— Наталья Евгеньевна! Ну вы где? Совещание вот–вот начнется, ребята из «ИросТехКонструкт» уже приехали, а вас всё нет! — недовольно прошипела в из динамика Марина Захаровна, заместитель директора. — Леонид Юрьевич рвёт и мечет! Наташа!
— Я еду. Марина, Захаровна, я еду! У дочки просто сегодня школу закрыли на карантин, я ее сначала туда отвезла, потом позвонили, что нужно забирать. Я же написала вам, я успею, всё будет нормально! — ответила по громкой связи женщина, крутанула руль вправо, чуть не притерлась к какому–то «Ягуару», закусила губу. — Таня, да не ешь ты чипсы, я же просила! Опять будут крошки! — крикнула она дочке. Та недовольно скривилась, убрала открытую пачку чипсов в рюкзак. — Извините, Марина Захаровна, я еду. Скоро буду!
— Наташ, имей в виду, сорвешь нам переговоры, уволим. Ты ответственная, ты должна была тут с пяти утра куковать, а это делаю вместо тебя я. Гости уже по пятой чашке кофе пьют, скоро вскипят и забьются в конвульсиях. Натка! Руки в ноги и на работу! — Марина Захаровна нажала «отбой», нацепила на лицо очаровательную улыбку и повернулась к гостям. Те смотрели на нее с интересом и некоторой надеждой, потом, услышав, как она извиняется, поняли, что придется еще немного подождать, отвернулись и забубнили, разбившись на мелкие компании.
— Марина Захаровна! — просеменила к ней в узенькой, очень ей шедшей юбочке–«карандаш» секретарь, Поля. — Может быть шампанского им предложить?
— Ага. А потом караоке организуем, — закатила глаза женщина. — Натка сказала, что едет. Ждем. А этих можно в принципе в зал пригласить, показать ролик про нашу фирму, то–сё… Скажи Владу, пусть подготовит. Через десять минут начнём.
Полина кивнула, процокала обратно, в свою берлогу, закрыла тихо огромную, обитую мягким велюром дверь, бухнулась в кресло и сбросила с ног туфли. Те, дорогущие, самые–самые модные, ужасно жали. Полина надевала их только на самые ответственные мероприятия, потому как считала, что она, Полина, — лицо компании, должна предстать перед гостями в лучшем виде.
— Владик! — набрала она оператору. — Готовь презентации про нас. Дело затягивается. Наталья Евгеньевна до сих пор не приехала.
Парень на том конце провода что–то пробурчал, чертыхнулся, разлив кофе на клавиатуру, и отключился. Ему тут всё надоело. Решительно всё. Делать особенно было нечего, сиди в каморке, монтируй ролики, следи за тем, чтобы у ребят на компьютерах всё работало, как надо. А Владик не этого хотел. Он хотел блистать там, на публике, хотел пожимать протянутые ему с благодарностью руки, слушать, как все говорят о его заслугах перед родной компанией, как предлагают одну за другой выгодные сделки. Во Владе было много энергии, молодой, задорной, он легко сходился с людьми, мог болтать абсолютно обо всём, шутить и кивать в нужных местах. Он был находкой для «ФортНобеля», фирмы своего отца, занимающейся застройкой частного сектора. Но вот это родство и портило всё дело. Папа решительно не хотел пускать Владика в свой бизнес, держал в подвале, как узника, на свет Божий выпускал только если случится что–то особенное, непредвиденное и страшное…
… — Таня, ну всё, приехали. Иди домой. Я поехала. Таня, очнись! — обернулась Наталья. Дочка с неохотой выключила наушники, вылезла из машины, помахала рукой соседке, тете Ане, стоящей на балконе.
— Татьяна! — высунулась из окошка Наташа. — Придешь, поешь, там сырники остались, потом садись за уроки. В пять у тебя тренировка, ты не забыла?
— А ты не забыла мне ее оплатить? Кира Викторовна сказала, что если не заплатим, то она меня больше не пустит, — доедая вожделенные чипсы, кинула в ответ Таня и пошла к подъезду.
