Илья заглушил мотор, выключил фары и замер, сидя в кабине, на несколько минут. В последнее время нужно было вот так посидеть, перед тем, как выйти и захлопнуть дверцу кабины.
Возраст брал свое, уж седьмой десяток шел. Теперь далёкие поездки давались с трудом. Особенно вот в такие снежные зимы.
Небо над Воронковом, его селом, ещё не угасло, но вдали на центральной площади уже горели фонари, и окна изб смотрели рассеянным светом.
Кряхтя, он вылез из кабины высокого грузовика. Вот и дома.
Над его домом приветливо курился дым. Наверняка, хозяйка стряпает. И Илья ещё больше почувствовал, что очень голоден.
Он по привычке глянул на темную хату поодаль. Это тоже его дом. Бывший его дом. Изба не топилась, и вот уже третий год разваливалась, можно сказать, прямо на глазах.
Два года Илья в ней жил один, когда умерла его Ксения. Тоска, а не жизнь. Дочка приезжала, поддерживала, сын навещал. Но это все не то.
Тосковал Илья по Ксении так сильно, что чуть с ума не сошел. Только никто не знает об этом. Скрывал. Не позволял себе на людях раскисать, боль свою показывать.
Только с Мальвой делился, с собакой своей. Мальва знала все. Лизала ему лицо в минуты слабости, выла, когда выть хотелось и ему.
Завели они ее уже давно, внук притащил щенка. Где-то там у них у реки ощенилась собака. Сначала щенков подкармливала детвора, а потом разобрали кого-кому. Чуть не подрались из-за этих щенков тогда.
А Мальва оказалась собакой умной. Но особой любовью она прониклась к тому, кто больше всего не хотел заводить вот такую беспородную дворнягу – как раз к Илье, к деду.
Она толкалась толстым шариком у него под ногами, когда он хозяйничал в сарае, мешая и постоянно попадая под ноги, подкапывала забор, когда стала некрасивым угловатым подростком, чтоб провожать его на работу и в магазин. А потом и вовсе осталась у них, прижилась, просто сопровождала деда Илью на рыбалку или в лес по грибы. Они стали неразлучными.
И когда свели его с Катериной, через пару лет после смерти Ксении, Илья перешёл к ней в дом, конечно, с Мальвой, соорудив ей конуру в Катеринином дворе.
Сейчас Мальва была уж стара. Вот и сейчас Илья решил, что старушка спит – не встречает его.
У Катерины хозяйство было налажено отменно. А с приходом Ильи и вовсе Катерина расцвела. Илья тоже любил уют. А после двух одиноких лет жизни стал ценить его ещё больше.
Первый год жили душа в душу. А потом немного цапаться стали. Уж больно многое хотела Екатерина. Все-то ей было мало. Они копили то на новый ковер, то на новый диван, то …
Детей у Катерины не было.
– Кать, и куда это все?
– Обидеть хочешь? Чего это – раз детей не было у меня, так не могу для себя пожить?
Екатерине уже тоже пошёл седьмой десяток, но этот вопрос с детьми никак не отпускал.
И Илья уступал. И верно. Хочется ей, так и пусть. Да и дома красиво да уютно будет.
Во дворе на снегу Илья увидел следы больших сапог. И кто это тут топтался?
Когда вошёл на кухню, в лицо жарко пахнуло запахом сдобного теста. В печи мягко потрескивал огонь, а на столе красовались сдобные краснобокие плюшки.
Екатерины слышно не было. Во дворе может…
Илья снял бушлат, шапку и с облегчением опустился на стоящее в кухне кресло. Вспомнил, что Екатерина ругалась, что садится в него он в рабочем, но не мог сдвинутся с места, весь как-то обмяк, сморился и только сейчас понял насколько устал в этой поездке.
Талый снег стекал с сапог, а он не мог заставить себя встать и разуться. Веки его отяжелели и слиплись.
Но тут за дверью зала он увидел что-то новое – темное и большое. В том месте, где должен был падать свет от лампы с потолка, что-то стояло. Он всё-таки поднялся, заглянул. На столе возле окна, где обычно лежала кружевная вязаная скатерть и стояла ваза с цветами, на серой коробке, боком стоял новенький телевизор.
Ясно, что за следы там были у дома …
Тут он услышал шаги, в дверь, обивая валенки, заходила Катя. В руках она несла антенну, похожую на голову таракана с усами.
– Подержи-ка, – она видела грузовик и ничуть не удивилась мужу, – Опять нераздетый в кресло? – буркнула, но не зло, потому что мысли другим заняты.
Илья взял антенну, сидел и осторожно держал ее на вытянутых руках. Катерина стащила валенки и пальто.
– Завтра Колька придет устанавливать. Теперь вот тумбочку надо под телевизор. Заказала я, привезут к Ларионовым в пятницу. Убегалась в городе вчера, все ноги истоптала. Нет нигде тумбочек таких! А тут раз – Колькина сваха и подсказала, что договориться сможет. Я – туда. Вчера вообще дома не была, все бегала с этой тумбочкой по городу. Насилу нашла.
