь хватает. А эти накопленные — на отпуск.
— Мама, давай ещё раз, тебе семьдесят, о каком отпуске вообще речь? Дома сиди, а деньги нам с Маринкой отдай, нам нужнее! — повысил голос Паша так, что в прихожей повисла тяжёлая тишина.
Татьяна Петровна нахмурилась. Ей стало обидно до слёз, но слёзы она всегда старалась не показывать. При сыне плакать — унижение какое-то, не хотелось показывать слабость.
— Паш, — прошептала она наконец, — я что, плохая мать, по-твоему? Я понимаю, тебе непросто. Но я тоже имею право пожить. Чем я хуже других бабушек, которые в Турцию или в Египет ездят? Да половина моих подруг уже сто раз летала.
— Не сравнивай, — буркнул Паша, нахлобучив кепку на голову. — И потом, мам, Маринка хочет шубу, а у нас денег едва-едва. Ну а что я могу сделать? Зарплата у меня не резиновая, а она требует. Так что не начинай тут…
— И шубу, значит, купить нужно? — горько усмехнулась Татьяна Петровна. — Сынок, а ничего, что твоя мать все годы тебе помогала — учёбу твою платила, и свадьбу с Мариной наполовину оплатила? И ведь ни разу я вам не сказала: «Дайте мне!».
— Мам, ну что ты вспоминаешь прошлое? Была возможность — помогла, спасибо, конечно. Но сейчас вот так сложилось.
Она молчала, не в силах подобрать ответ, и Паша, видимо, расценил её молчание как согласие.
— Я не думаю, что ты будешь против, — продолжил он уже спокойнее. — Мы ведь семья. Разве не должны друг другу помогать?
— Семья, — повторила Татьяна Петровна, словно пробуя слово на вкус. — А семья — это когда взаимовыручка. А я ведь от вас помощи не видела. Не говорю уж о том, что на последнюю нашу встречу ты вообще притащил список покупок, чтобы я подсобила.
— Мам, хватит укорять, зачем вспоминать эти мелочи? — Паша начинал нервничать.
— Это не мелочи. Я хотела с тобой поделиться радостью, сказала: «Паш, я наконец накопила, могу в Турцию слетать!» Думала, ты за меня порадуешься. А ты вымогаешь — отдай нам, тебе уже не надо. Ты понимаешь, как это жестоко звучит?
Снова повисла тишина, неловкая и тяжёлая. Татьяна Петровна украдкой вытерла уголки глаз. Паша стал мерить шагами её небольшую гостиную, словно искал подходящие слова.
— Ладно, всё, — подытожил он. — Поеду я. С Маринкой ещё поговорим, как жить дальше.
— Счастливой дороги, — сухо проговорила мать. — И не думай, что я передумаю.
Паша схватил со стула пиджак и, не оборачиваясь, вышел в подъезд. Дверь хлопнула.
***
Татьяна Петровна вздохнула тяжело и опустилась на диван. Шторы были чуть отодвинуты, светлое весеннее солнце скользило по стареньким обоям. От неё не убавилось здоровья после разговора, но осталась на душе тоска. Никогда бы не подумала, что родной сын станет так… нагло требовать деньги, да ещё попрекать возрастом. «Тебе уже семьдесят!» — резко и грубо звучит. Как будто она уже не человек, а отработанный материал.
После смерти мужа прошло четыре года. Игорь Павлович был её главным оплотом, хотя она привыкла быть самостоятельной. Но вместе — всегда проще. Когда его не стало, Татьяна Петровна научилась жить одна. Оказалось, что и пенсии хватает, и по хозяйству справляется. Конечно, бывало тяжело: сердце подводило, да и давление скакало. Но она ни разу не ходила к сыну с просьбами о деньгах. Всё сама: огород, дача, благо пенсия ей полагалась повышенная — и по стажу, и по льготам. Отложила немало. И вот сейчас, впервые в жизни, решилась: а почему бы не съездить на море, да не просто в Сочи, а сразу за границу? Взять путёвку «всё включено», как подруги советуют.
В тот вечер она долго не могла уснуть, прокручивая в голове разговор. Но решила твёрдо: отступать не будет.
***
— Татьяна Петровна, вы чего сегодня бледная такая? — спросила на следующий день соседка Галина, увидев Татьяну Петровну в подъезде.