Женщина за рулём испуганно выпрямилась. Точно! Она не заплатила за этот месяц, а он уже подходит к концу. Как же она забыла–то?!
Вырулив обратно на дорогу, Ната стала пробираться к перекрестку. Запищал ее телефон — села батарейка. А зарядку Наташа оставила дома. И на жакете, выходном, от костюма, пятно… Откуда оно? Не было же с утра! Крутя руль одной рукой, другой женщина вынула из бардачка салфетку, стала тереть, но стало только хуже. Шоколад… Он расплывался, тая от влаги, впитывался в ткань, делая жакетик еще более грязным.
— Ладно, буду в блузке. Какая им всем разница, что на мне надето! Им бы только подешевле купить наши халупы–домики! — решила Наташа.
Дальше была пробка на Кутузовском, авария, которая перегородила две полосы, и все толкались в крайнем правом ряду, была «стрелка» на колготках и сломанный ноготь. Он еще вчера сломался, Натка заклеила его, подкрасила лаком, чтобы было не видно. Но он–таки отвалился.
— Мам! — зазвенел сотовый. — Мам! Мам! Мам!
— Чего?! — рыкнула в динамик Наташа, паркуясь на стоянке у офиса.
— Мам, я ключи не могу найти. Они в машине, наверное. Вывалились. И еще…
— Таня! Мне некогда. Хотя бы что–то ты можешь решить сама? Как можно потерять ключи?! Таня, тебе пятнадцать лет, я в твоем возрасте… — взорвалась Натка. Ее голос звонко разносился по подземной стоянке, отражаясь от бетонных стен и уносясь вверх, в вентиляционные отверстия.
— Как ты решила, что надо выставить папу на улицу? — услышала женщина, не стала ничего отвечать, побежала к лифту. Она опаздывала уже на целый час…
Выходя из лифта на десятом этаже высоченного, из стекла и бетона здания, Наталья сломала каблук. Он попал в решеточку у порога, хрястнул, хорошо хоть она ногу не подвернула.
— Полина! — подпрыгивая, вбежала женщина в приемную. — Ничего сейчас не надо говорить! Дай мне, пожалуйста, свои туфли! Да–да, вот эти! — ткнула она пальцем в пыльно–розовые замшевые туфли—«лодочки».
— Наталья Евгеньевна, я не могу! Мне самой надо в чем–то ходить, я… — замотала головой Поля.
— У тебя вон, балетки есть. Поленька, милая, ну выручи меня разочек! У меня сегодня очень трудный день! Пожалуйста!..
Трудные дни у Натальи были уже давно. Она и не помнит, когда с утра и до вечера всё проходило без неожиданностей и хлопот. Натка как–то перестала всё успевать, на нее навалилась куча дел и проблем, а силы как будто кто–то высосал. Она даже кровь ходила сдавать, может, гемоглобин упал?.. Но нет, анализы в порядке.
— Это депрессия, — уверенно кивала Наташина подруга, Вика. — Ты развелась, теперь проходишь все стадии осознания. Ты в депрессии, надо сходить к врачу, он пропишет таблетки.
— Какая депрессия, Вик?! Я же сама его выгнала! Я рада, что мы теперь не вместе, я слышать о нем не могу, поняла? Да без Сашки нам с Таней даже легче стало, задышали полной грудью, а то жили, как под гнетом. Всё–таки хорошо, что он мне изменил! — упрямо вскидывала подбородок Наташа. — Это послужило поводом нам расстаться. Хорошо!
— Ну да… Ну да… — покивала Виктория. — Очень вам стало хорошо… Ты хоть на алименты подала? Таньке пятнадцать, он должен…
— Нам от него, подлеца такого, ничего не нужно. Пусть даже не суется со своими деньгами! Всё, его для нас не существует! — сказала, как плюнула, Наташа. — Мы справимся сами. Зато потом, когда он будет старый и больной, то не посмеет с Тани спросить ничего, ни копеечки! Ничего, я взяла кучу проектов, обещали повысить зарплату, должность с нового года тоже обещали. Выплывем!..
