— Как ты можешь? — голос Наташи дрожал. — Мама больна, а ты…
— Да не больна она! — отрезала Елена. — Придумала все, чтобы нас позлить!
А ты и рада стараться — бегаешь, суетишься! Строишь из себя примерную дочь!
Телефонный звонок раздался, когда часы пробили полночь. Наташа вздрогнула, выронила книгу. Кто в такое время?
— Наташенька, — голос матери звучал глухо и встревоженно. — Прости за поздний звонок. Завтра в три часа жду вас с Леной. Разговор есть серьезный.
— Мам, что случилось? — сердце тревожно екнуло.
— Завтра, доченька. Все завтра.
В трубке раздались короткие гудки. Наташа несколько секунд смотрела на телефон, потом набрала номер сестры.
— Лен, ты не спишь? Мама звонила…
— Знаю, — отрезала Елена. — Меня тоже подняла на ноги. Что ей приспичило среди ночи?
— Не знаю. Но голос какой-то странный.
— Господи, только бы не очередные причуды! — вздохнула Елена. — Помнишь, как она в прошлом году вздумала квартиру продавать и в деревню переезжать?
— Ну, имеет право…
— Ага, как же! — фыркнула сестра. — Ладно, спи. Завтра увидимся.
К матери они приехали одновременно. Наташа — взъерошенная, с пакетом свежей выпечки.
Елена — в строгом костюме, с идеальной укладкой, прямая как струна.
Вера Николаевна встретила их у порога. Маленькая, сухонькая, в старом любимом халате.
Наташу кольнуло — мать как будто постарела за последний месяц. Или это освещение такое неудачное?
— Проходите, девочки, — Вера Николаевна провела дочерей в гостиную. — Чай будете?
— Мам, давай к делу, — Елена присела на краешек кресла, расправила юбку. — У меня через час совещание.
— Вечно ты торопишься, — вздохнула мать. — Ну хорошо. Я вот что хотела сказать…
Она помолчала, собираясь с мыслями. Наташа заметила, как дрожат ее пальцы, теребящие кружевную салфетку.
— В общем, девочки, я больна. Серьезно больна.
Повисла тяжелая тишина. Наташа почувствовала, как к горлу подкатывает ком.
— Что с тобой, мамочка? — прошептала она.
— Да какая разница! — Елена нетерпеливо повела плечом. — Лечиться надо, а не драматизировать. В чем проблема? Деньги нужны?
— Нет, Леночка. Деньги не нужны. Я уже все решила. И про лечение, и… — Вера Николаевна расправила плечи, — и про квартиру тоже.
— В каком смысле — про квартиру? — насторожилась Елена.
— Я составила завещание. Квартиру после моей см ер ти получит благотворительный фонд помощи сиротам.
Елена вскочила, как ужаленная:
— Что?! Ты с ума сошла? А мы? Мы с Наташкой — кто тебе? Чужие люди?
— Леночка, у вас свои квартиры, свои семьи…
— Нет, вы это слышали? — Елена заметалась по комнате. — Она решила отдать нашу квартиру каким-то чужим детям! Квартиру, где мы выросли! Где папа…
— Перестань кричать, — тихо произнесла Наташа. — Мама права — это ее квартира. Она вправе распорядиться ею как хочет.
Елена резко развернулась к сестре:
— Ну конечно! Тебе-то что — у тебя муж богатый, трешка в центре!
А я, между прочим, в ипотеке по уши! Думала, после мамы хоть какая-то поддержка будет, детям помогу!
А она — сиротам! Чужим людям!
— Лена! — в голосе матери зазвенела сталь. — Немедленно прекрати! Я все решила.
— Что ж, — старшая дочь схватила сумку, — раз ты все решила. Забудь, что у тебя есть старшая дочь.
Не хочу иметь ничего общего с предательницей!
Дверь хлопнула так, что зазвенели стекла. Вера Николаевна обмякла в кресле, закрыла лицо руками. Наташа бросилась к ней:
— Мамочка, не плачь! Она успокоится, одумается…
— Не одумается, — покачала головой мать. — Я ее знаю. Вся в отца — упрямая, принципиальная.
Следующая неделя превратилась для Наташи в бесконечный марафон.
Утром — к матери, проверить, как она, привезти продукты, витамины.
Потом — на работу, еле успевая к началу смены.
Вечером — снова к матери, приготовить ужин, прибраться.
И бесконечные попытки дозвониться до сестры.
Елена трубку не брала. Только прислала сухое сообщение:
«Прекрати названивать. Я все сказала».
А потом они столкнулись в супермаркете. Наташа выбирала фрукты для матери, когда услышала знакомый голос:
— …совсем из ума выжила! Представляешь, Кать, завещала квартиру каким-то проходимцам!
А эта д…очка Наташка еще и поддакивает — мол, имеет право. Да какое право? Это же наше наследство!
Наташа медленно обернулась. Елена стояла в трех шагах, говорила по телефону, не замечая сестру.