— Да это я с Пашкой вчера поругалась, — вздохнула она и оперлась на перила. — Верите, Галочка, совсем обнаглел. Он хочет, чтобы я ему деньги свои отдала. А сам, между прочим, работает, жена у него — Марина-то. Ох, и не люблю я её за эти манеры.
— Ну да, она у него, говорят, та ещё: требует, чтобы дорогие подарки дарил, а сама работать не особо стремится.
— Вот-вот… У меня есть сбережения, я хотела в отпуск. Так он орёт, что старухе уже не до поездок. А деньги им нужнее.
— Знаете, дорогая моя, — качнула головой Галина, — я бы такого сына на место поставила. И правильно, что вы ругаетесь, а то сядут на шею. В наше время если слабинку дашь, потом не спихнёшь.
— Да я ему уже дала понять, что денег не видать. Ещё раз придёт — выгоню к чёртовой бабушке.
— И правильно, — одобрила Галина. — Вспомнит о родительской заботе, когда припечёт.
Татьяна Петровна грустно кивнула и пошла к себе. Чувствовала она себя уставшей, но была уверена в своей правоте.
***
Прошло несколько дней, и сын снова объявился — на сей раз с женой. Марина, как только вошла, заявила:
— Татьяна Петровна, я вот сразу по делу. Паша мне сказал, что у вас лежат свободные деньги. Я считаю, нам надо помочь, потому что мы — одна семья.
Татьяна Петровна тяжело присела на стул на кухне, пригласив их туда. Сама поставила чайник, привычным движением выложила на тарелку печенье.
— Вы будете чай-то?
— Не надо чая, спасибо, — Марина фыркнула, оглядев бедноватую кухню. — Мы лучше ближе к сути: у вас есть приличная сумма, которую вы хотели на отпуск потратить. А Паша говорит, давай лучше нам на первый взнос на машину эти деньги потратим.
Татьяна Петровна почувствовала, как её начинает трясти от возмущения.
— Машину ещё? Марин, тебе не кажется, что вы живёте не по средствам? Вон, шубу захотела — Паше мозг проела, теперь машина. А работать пойти не пробовала?
— Я, между прочим, работу ищу, но нормальных вакансий нет, а куда попало за гроши не пойду. Мне нужно место, где платят соответственно моим запросам.
— Угу, — усмехнулась Татьяна Петровна, — а почему не в директорское кресло сразу?
Паша кашлянул, показывая, что разговор уходит не туда.
— Мама, давай по-хорошему, — сказал он, стараясь говорить мягче. — Мы твоя семья, а ты хочешь одна в тёплые края махнуть? Там же опасно, ты старая, вдруг что случится?
Татьяна Петровна взглянула на сына с болью.
— Так ты, выходит, беспокоишься, что мне там плохо станет? Или беспокоишься, что я потрачу свои деньги не на вас?
Паша промолчал, а Марина не удержалась:
— Да понятное дело, что нам нужнее. Нам сейчас надо ипотеку платить, да и жить хочется не хуже людей.
Татьяна Петровна медленно встала, обошла стол и посмотрела невестке в глаза:
— Девочка моя, я тебе так скажу: «Хочешь жить не хуже людей — научись работать. А не вымогай деньги у пожилой женщины».
Марина вспыхнула.
— Да как вы смеете?! — она покраснела до ушей, видно было, что её самолюбие уязвлено. — Я жена вашего сына!
— И что? Я его мать. И я не обязана кланяться вам в пояс, подчиняться вашим требованиям и оплачивать вашу сытую жизнь. С меня хватит!
Марина повернулась к Паше, дёргая его за рукав:
— Ты слышал, что твоя мать говорит? Ты будешь что-то делать?
Паша неловко поёжился и отвёл взгляд:
— Мам, не заводись, ладно? Ну зачем ты так? Мы же просим по-человечески.
— По-человечески? — Татьяна Петровна набрала полную грудь воздуха. — Да вы в последние годы только и делаете, что требуете. Ни «спасибо», ни «как ты там, мама?». Ни разу вы не поинтересовались, как я, что у меня со здоровьем.
Помолчали все трое. Татьяна Петровна решила поставить точку:
— Всё, разговор окончен. Никаких денег я не дам. Можете хоть каждый день приходить со скандалом, ничего не изменится. А теперь вон из моей квартиры.
Марина сжала губы, резко встала и направилась в коридор. Паша метнулся за ней, но у двери вдруг остановился:
— Мам, ты пожалеешь об этом.
