Солнышко катилось по небу ярким, оранжевым кругом.
На небе том, ни облачка, тишь такая стоит, что слышно, как в соседнем стане, муха вьётся, над ухом придремавшего тракториста.
Тихий час, после обеда мужики, кто где прилегли отдохнуть, кто-то под трактором, под колесом там где тень, кто под навесом кто ушёл к видневшейся недалеко берёзовой роще.
Кто под телегу залёг, на которой старик Бондаре, развозит еду по дальним станам и привозит холодную, ключевую воду во флягах, такую, что зубы ломит.
Лошадь дед распряг и стреножил, отпустил в берёзовую рощу.
Чалая лошадка, по кличке Чалка пасётся там, лениво щиплет траву, задеревеневшую от жары осоку, перемалывает крупными своими зубами, перетирает, а потом глотает, прикрыв от удовольствия большие свои, чуть влажные глаза.
-А дед у меня бондарь был, и прадед тожеть и прапрадед, все по мужицкой части бондарями были, а отец и дед, оне ещё ложки вырезали деревянные, а женчины, значит их раскрашивали, да.
Я тоже по этому делу до самой пенсии работал и опосля, а потом артель нашу расформировали.
Моя тожеть, как наловчилась, ууух, таки узоры вырисовывала потом, и шкатулки начала рисовать.
А дело, как было…
Старик, с седой бородкой клинышком, в шапке из газеты с белыми усами, сидит облокотившись на столб навеса и рассказывает молодым ребятам свои побасёнки.
Солнце сильно жарит, стоит полуденный зной, даже шевелиться не хочется.
Вот люди и ждут, когда немного жара спадёт, чтобы заняться обычными своими колхозными делами.
А моя, то, Малашка, ох и с выдумкой девка была, ну что была, она и чичас у меня есть, правда…тут такое дело…не девка она таперича.
Чёрти не знает…мать моя, а как так получилось?
Брал — то я её девкой, Малашку, но… а ишь ты как, оглянуться не успел, а она в старуху превратилась.
Ить, понимаешь, кака зараза, от токма бабой молодой была, волосы чёрныя, коса… от не поверишь с руку толщиной, что змея по спине полощется.
Что ты будешь делать, гляжу, а у мене старуха под боком.
А куды деваться, обмену и возврату не подлежит, да и привык я к ей, почитай шестой десяток живём ужо вместе, но…Куды ж я её?
Нечто стару жену в утиль сдам, а молодую приведу? Неее.
С молодой, с ней это всё по новому же начинать, надоть…
А, как Малашка моя? Я ить без неё не могу, не…Да и она без меня ей ить заботиться о ком -то надо…
От давеча на работу собираюсь, а она мене талдычит, значить, чтобы шапку надел, ну…от жары не от холода…Заботлива, она моя Малашка.
Она, Малашка моя, ууух, кака девка была, певунья, да плясунья.
Как частушку споёт, да ты понимашь, на ходу брешет, ну в смысле сочинят, боялись ей на язык -то попасть Малашке, мигом высмеит.
Она и по сей день така, как брякнет, чё ну матерь моя девкой была, хучь стой хучь, падай.
Так, оп чём это я?
А…
Малашка -то, говорит мне, молодые ишшо были, ты, говорит, Проша не сможешь ли мене круглу баночку с крышкой соорудить.
Ну, а я чё, я ей в шутку -то так, мол, хучь квадратну.
-С крышкой, Проша?- энто она мене говорит.
-Так хоть и с крышкой.
Ну и сделал, а она…возьми да разукрась её, как ложки, токмо ишшо красивее, лаком покрыла… вот шкатулку сделала.
У её тогда, в сельпе у нас работала, такая модница Аграфёна, она у её выспросила, денег дала.
А мы делать их начали тогда шкатулки -то эти…ну. Делать да продавать, ух, как торговля -то пошла.