Она казалась суровой и очень озабоченной, но была довольна.
– А кур кто ж кормил?
– Так Ольга приходила. Я ж и сегодня вот весь день убила с этим телевизером. Думаешь легко? Тебя нет…хорошо мужики помогли, так я им самогону дала.
– А собаке-то она давала? – Илья думал о другом.
Екатерина нахмурилась, прошла в зал. Потом вернулась, подошла к рукомойнику и начала мыть руки.
– Знамо дело давала, – глаза у Катерины забегали, – Чего ж не давать-то! Хоть и не до нее мне. Совсем было не до нее. Сколько я намаялась с твоей псиной проклятой. Брехает на всех. А то выть начинает. А вчера перегрызла верёвку и убегла куда-то. Сразу спокойней стало…
Но Илья её уже не слушал, он резко бросил антенну на кухонный стол, раздетый выскочил во двор и помчался к конуре – а там веревка с ошметками. Он забежал в дом, схватил бушлат, шапку.
Екатерина, стояла у стола, трогала и разглядывала антенну.
– Ты чего дорогие вещи-то кидаешь?! Сломал, поди…
Дед Илья заскочил в сарай за лыжами.
С ними в руках он быстро пошел по селу:
– Мальва! Мальва! Мальва мою не видели?
Он направился к реке, к их полынье, к тому месту, где они рыбачили.
Уже темнело, наплывали низкие снежные тучи. Илья встал на лыжи и направился по просеке к реке:
– Мальва! Мальвочка!
Но только деревенские псы отзывались разноголосьем. Илья докатился до реки, кричал и там. А потом решил доехать до Ипатьевки, бывало и туда они ходили с собакой.
Он бежал по занесённой снегом лыжне. Казалось, что бежал. Сил оставалось все меньше. Уже поднялась луна, усилился снег и переливался жёлтым в её свете. Снег был тяжёлый, Илья устал. Но не до усталости ему было.
Когда огибал сопку, вдруг увидел под сосной незанесенные следы своей Мальвы. Их бы он узнал из тысячи. Здесь, она, здесь. Хорошо как! Он подъехал к сосне и внимательно рассмотрел следы. Здесь петляла она, умница его.
Илья бежал и бежал, не понимая усталости, стирая мокрой варежкой пот со лба и то и дело шмыгая носом.
Ночной лес был тих, засыпал под снежным покровом, обдавая изредка Илью глухо падающими комьями.
Если ушла она далеко, то как доберутся они обратно? Но это потом. Главное – найти.
Ему все казалось, что вот сейчас за очередным лесным изгибом опушки увидит он её, свою Мальву. Он звал и звал…
И вдруг под толстым стволом поваленного дерева, он увидел куски смерзшейся требухи. А между разбросанными бурыми кусками просматривались собачьи следы.
Илья встал, как вкопанный, побелел лицом. Это была отрава, которую бросают для волков. Руки задрожали, сердце сжалось и застучало где-то в висках.
– Ма-альва! – с отчаянным криком он кинулся в лес, дальше к Ипатьевке.
Проламывая лыжами наст, не обращая внимания на хлещущие по лицу ветки темного леса, он спотыкался, падал и снова бежал. Он бежал туда, куда ходили они с собакой.
Воздуха для дыхания не было, а снег падающий на лицо становился соленым.
Он наткнулся на неё…
Она лежала в канаве, измученно разметав лапы. Он бросился на колени и пополз к ней, приговаривая.
– Мальвочка, Мальвочка. Вот и я, я пришел, я сейчас.
Она хватала ртом снег и еле дышала. Илья стал тоже набирать в руки снег, а потом себе в рот, растапливать его там, сплевывая себе в ладони и поднося собаке, а она, обиссиленная лизала и лизала его руки.
Илья снял бушлат и завернул тело собаки в него, привязал к поясу и шее, как мог. Идти было совсем неловко. Плелся он, еле переступая лыжами. Он перехватывал и поправлял Мальву, а она поначалу лизала его мокрое от снега и слёз лицо. А потом притихла.
Илья слышал её сердце, её тепло и продолжал идти. В груди нехорошо было, Илья совсем измучился.
– Потерпи, Мальвочка, потерпи. Придем – отпою тебя водицей.
Наст под лыжами ломался, Илья падал, вставал, поправлял свою ношу и шел дальше. Он совсем промок, а ночной ветер продувал его свитер.
Под конец пути он уже не понимал куда шел. Останавливался, смотрел вокруг, не узнавал свою местность. Голова кружилась, он садился в снег и приговаривал:
– Идти надо. Надо идти…
Ночное небо было черным и совсем бессмысленным.
Илья шел домой – в свою холодную, промерзшую старую избу, где жил он когда-то с Ксенией, детьми и Мальвой.
Только туда.