— Даже не сомневайся, пожалею, но не так, как ты думаешь. — Она горько усмехнулась. — Я пожалею, что у меня такой сын. Слава богу, отец не видит тебя, дармоеда.
Паша растерянно выдохнул, хватаясь за ручку двери, и вышел. Марина громко хлопнула дверью.
***
Когда в квартире вновь стало тихо, Татьяна Петровна опустилась на старенький стул в прихожей. Ругаться было не в её привычках. Ей стало больно от собственных слов, но ещё горше от того, что они были правдой. С сыном она теперь не знала, как разговаривать. «Наверное, всё, совсем поссорились», — подумала она и почувствовала усталость, словно целый день копала грядки.
Но отпуск она не собиралась отменять. Тем более что её подруги — Света и Рита — уже собрались с ней. Осталось взять билеты и оплатить тур, благо в турагентстве уже всё подготовили.
— Ничего, съезжу, — пробормотала Татьяна Петровна, — а там посмотрим, может, и без сына как-нибудь жизнь пойдёт.
Она не желала ему зла. Просто чувствовала себя преданной и униженной.
***
Две недели пролетели быстро. Татьяна Петровна жила в небольшой тревоге, ожидая новых выходок Паши или его жены. Но никто не появлялся, ни звонков, ни сообщений. Она старалась успокоиться: «Может, образумятся», — думала она.
Накануне покупки путёвок позвонила подруга Света:
— Ну что, Тань, завтра идём в агентство?
— Конечно, пойдём. Я уже деньги приготовила.
— Ой, прекрасно, а то мне, если честно, не терпится на море. Впредь надо жить, как говорится, сегодняшним днём.
Татьяна Петровна улыбнулась в трубку.
— Конечно, Светочка, тем более ты знаешь, сколько я мечтала.
***
Однако на следующее утро случилось то, чего она совсем не ожидала: Пашу арестовали за махинации на работе. Она об этом узнала внезапно — позвонила ей какая-то девушка, представилась коллегой сына.
— Здравствуйте, Татьяна Петровна. Простите, что беспокою, но Пашу вашего задержали. Говорят, у него какие-то проблемы со взятками или финансовыми злоупотреблениями. Мы сами в шоке.
— Подождите, — взволнованно проговорила Татьяна Петровна, — а Марина?
— Марина — не знаю, куда-то исчезла, телефон её недоступен.
У Татьяны Петровны застучало сердце. Она кинулась было одеваться, чтобы ехать куда-нибудь разбираться, но на полпути остановилась. «А что я там могу сделать? И разве Паша просил о помощи?» — горько подумала она. Вспомнила его резкие слова, вспомнила, как он стоял у двери с укором, требуя денег.
Она всё-таки решила позвонить его начальнику. Тот подтвердил, что Паша задержан, и добавил, что дело серьёзное, не мелкое. Татьяна Петровна в тревоге присела на диван. С одной стороны, сын как-никак, а с другой… Она ведь давно замечала, что Паша искал лёгких денег, что и жена его всё на дорогие покупки подбивала. Неужели и правда дошёл до незаконных схем?
Мысли о Турции перемешались с чувствами страха и разочарования.
***
Вечером зашла Галина.
— Что тут у вас происходит? Слыхала, Пашу забрали в полицию?
— Да, Галя, — прошептала Татьяна Петровна, глядя на старый портрет мужа.
— Так, а вы что делать будете?
— Да ничего. Я не адвокат, не полицейский, чем я могу помочь? У меня сил нет уже бегать по инстанциям, а денег нанимать дорогостоящих юристов и подавно… Да и неправ он. Сын мой, но пусть отвечает за свои дела. Разве отец его так воспитывал? Нет, Игорь Павлович всегда был за честность.
Галина понимающе кивнула, положив ладонь на руку соседки.
— Вы, главное, себя не накручивайте. Жизнь идёт. Не ваша вина, что он ввязался в это.
— Не моя, — согласилась Татьяна Петровна. — Только жалко его до слёз, Галя. Единственный сын.
***
На следующий день Татьяна Петровна всё же оформила тур. Она понимала, что если сейчас не решится, то уже не сделает этого никогда. Но всё внутри будто сжималось. Когда зашла речь о дате вылета, она колебалась. «А если надо будет пойти к сыну на свидание?» — мелькнула мысль. Затем Татьяна Петровна решительно написала нужные даты — отпуск через неделю. Ей помогли оформить медстраховку и всё, что полагается.