Да чуть не погорели, чуть на поехали всей артелью включая баб, в столыпинском, в неведомые края… ой…оказываться незаконно энто было, ну ничё, Василь Петрович всё порешал, тогда у нас главным в артели был, Василь Петрович, ох…Но потаскали нас знатно, это да…
Широкой, я вам скажу, души человек был, Василь -то Петрович…
Не человек человечище, о, как!
Эээх, годы молодые…
Малашка -то моя бывало, как пойдёт плясать…Она девка видная была да и я парень не промах…ну.
Девки -то тоже, знаешь ли голяшки -то обписявали, на меня глядючи, а я не…я ж её, Малашу мою люблю…так до сих пор, ну…
Она, слышь, чичас тоже, сядет прясть, али вязать, как затянет песню…ой…их ты, мать моя тожа девкой была, душа…от не поверишь, Юра, душа рвётси…на лоскуточки…Скока песен Малашка моя знает, а частушки, я те скажу.
Откуда чё берет, от, как бабка моя покойница -то говорила, что воробьи и шопы, так у Малашки моей частушки летят.
Давеча, стоит у зеркала, у нас на шифоньере, слышь зеркало во весь рост приклеено, но…стоит в комнате знать…Што там она делат, думаю.
А она, слышь, кофту надела новую, юбку, бусы начепила стоит и поёт:
«Где мои семнадцать лет,
Где моя хфигурочка,
Где мои три ухажёра,
Коля, Ваня, Шурочка»
Ну никак взрослеть не хочет бабёнка моя, навроде и старуха, а всё, слышь, как молодка…
Дремлет молодёжь, под тихое бубнение деда Прохора, вечером на танцы опять бежать, молодость.
Сейчас рады, на минутку прикорнуть, только голову прислонишь и всё, в сны проваливаешься.
Дремлет Ванюшка, раскраснелся парнишка, кудри соломенные ко лбу прилипли, ух и поплачут девки, как подрастёт парнишка ,мал ещё…четырнадцать недавно исполнилось и то бабы молодые, да девки, уже заглядываются, вздыхают.
-А ну пошли, мокрохвостые, — ругается на них мамка Ванюшкина, деда Прохора невестка Марьяна, сама баба пышная, дородная, с толстой пшеничной косой.
Работает поварихой, на этом стане и на соседские ещё варит.
А дед Прохор увозит в больших бидонах еду, Ванюшка ему помогает, у старика уже сил нет бидоны таскать.
Воду привозят, рано встают по жаре, ездят тяжело мальчонке, но тоже помощь с раннего детства к труду приучены деревенские дети…
-А ты, Юра…ты, я погляжу, всё один? Плохо без женчины-то, дажеть вот, например, рубашку починить али портки, да хучь пирогов испечь…
-Да я всё сам умею дядь Прохор, зачем мне это ярмо на шею…
-Ну дык…ярмо… кому ярмо, а кому…
-Да был я женат, — тихо говорит молодой ещё мужчина, — был…Самая красивая, тоже думал до старости доживём, детей нарожаем, внучат нянчить будем. Да не срослось…
-А, что так? Ну ежели не хошь, не говори.
-Да понимаешь…вилка помогла понять, что за люди вокруг меня.
— Вилка?
— Вилка, обычная такая которой едят.
Был у меня дружок, с мальчишества вместе вроде брата, мы даже в армии вместе были.
Я ему, как себе доверял.
Была у него привычка такая, вилку возьмёт и два зубца выгнет, ох и доставалось ему за это, мы в автобазе работали тогда,но ничего не мог с собой поделать, есть не может по другому.
Так повара слышь вилку одну не расправляли, а как он приходил если второе берёт то и вилка его вот она чтобы значит, другие не портил, вооот.
Мы с ним в смену работали…А потом как-то получилось что я в день он в ночь и наоборот.
А дома у меня набор столовый был не алюминиевый, а хороший прочный.
Сал замечать я что вилки будто погнуты, вот понимаешь, будто их изогнуть пытались, я ж говорю хороший прибор был, прочный сестра дарила на свадьбу.
