Вера с раздражением захлопнула дверь купе. Ее сосед – молчаливый мужчина в сером костюме – даже не удосужился встать при ее появлении. Он продолжал сидеть у окна, уставившись в одну точку.
-Здравствуйте! – Вера театрально отчеканила каждую букву, поглядывая на попутчика.
-Добрый день, – неслышно отозвался мужчина, но так и не посмотрел на женщину.
«Какой невоспитанный тип», – фыркнула про себя Вера, демонстративно громко устраиваясь на своей полке.
Она терпеть не могла таких людей – тех, кто считает себя выше простых правил вежливости.
-Вы тоже до Казани? – процедила Вера. Но попутчик лишь кивнул.
«И что? Это все? Хоть бы представился. Нам, между прочим, почти двое суток ехать бок о бок. Дал Бог соседа», – Вера закатила глаза и плюхнулась на свою полку.
Весь вечер она наблюдала за ним исподтишка: как он машинально поправляет манжету рубашки, как неохотно берет в руки предложенную проводником газету, как избегает смотреть в ее сторону.
«Наверняка важная птица, – думала Вера, – привык, что все бегают вокруг него на цыпочках».
Мужчина сидел тихо. Ужинать не стал, лишь выпил стакан чая из железной кружки, снял пиджак и лег на идеально заправленную постель, укрывшись пледом.
«Хоть бы переоделся», – брезгливо отвернулась Вера и поправила свою подушку.
Она часто ездила в поездах. Две ее дочери давно уехали учиться в другие города и там же остались жить. Вышли замуж, построили семьи, родили Вере внуков. Вот она и ездила каждые три месяца то к одной дочери, то к другой. Ненадолго, дня на четыре, как правило.
Вера совсем недавно вышла на пенсию, но этот статус тщательно скрывала от окружающих. На работу в школу ей возвращаться не хотелось, хотя звали и уговаривали, относя ее к «золотому педагогическому фонду». Вместо этого Вера стала готовить детей к экзаменам и занималась репетиторством. Денег вполне хватало абсолютно на все. Да и времени для себя было достаточно.
Вере скоро должно было исполниться пятьдесят семь, но для нее это были лишь цифры. Она занималась танцами для души, старалась стильно одеваться, следила за своим питанием. Вера была очень активной женщиной, общительной и открытой. И ожидала того же от окружающих.
Поэтому такие люди, как этот молчаливый попутчик, вызывали у нее диссонанс. Ей было некомфортно находиться в его компании.
Вера проснулась на рассвете. Поезд стоял на какой-то неприметной станции. Людей на перроне не было видно, значит, станция была технической. Попутчика рядом в постели не было. Место было заправлено пледом, идеально и аккуратно.
Это вызвало у Веры раздражение.
Она поняла, что заснуть уже не сможет, поэтому приняла решение умыться и позавтракать. Даже если и в одиночестве.
Выйдя из купе, Вера увидела попутчика – угрюмого, глядящего в окно. На нем был вчерашний пиджак.
-Доброе утро! – с наигранной веселостью произнесла она.
-Доброе, – буркнул мужчина, мельком взглянул на ту, которая к нему обратилась.
-Не хотите кофе? У меня есть пара лишних пакетиков, – Вера посмотрела на мужчину.
Ей было сложно переступить через себя, но она смогла. Вера гордилась своей общительностью и смелостью. Да и подобных людей в поездах она еще не встречала. Совсем уж мужчина казался ей бетонной стеной – холодной, неприступной. А с такими ехать в одном купе — сплошное мучение.
-Спасибо, – равнодушно отозвался мужчина. – Я не хочу. Пейте сами.
«Нет, ну это уже слишком, – Вера злилась на незнакомца. – Хам, иначе и не назовешь. Ах, ну да, наверняка такие, как он, с обычными людьми кофе «три в одном» не пьют. По ресторанам ходят…»
Вера так и поступила. Она умылась, налила себе кипяток из бойлера и вернулась в купе. Внутри мужчины не было, в коридоре по дороге он тоже не встретился. Вера решила, что это даже к лучшему. Поест сама. Она только и успела разложить на салфетке два вареных яйца вкрутую, кусочек черного хлеба с какими-то семечками и тонкий ломтик твердого сыра, как попутчик вернулся в купе.
Он сел на свое место, открыл бутылку воды, сделал глоток и вернул ее на стол.