Выплывали. Но каждый месяц всё с большим трудом. Как будто кто порчу на Наташку наслал. То ее проект не утвердили, то заказчики дали задний ход, переметнулись в другую фирму, то еще что–то случилось. Таня стала плохо учиться, Наташу вызывали в школу на беседу.
«Девочке нужно многое подтянуть. По предметам отстала сильно. У вас что–то случилось, может быть? Раньше всё было хорошо, а тут вдруг… — заглядывала в лицо Наты классный руководитель Татьяны. — А ведь Таня умница, мы на нее возлагали большие надежды, а тут вдруг такой откат…»
— У нас непростая жизненная ситуация, — скупо объясняла Наталья. — Мы с мужем развелись. У ребенка стресс. Но скоро всё наладится, я вам обещаю.
— Ну… — поджимала губы педагог, — Таня сказала, что она больше не занимается с репетитором, как раньше. Алгебра совсем «провисла», физика тоже. Может быть, вам стоит перейти в другую школу? Наша всё же с математическим уклоном, а Таня — гуманитарий. Стихи прекрасные пишет, эссе ей очень хорошо удаются. Подумайте.
— Нет, школу мы менять точно не будем, — отрезала Наташа. — Таня станет учиться лучше. Извините, мне пора…
И ушла. А молоденькая учительница смотрела ей вслед и не понимала, зачем мучать Танюшку синусами и косинусами, если она совершенно из другого теста?!
В тот же день, сразу после возвращения из школы, Наташа позвонила дочкиному репетитору, от которого недавно как будто отказалась.
— Иван Ильич? Это Захарова. Я согласна на вашу цену. Когда вы сможете Таню принимать? — вздохнув, сказала она. На том конце провода помолчали. Иван Ильич был учителем от Бога, настоящим умницей, объяснял всё просто, подпрыгивал, бегал по комнате, волновался, если ученик не понимал его, рисовал рисунки, чертил схемки, придумывал стишки, лишь бы его подопечные всё выучили и усвоили. В общем, он был один на миллион, но и брал за свои творческие услуги дорого. В интернете было полно более дешевых репетиторов, молодых студентов, подрабатывающих педагогов — выбирай на свой вкус. Но Наташа на такое не пойдет. Ей задана высокая планка, она ее перемахнет! Подумаешь, Сашка теперь с другой и денег от него она не берет! Иван Ильич всё равно будет с ними. Она докажет проходимцу–мужу, что и без него сможет оплатить всё, что нужно дочке! Да, бюджет еще больше растянулся, затрещал, о летнем отдыхе можно, наверное, уже забыть, но если сегодня Наташа продаст свой проект «ИросТехКонструкту», то дело в шляпе! Выгодная сделка сулит хороший доход. Иван Ильич согласился, назначил занятия на среду и субботу. Таня была не в восторге, но молчала…
… — Ладно, берите, — смилостивилась Полина. — Да осторожно вы! Тут же каблук какой!
Наталья покачнулась, прошлась перед секретарем, поправила прическу.
— Спасибо, Поля. Я твоя должница. Ну, пойду, — выдохнула она.
— Идите. Все уже в конференц–зале. Там Владик их развлекает, — крикнула ей вслед Полина. — И спиной к ним не поворачивайтесь! Колготки рваные! И жакет снимите, пятно же!
Наташа застонала, быстро кинула жакет на кресло в коридоре, натянула улыбку и зашла в конференц–зал.
— …А вот этот домик, на вид неказистый, — услышала она голос Владика, — у нас купили раз двести. Ну гляньте, не хоромы, да? Но это снаружи. А внутри… Сейчас… Сейчас… — На видео оператор с камерой заходил в чей–то недавно построенный, уже мало–мальски обжитый дом. Сидящие в темноте зрители затаили дыхание. — Вот! И та–дам! Смотрите, сколько места для творчества, полета фантазии, а света хоть ложкой ешь! — разошелся парень. — Ой, а вот и наша Наталья Евгеньевна. Ну, ребята, передаю ей слово.