— Лена, — тихо позвала Наташа.
Сестра вздрогнула, обернулась. Несколько секунд они смотрели друг на друга.
— Перезвоню, — бросила Елена в трубку.
— Как ты можешь? — голос Наташи дрожал. — Мама больна, а ты…
— Да не больна она! — отрезала Елена. — Придумала все, чтобы нас позлить!
А ты и рада стараться — бегаешь, суетишься! Строишь из себя примерную дочь!
— Примерную дочь? — Наташа задохнулась от возмущения. — По-твоему, любить маму, заботиться о ней — это «строить из себя»?
— Знаешь что? — Елена наклонилась к самому лицу сестры. — Катись к своей драгоценной мамочке!
Нянчись с ней, раз уж тебе так нравится быть святой! А меня оставь в покое!
Она развернулась и быстрым шагом направилась к выходу.
А Наташа так и стояла, сжимая в руках пакет с яблоками, и чувствовала, как по щекам катятся слезы.
Холодный ноябрь сменился промозглым декабрем.
Наташа каждый день заходила к матери — приносила продукты, готовила, убирала, иногда просто сидела рядом, слушая, как тикают старые часы на стене. Те самые, что отец когда-то привез из командировки.
Тревога не отпускала. Мать выглядела слишком бодрой для тяжелобольного человека — румянец на щеках, живой блеск в глазах.
Но заикнуться об этом Наташа не решалась. Вдруг это ремиссия? Или действие лекарств?
Рассказывать о подробностях диагноза мать наотрез отказывалась.
В то утро позвонила тетя Рита — папина сестра.
— Наташенька, что у вас происходит? — взволнованно затараторила она. — Лена звонила, говорит, Вера совсем плоха стала.
Завещание какое-то странное составила, квартиру чужим людям отписала.
Может, к врачу ее сводить? Проверить голову?
У Наташи внутри все оборвалось.
— Тетя Рита, не верьте! Мама в своем уме. Просто решила…
— Да как же не верить? — перебила тетка. — Лена говорит, она даже диагноз свой скрывает. Может, это опухоль? На нервной почве? Я читала, бывает…
Наташа в отчаянии швырнула трубку. Сестра окончательно перешла все границы.
Мало того, что сама не общается с матерью — еще и родственников настраивает!
Вечером она не выдержала, помчалась к Елене. Та открыла не сразу, смерила сестру холодным взглядом:
— Чего тебе?
— Как ты можешь? — выпалила Наташа. — Зачем порочишь маму? За что?
— А что не так? — Елена скрестила руки на груди. — Нормальная мать не станет лишать детей наследства. Значит, и правда не в себе.
— Господи, Лена! — Наташа всплеснула руками. — Да разве в деньгах дело? Мама же любви ждет, внимания! А ты…
— Любви? — Елена рассмеялась, но смех вышел каким-то надломленным. — Хороша любовь — взять и выкинуть родную дочь из завещания!
Знаешь что, проваливай. И мамочке своей передай — пусть не ждет от меня больше ничего. Ни любви, ни внимания.
Дверь захлопнулась перед самым носом. Наташа прижалась к стене, пытаясь справиться с подступившими слезами. Неужели это конец? Неужели глупые деньги способны разрушить родственные узы?
А через неделю Вера Николаевна снова позвонила среди ночи:
— Девочки, жду вас завтра. Обеих. И не спорьте — дело важное.
На этот раз Елена приехала последней. Вошла, демонстративно глядя в сторону, села у самой двери — словно готовясь в любой момент сбежать.
— Ну? — процедила она. — Зачем вызвала?
Вера Николаевна поднялась из кресла — и вдруг расправила плечи, словно сбросив тяжкий груз.
— Я должна вам признаться, — голос ее звучал твердо и ясно. — Никакой болезни нет. И не было.
В комнате повисла звенящая тишина. Наташа растерянно хлопала глазами, пытаясь осознать услышанное.
А Елена вскочила, побелев от ярости:
— Что?! Ты… так ты нас обманула?
— Да, — спокойно кивнула мать. — Это была проверка. Я хотела узнать — что для вас важнее: родная мать или ее квартира.
— Проверка? — Елена нервно рассмеялась. — Ты устроила этот цирк, чтобы нас проверить?
— Именно. И знаешь, что я увидела? — Вера Николаевна посмотрела старшей дочери прямо в глаза. — Как только речь зашла о наследстве, ты мгновенно забыла о родстве.
Бросила больную мать, настроила против меня родственников. А Наташа — просто любила. Заботилась. Не думала о своей выгоде.
— И что теперь? — голос Елены дрожал. — Решила наказать меня? Лишить наследства по-настоящему? Наташке все отпишешь?
— Нет, доченька. Квартира останется вам — поровну.
Но кое-что ты все-таки потеряла. — Вера Николаевна тяжело опустилась в кресло. — Мое доверие. Уважение сестры. Собственное достоинство, наконец.
Это, знаешь ли, пострашнее потери любых денег будет.