— Поздравляем с отличным выбором! — улыбнулся менеджер. — Уверен, вам понравится.
Она слабо улыбнулась в ответ и вышла на улицу, прищурившись от солнечного света.
***
Вечером, в самый разгар сборов, раздался звонок в дверь. На пороге стояла Марина. Без шубы, в синей куртке, с непривычно растрёпанными волосами и каким-то болезненным выражением лица.
— Вы… простите, — пробормотала она, опустив глаза. — Можно я войду?
Татьяна Петровна посторонилась, пропуская невестку в прихожую. Марина сама прошла на кухню и села за стол.
— Я искала деньги, — начала она. — Но у меня уже ни копейки, а у Паши теперь всё заблокировали. Квартира под арестом, машину не купили, конечно, и шубу я не получила. — Она покосилась на Татьяну Петровну. — Не можете ли вы помочь?
— Помочь чем, Марин? — спросила она спокойно.
— Ну, может, нанять адвоката, заплатить кому-то… Пашку ведь могут осудить всерьёз, посадят, понимаете?
Татьяна Петровна улыбнулась горькой улыбкой:
— А что ты хочешь от меня услышать? Что я всё брошу, отдам вам свои сбережения?
— Но он ваш сын…
— А вспомни, что он мне говорил? «Мама, тебе уже семьдесят, деньги не нужны, сиди дома». Я не собираюсь тратить деньги, которую копила долгие годы, на освобождение сына, который сам виноват, что влез в чёрт знает что.
Марина промолчала, виновато глядя в стол.
— Неужели вам не жалко его? — повторила она почти шёпотом.
— Жалко, конечно, — ответила Татьяна Петровна, отводя взгляд. — Он — мой сын. Но он взрослый мужчина и должен отвечать за свои поступки.
Марина резко встала.
— Я думала, вы поможете, ведь ему грозит реальный срок. А вы…
— А я не могу. И не хочу. У меня вот путёвка — через неделю лечу к морю. — Сказав это, Татьяна Петровна вдруг почувствовала уверенность.
Невестка растерянно накинула капюшон.
— Пойду я. Всё равно вы бессердечная.
Татьяна Петровна вскинула брови.
— Это ты мне говоришь, после того как пыталась отобрать у меня последние сбережения? Ну, как знаешь. Дверь вот там.
Марина вышла, не оглянувшись.
***
Оставшись одна, Татьяна Петровна долго сидела в тишине. На душе было тяжело, словно камень лежал. Сын в тюрьме, невестка с ней больше и словом не обмолвится, и всё-таки она была уверена, что поступила правильно. Паша преступил закон, а значит должен ответить. «Жаль только, что он не захотел трудиться, вечно искал лёгкого пути», — думала она.
Прошёл месяц. Татьяна Петровна уже вернулась из Турции, загоревшая, чуть уставшая от впечатлений, но счастливая. Море, солнце, заботливые подруги — всё это наполнило её свежими силами. Вечерами она пересматривала фотографии и вспоминала, как в первый же день с восторгом бросилась в тёплые волны.
От Паши не было вестей — только от начальника узнала, что ему дали условный срок, штраф назначили, но в колонию не отправили. «Отделался малой кровью», — только и сказала себе Татьяна Петровна. Ей никто не позвонил ни сообщить, ни попросить помощи. Видимо, сын с Мариной вышли из всей этой истории буквально разорёнными и, наверно, обиженными на весь мир.
Она закрыла альбом со снимками и глянула на фотографию мужа, стоявшую на тумбочке.
— Игорь, — обратилась она тихо, — вот видишь, как получилось. Но я сделала всё, что могла. Пускай теперь сам разбирается в жизни.
Татьяна Петровна чувствовала печаль из-за сына, но и гордость за себя — за то, что не прогнулась, не отдала накопления, не отказалась от давней мечты. Жизнь, возможно, ещё в чём-то преподнесёт ей сюрпризы, однако своё небольшое, но важное сражение она выиграла. И теперь, глядя на чёрно-белое фото мужа, она знала: он бы одобрил её выбор.
— Да, тяжко, Игорёк, — шёпотом произнесла она. — Но главное, что я не сломалась. И всё-таки побывала на море, представляешь?