Вспыхнул свет, все посмотрели на стоящую у двери женщину. Туфли на высоченном каблуке, совершенно не под цвет юбки, блузка помялась, по рукаву пошла нелепая складка, лицо у Натальи было совсем не сияющее, под глазами темные круги, глаза пустые, как будто выключили их.
Все притихли. И в этой тишине Наташа боком протопала к кафедре, помня о том, что у нее на колготках «стрелка».
— Мы вас не разбудили? — спросил кто–то насмешливо. — А то вот приехали раненько… Сидим, ждем… Вы с Канарских островов к нам?
— Замолчи, Никита! — оборвал его мужской голос, как будто знакомый, но в полутьме Ната никак не могла разглядеть, кто это говорит. — Наталья Евгеньевна, мы понимаем, что у всех бывают трудные дни, но мы готовы вас выслушать. Начинайте, пожалуйста!
Влад вывел на экран слайд, Наташа автоматически говорила текст, размахивала руками, кивала, отвечала на вопросы. Плюсы, достоинства, интересные моменты, затраты, выгоды… Она говорила и говорила, а потом слайды на экране перепутались, Наташа удивленно ойкнула, Владик всё выключил, зажегся свет.
— Извините, что–то с программой, — вяло пояснила докладчица. — Но в ваших буклетах…
— Да мы уже давно наши буклеты рассмотрели! — опять возмутился голос. Наталья посмотрела туда, откуда раздавался голос.
Совершенно лысый, с блестящей макушкой мужчина в темно–синем костюме, сидящий на первом ряду, брезгливо бросил на сидение рядом с собой подготовленную брошюрку. Полина специально ездила вчера в типографию, забирала эти книжечки. — Только зря время потеряли. А знаете, уважаемая Наталья Евгеньевна, сколько стоит моё время? Даже минута! Не знаете? Зря! То, что вы тут сегодня устроили, просто хамство! Такой презентации я еще не видел. Какая у вас должность, а? Да вас максимум рядовым чертежником надо ставить или уборщицей! Хотя, нет. Тут вы можете опоздать и опять выйдет плохо. Ну, вы, ребята, как хотите, а я поехал, — бросил он коллегам. — А свой этот проект, Леонид Юрьевич, предложите старшей группе детского сада, там оценят. Всё. Фёдор, машину подавай, — сказал он кому–то, сзади вскочил хилый паренек, побежал «подавать» машину.
— Никита, не кипятись! Ник! — Наташа посмотрела на второго мужчину, тоже в костюме, смуглого, широченного, похожего на медведя. — Никита Андреевич!
— Пятьдесят лет я уже Никита и столько же Андреевич. Отстань, Миша. Если тебе интересно, оставайся. Я поехал. У меня дел выше крыши! — отмахнулся лысый. За ним потянулась свита. Кто–то кивал Наташе, усмехался, кто–то неодобрительно поглядывал на нее, кто–то прятал глаза, кто–то смотрел с сочувствием.
— Леонид Юрьевич! — тихо, дрожащими губами прошептала она. — Простите меня… Я…
Но директор ничего ей не ответил. Он вышел сразу за Никитой Андреевичем, бросив в урну буклет. Он только что потерял несколько миллионов. И виновата в этом она.
Полина, стоящая всё это время в коридоре и подсматривающая через щелочку в двери, метнулась к себе, бухнулась на место, сделала вид, что усердно работает.
Директор велел подать ему кофе, захлопнул дверь своего кабинета. Полина растерянно пожала плечами — как же подать кофе, если он там заперся на ключ?!
Забежал в приёмную расстроенный Владик.
— А… Это ты… — покосилась она не парня. — Вот, закрылся, а мне сказал кофе ему принести…
— Поль… Это же я во всем виноват, Полька! — сел на стул Владик, потер обросшие щетиной щеки. — Я ее, Наташкину, презентацию испортил! Вчера мы с ней ее прогнали раз пять, потом она ушла, а я хотел кое–что там подправить… Вот влип так влип…
— Иди отсюда, — с каменным лицом отчеканила Полина. — И больше без вызова не суй сюда свой нос!