Ну…я стал подмечать, не скрою, ревновал, красивая была как киноактриса, глаза с поволокою.
Смотрю, на тумбочке духи, новые, а я вроде и не дарил такие, дорогие духи-то. То слышь туфли, ну не было у неё таких.
Спросил откуда мол, отвечает у подружки взяла поносить, потом уже нижнее бельё появляться стало…
Ну понял я что-то не то, а как-то раз прихожу с работы пораньше, а дома одеколоном так и прёт, я этот запах хорошо знаю дружок мой им пропах весь, у фарцы брал специально, заказывал…
Смотрю, вилка с загнутыми зубцами, загнул всё — таки, она помыть посуду не успела ещё.
Глазки бегают, вся красная на тумбочке, в коридоре колготки капроновые лежат, в упаковке.
Спросил, где сын, отвечает у матери и ко мне вроде обнимать, а мне так противно стало.
-Давно?
-Что давно, Юра?
-С игорем у вас давно это?
-О чём ты?- отвечает, а усамой глазёнки бегают вся пунцовая.
-Это, что же ты…за колготки, да за бельишко, что ли с ним? Покупает он тебя как…
Ну сказал, слово это которым продажных женщин называют.
Она взъерепенилась, обиделась плакать, пыталась, ну.
Я собрал вещи она вое лежит поперёк кровати обидел же я её…
-Сын -то хоть мой, а может Игорька?
-А может и Игорька,- она мне, злобно так говорит…
Я и вышел, по дороге на работу зашёл, дружку своему в глаза посмотреть…
Стоит у машины, мне кажется он сразу понял…Мужики разняли нас, мне сразу же заявление подписали и расчётные выдали, побоялись нас вместе оставлять кого-то убирать надо было.
Это я сам решил кого, ушёл.
Мужики начали говорить, мол, знали, замечали, видели не лезли просто…
Вот так дядя Прохор.
А я сел в поезд…как в той песне и покатил куда не знамо. Восьмой год уже живу в районе вашем привык, будто всю жизнь здесь прожил…
-Да уж делаа. А мальчонку, что же?
-Не дают и близко увидеться, алименты тоже не взяла, я не успел уехать он к ней перебрался.
-Надо Юра, надо найти женчину не все такие, как твоя бывшая, в большинстве своём, как моя Малаша…
Охо-хо, Ваньша, вставай санок, поедем, водички холодной привезём работничка нашим…А над словами моими Юра подумай, шибко подумай.
***
Видно подумал тогда Юра над словами деда прохора к осени хозяйку молодую в дом привёл.
Угадайте, кто пуще всех плясал на той свадьбе, каблучками стучал да частушки пел?
Малаша коечно.
-Она Малашка моя никак чертовка, стареть не хочеть…Вроде уже не девка она ить раньше девкой была…но…А гляди чё базлает частушки -то эх…
Поглаживает усы с бородкой дед Прохор, да и сам не усидев на месте, идёт притопывая к своей Малаше…
-Эх, милка моя,
Шевелилка моя,
Сама ходить шевелить,
А мене потрогать не велить…
Под хохот молодёжи, поёт дед Прохор и чуть присев, пытается поймать руками свою Малашу, расставив их в разные стороны.
— У меня милёнка два
Два и полагается.
Один в армию уйдёт,
А другой останется.
Вывернувшись из объятий старика, поёт бабушка Малаша.
Да какая там бабушка— озорная, белозубая девчонка Малашка, крутится в весёлом хороводе взметает юбки, показывает красный сапожок с каблучком, притопывает и звонко поёт…
-Была девкой, вот хучь чем поклянусь была…а потом гляжу…старуха…
Говорит пьяненький уже дед Прошка…
Юра жену хорошую нашёл, до самой старости дожили детей нарожали, внуков воспитывать помогали, а про ту, про первую семью свою так и не знал ничего…