Вера не притронулась к завтраку. Она без стеснения вглядывалась в лицо мужчины.
-Как вас зовут? А то уже почти сутки едем вместе, а до сих пор не знакомы.
-Виктор, — холодно отозвался он.
-А я Вера. Вы не из тех, кто любит разговаривать, верно?
Виктор кивнул, но ничего не ответил. Веру колотило от злости: она к нему со всей душой, с разговорами, а он просто кивает. Разве так можно?
«И не такие стены пробивали!», – подумала про себя Вера.
-Вы в Казань по работе или домой? – не унималась она.
-По личным делам, – отрезал Виктор.
-А я вот к дочери еду. Вообще у меня их две. Одна в Казани живет, а другая в Сибирь умотала. А у вас… – Вера не успела договорить.
Она замолчала, увидев, злобный взгляд соседа.
-Слушайте, Вера, я не нуждаюсь в разговорах. Если вам скучно, то могу подсказать, в каком купе я видел такую же одинокую женщину. Сходите, поговорите.
Вера было открыла рот, чтобы возразить на грубость, но Виктор снова перебил ее:
-Мне не до вас. Не до ваших разговоров. Занимайтесь своими делами.
Он встал и вышел из купе. Вера сидела за столом с широко распахнутыми глазами и лишь моргала. Позавтракать она так и не смогла. Запах вареных яиц внезапно вызвал у нее приступ тошноты, и она завернула все в салфетку, запихнув в мусорный пакетик, который заранее повесила под столом.
«Точно хамло. Быдло, мужлан, грубиян. Вот и все. На таких даже не стоит смотреть. Оставьте его в покое, видите ли. А я что, кому-то мешаю? Вежливо, со всей душой к нему. Предложила кофе выпить, спросила лишь, куда едет. Это же банальная вежливость! Ну и пошел ты. Больно надо с такими разговаривать», – Вера кипела от злости.
Никто и никогда не разговаривал с ней в таком тоне. Люди всегда, даже самые тоскливые, ведут беседу в поезде. Без этого поездки превращались бы в мучение! Но Вера понимала, что лучше потерпеть еще одни сутки, чем связываться с подобным невеждой, как этот Виктор.
«Виктор… Имя-то какое. Витька-грубиян. Фу», – перекривилась Вера.
Следующие сутки текли ужасно медленно. Вера то и дело поглядывала на часы, но старательно делала вид, что ей есть чем заняться. Она читала книжку, разгадывала кроссворды и вписывала числа в Судоку.
Виктор же большую часть времени просто смотрел в окно, а остальное время дремал, повернувшись к Вере спиной.
Она все гадала, кто же он, чем занимается, почему такой угрюмый. И порой ей было даже его жаль. Он не переодевался, почти ничего не ел, и даже подушку, заправленную под простынь, не вытаскивал. Казалось, на удобство ему плевать.
На их станцию поезд прибыл в девять утра. За полчаса до прибытия Вера уже сидела на убранном месте, а ее небольшая дорожная сумка лежала рядом. Виктора и его вещей в купе не было.
Вера никогда не спешила. На больших станциях в этом смысла нет. Она никогда не понимала тех, кто старается выйти первым, занимая очередь у выхода задолго до остановки. Виктор был как раз таки одним из тех, кто за тридцать минут уже стоял в тамбуре рядом с проводником.
Вера неспешно вышла на перрон и огляделась. Встречать ее никто не будет, по ее инициативе, конечно, чтобы она «спокойно надышалась казанским воздухом».
Недалеко от вагона стоял Виктор, прижимаясь к груди сухонькой старушки. На ее голове был повязан черный траурный платок. Плечи Виктора дрожали.
Внутри у Веры все сжалось. Она специально прошла мимо, чтобы хоть что-то понять, что происходит, но ничего не услышала. Ей показалось, будто Виктор тихо плачет. Его рука безвольно и даже автоматически висела рядом, держа сумку. Другой рукой он держался за плечо старушки, словно вот-вот упадет, по щекам которой тоже текли слезы.
Вера открыла рот и хотела попрощаться, но сама себя одернула. Не тот момент и не то время, чтобы навязываться со своей вежливостью.
Она прошла мимо, но Виктор не выходил из ее головы почти весь отпуск. Она так и не узнала, что стряслось в его жизни, но где-то глубоко внутри понимала: иногда лучше оставить человека наедине со своим горем, даже если это противоречит всем канонам воспитания и учтивости.