— Поля! А как же вечер? Мы же пойдем в караоке, да? — вскинул брови молодой человек. — Поль, ну чего ты из–за ерунды–то?!
Он хотел обнять девушку, но та его оттолкнула, побежала к кофемашине. Леонид по громкой связи напомнил ей, что ждет свой эспрессо вот уже две минуты…
Наталья сначала смотрела, как вытекают из зала люди, потом отвернулась.
В ее руках вяло завибрировал сотовый.
— Ма! Ну чего с ключами–то? Я тут под дверью сижу, сижу… Мам, у меня голова болит и…
— Тань, вот сейчас совсем не вовремя! Я на работе, у меня полный завал! Реши хоть что–нибудь сама. Потеряла, значит сиди и жди меня.
— Но мне же на тренировку! Хотя нет, Кира прислала сообщение, она меня не ждет. Ты так и не оплатила… И к Ивану Ильичу я не попаду, получается. Мам! А еще у нас под дверь кто–то квитанцию положил, тут долг какой–то. Ну я тебе сейчас сфоткаю. Ма!
Наталья Евгеньевна равнодушно смотрела на фото квитанции за квартплату, на которой черным по белому значился какой–то баснословный долг. Обычно плата списывалась с Наташиной карточки автоматически, значит, это просто какая–то ошибка. Теперь нужно ехать, разбираться, а на это совершенно нет времени…
— Трудный день? — услышала женщина за спиной мужской голос, обернулась. — Я говорю, пойдем пообедаем? Всё равно тут больше ничего не показывают. — Мужчина кивнул на белый экран с застывшей Наташкиной черной тенью, на голове тени был какой–то хохолок.
Женщина быстро поправила прическу, как–то страдальчески улыбнулась.
— Миша…
— Ага. Узнала наконец. Ну и ладненько, — скомкал ее в объятиях медведь. — Где тут у вас кормят? Ну чего ты смотришь так?
Миша… Они виделись последний раз много лет назад. Учились в одном институте, Михаил ухаживал за Наташкой, звал её «Вжиком», уж очень юркая и резвая она была, энергии через край, всегда в каких–то начинаниях, мечтах, задумках, всегда куда–то спешит, рвется изменить мир. Они часто вместе ходили в кино, в кафешки, гуляли и катались на роликах в парке Горького, они ездили в Серебряный бор загорать и купаться. Михаил даже как–то осмелел, и, пока прятались от дождя под деревянным грибком на детской площадке, предложил Наташе выйти за него замуж. Но она отказалась.
— Миш, ну вот зачем ты всё испортил? — сказала она тогда тихо, смахнула с его щеки дождевую каплю, а потом отвернулась и убежала.
Больше он темы их бракосочетания не касался, понимал, что не для него Наталья себя бережет. Ну и ладно, он и дружить с ней согласен был.
А через год девушка вышла замуж, перевелась в другой филиал. Вот и вся любовь…
— Узнала… — пожала она плечами, медленно продолжила, крутя в руках телефон:
— У нас кормят в столовой… На первом этаже. А как ты тут оказался?
— Натка, ну ты не проснулась что ли? Мы с Никитой к вам сегодня приехали. «ИросТехКонструкт», помнишь? Ты нам должна была сегодня продать свои коттеджи, но…
— Но вышло скверно. И меня скорее всего уволят. Пойдем, я знаю хорошее кафе, пообедаем. Только подожди, я Поле скажу, что ушла.
Она первой вышла из конференц–зала, заглянула в приемную шефа. Полина стучала по клавиатуре своими аккуратными пальчиками, жевала жвачку.
— Я на обед отойду, ладно? Ты скажи ему… — Наташа кивнула на директорскую дверь. — Ну или позвони мне…
— И куда это ты собралась? — раздалось сбоку, из–за колонны вынырнула Марина Захаровна. — Наталья Евгеньевна, вы вообще в своем уме? Пока что вы еще не директор и вам не разрешено свободное посещение работы! Ой, Михаил Олегович… А я вас сразу не заметила… — покраснела под тональным кремом Марина.
— Да, я вообще очень незаметный, — хохотнул медведь Миша. — Знаете, нам с Натальей Евгеньевной поговорить бы. Возможно, она сможет убедить меня в нужности своего проекта. Ага? — подмигнул Михаил заместителю директора и протянул ей шоколадку. Миша всегда дарил девушкам шоколадки в институте, благо его мама работала на «РотФронте», приносила их домой с завидным постоянством, пользуясь положенной ей скидкой.
— Ой, ну что вы… — еще больше зарделась Марина. — Ладно, не буду вам мешать.
Она посмотрела, как закрывается лифт, пряча в своем зеркальном нутре Наташу и Михаила Олеговича, поцокала языком, ушла к себе в кабинет. «Ну и проныра эта Натка! — думала она. — Проект профукала, а вон, мужики на нее слетаются, как на мёд! Одного выгнала, второго уже нашла! Вертихвостка! И ведь ничего в ней нет, в Захаровой этой!»
… — Ну как живешь, Наташа? — отодвинув женщине стул, спросил Миша.
— Лучше всех. Ой, прости, Таня звонит. Это дочка, — пояснила она, ответила на звонок. — Тань, ну чего?
— Мам, у меня голова болит. И Иван Ильич, наверное, меня уже ждет, а я не пойду. Можно? Я тут у тети Ани, она меня пустила пока… Мам, ты когда приедешь?
— Татьяна! Что значит не пойдешь ты к репетитору? Нет, дорогая моя, ты пойдешь! И будешь заниматься. И наконец исправишь свои оценки! Ты опять нахватала «двоек», меня вызывали, а ты у тети Ани прохлаждаешься?! То живот у тебя, то голова! Хватит! Собирайся и иди! — резко ответила Наталья.
— Мам, там дождик. Я не пойду!
— Ты пойдешь. Как миленькая пойдешь. Всё, я сказала!
Ната положила сотовый на стол.
Миша покачал головой.
— Вжик, зачем ты такой стала? Никогда не слышал, чтобы ты так говорила. Прямо стальная леди. Дочка? Ну не хочет она куда–то там, пусть не идет.
— Она ленивая. Она просто ленится, и всё. Голова у нее болит, здрасте вам! Учиться — это ее работа. И вообще… — Наташа говорила громко, так, что все сидящие в кафе стали на нее оглядываться.
— А что муж? — быстро сказав официанту, что им принести, перебил её Михаил, положил на стол барсетку, поправил крупные, как и его ручища, часы. Те блеснули серебряным браслетом. Ната рассеянно посмотрела на них. У ее бывшего были такие же. Надо же… Он так радовался, когда их купил. «Да они стоят, как самолет! — возмущалась тогда Наташа. — А Таньке надо сапоги, и шубку мы хотели…»
Муж тогда только усмехнулся. «Ничего ты не понимаешь, Натусик. Такие часы — это статус, признак богатства. Смотрят на меня конкуренты, понимают, что меня так просто не возьмешь, что у меня тоже кое–что есть. Ну это же как у вас, чем больше колец, тем дороже баба. Так?» Наталья пожала плечами. У них, «у баб», и кольца, и сапоги, и сумки. И даже то, как ты глаза подвела, позволяет различать эти самые статусы…
— Нравятся? — улыбнулся Миша. — У нас дома попугай, мелкий, волнистик, но так ему сдались эти часы, постоянно прилетает, со стола их хочет утащить. Ну так что муж? Может, тебе ему позвонить? Трудный день всё же… Извините! — Миша опять подозвал официанта. — Нам бы по коньячку…
Паренек в белом фартуке кивнул, растворился в полутьме кафе.
— Я не буду звонить мужу, потому что мы развелись, и мне этот человек теперь совершенно чужой. И я всё устрою сама, без него. А он пусть дальше развлекается со своей патлатой. Вот! — выпалила Наталья, хлопнула рюмку. Её лицо порозовело, по телу поползло приятное тепло. Сразу стало как–то лень ругаться, доказывать, спорить. Просто захотелось уткнуться в Мишку, закопаться лицом в его рубашку и в своё удовольствие поплакать. Так было бы хорошо…
— Значит, ты всё сама?
— Ага, — вяло ответила Наташа.
— Тянешь, значит?
— Тяну…
— Как лошадь.
— Ага. Чего? Какая лошадь? — возмутилась Наташа.
— Ломовая. Тяжеловоз. Лохматая такая, на ногах колтуны, хвост тоже свалялся, но всё сама. Тащит телегу, а на ней кто у нас? Так, давай пальцы загибать…
— Миша! Перестань, какие колтуны?! — схватила его за руку Ната, но мужчина отмахнулся.
— Итак, дочка у нас на телеге, такая дерзкая, в косухе, с жвачкой во рту. А у дочки — что? Ну репетиторы, я думаю. Без них нельзя. Им надо платить. Секции есть?
Наташа кивнула.
— Дорогие? И вот сидит дочка, в авоське репетитор и секция, жует жвачку, возмущается еще что–то. А лошадка тянет, она же всё сама. Она ж у нас гордая. Дальше что?
— Квартира… — подсказала Наташа.
— Квартплата, разные ремонты, услуги, интернет опять же. Всё туда же кинем, в телегу. Ну и тряпки…
— Какие тряпки? — нахмурилась окосевшая от коньяка Наташа.
— Одежда в смысле. Дочка–то растет, ей надо менять одежду. А обуви сколько надо… Это ж пропасть! И самой лошади одеться тоже не мешает, а то, вон, колготки рваные! — серьезно добавил Миша.
Наталья смутилась, прижала колени друг к другу.
— Это случайно. Это же бывает… — промямлила она. — Даже у лошадей…
— Бывает. Но вот еще что бывает. Бывает, что вот такие лошади хотят доказать, что от того, что они выгнали из своей жизни мужа, ничего не изменится, что они так же будут всё вывозить. Это нужно сделать непременно, иначе он, ну тот, кто ушел к патлатой, поймет, что бывшая — слабачка, а она поймет, что без него вообще ничего не может. Ну как же?! С ним–то всё работало, как вот эти самые часы, а без него покатилась жизнь в помойку. Только вот лошадка забывает, что имеет право поменять всё в своей жизни, раз уж поменяла мужа на свободу, даже из телеги что–то выбросить может.
— Я не могу! Я же не могу! Иначе мой бывший скажет, что я пустое место! И нам надо, чтобы Таня занималась, она же в физматшколе, но не тянет, ей надо помогать! И Иван Ильич очень хороший учитель, дорогой, но всё же он будет с ней заниматься, потому что…
— Потому что твой Петя…
— Саша, — поправила Наталья.
— Твой Саша мог ему платить, и ты сможешь. Ну смешная ты, ей–богу! Он же, Саша твой, бывший! Бывший, понимаешь? Какая разница, что он скажет?! Если бы я разводился, то на первых парах тоже искал бы в жене недостатки. Это естественно… А вот ты Татьяну свою спросила, ей вообще нужна эта ваша физика и математика?!
— Она будет учиться в этой школе, потому что у них связи с институтами, они помогают поступить, готовят. Таня должна…
— Она ничего тебе не должна, Наташа. Она просто имеет право на выбор. Ты когда–то выбрала Сашу, а она выбирает своё будущее. Я понимаю, Наташ, что дети — это очень большая статья расходов и доказательство твоей «хорошести». Если их хвалят, то ты молодец, если их ругают, то ты плохая. Если ты, выгнав мужа, поддерживаешь свою жизнь на том же уровне, то ты молодец. А если нет, то неудачница. Да?
Наталья подумала и кивнула. Ну вот так просто, всё по полочкам, так хорошо Миша всё разложил… Умница.
— А вот и нет, Вжик! Вот и нет! Это такая глупость! Ужас, какая! — Михаил поковырял салат, бросил вилку. — Вот как вы, женщины, в своей голове всё это укладываете, а? — Он помял воздух руками, как будто лепил пластилин, вздохнул.
— То есть как глупость? Я сильная, я смогу жить без него также хорошо! — запальчиво ответила Наташа, стала быстро есть суп. Миша помнил, что она любит борщ, его и заказал. Приятно…
Ната неловко повернулась, по блузке поплыло свекольное пятно.
— Ну ты прям сегодня кладезь неудач, — хохотнул Михаил. — Да не три ты уже, горе моё! Ешь.
— Но ведь я ему так и сказала, что проживем без него, и даже лучше! — упрямо выпрямилась женщина. — Но… — тут она скривилась, всхлипнула. — Ничего не получается. Он зарабатывал больше меня, а я не тяну… Ничего не тяну… Сегодня, вон, вообще проспала, Таньку из школы забирала, оттуда только на машине доедешь или на метро, но дочка сказала, что болит голова. Я поехала… Мы попали в пробку, я опоздала к вам. Таня потеряла ключи, сидит теперь у соседки. А я не оплатила ее гимнастику, и Кира, это ее тренер, велела ей больше не приходить. У нас еще за дачу не выплачен кредит. Всё туда уходит. А еще прислали долг за квартиру. Это какая–то яма, Миш! Просто яма, и всё! И я туда падаю, хватаюсь за стенки, а они осыпаются. Помнишь, когда–то мы с тобой провалились в овраг, когда зимой на лыжах катались. Ты за ветки хватался, а они обламывались, и снег все ссыпался вниз. И я испугалась, а ты хохотал и называл нас хоббитами.
— Помню. Но выбрались же. Поменяли тактику и выбрались. Нат, ты вот только не думай, что я такой принц, прискакал на коне, сейчас кину тебе миллиончик, и все проблемы решатся. Нет. Ты выбрала путь, ты идешь по нему без Александра. Ну и иди. Я тут не судья. Только не надо думать, что сворачивать тебе нельзя. Это глупо. Жить хорошо и ехать по той же дороге — это не одно и то же. Слепи свою жизнь, новую. Да, тяжело, да, страшно, сомнений куча в голове, но обратного пути–то нет. Вжик, ты же не мямля! Ты решительная, ты смелая, ты ж у меня герой! — он наклонился вперед, хлопнул Наталью по плечу. — Значит так, сейчас ты идешь на работу, к начальнику. Вы решаете все вопросы, нельзя же вот так просто делать вид, что ничего не случилось. И скажи ему, кстати, что дочка заболела. Ты поедешь домой, и вы с Татьяной сядете и решите, от чего вы откажетесь, что оставите, и что для этого нужно. Наташ, это не страшно, это даже интересно! Ну, доедай уже, что ты мусолишь?! — скривился он.
Наташа быстро дожевала последний кусок стейка, запила его морсом и встала.
— Готова? Вперед! Спасибо, — Миша кивнул официантам, расплатился и открыл перед Наткой дверь…
…Леонид Юрьевич сидел в большом кожаном кресле, маленький, в очках и с реденькими волосинками на голове. Он смотрел на Наташу снизу вверх, смотрел осуждающе и разочарованно.
— И что ты мне скажешь? — наконец спросил он.
— Я… Я скажу, что всё исправлю. Я сама к ним поеду, попрошу второй раз выслушать нас, я… — тихо ответила Наталья.
— Бросьте, Наталья Евгеньевна! Невозможно поймать за хвост прошлое. О, как я сказал, — довольно кивнул сам себе директор. — Этой сделки у нас не будет. Жаль. Но это не конец света. Работаем дальше. Что у вас по «Картан–Парку» и «Вездеходам»? Ребята ждут наших предложений.
— Да там всё готово. Делаем макет. Готова всё представить на экране, — с готовностью вынула из сумки флешку Наташа.
— Вот и славно. Не надо мне сейчас что–то показывать, у меня болит голова, дичайше болит. И вас там, говорят, дочка заболела? Ну или потерялась, или что–то еще стряслось? — поморщился он. Леонид Юрьевич очень не любил лезть в семейные проблемы своих подчиненных, ему от этого становилось неловко и беспокойно.
— Ну… — промямлила Наташа. Это Мишка ему сказал! Это он… Мишук…
— Идите домой, с глаз моих. Завтра чтобы были с самого утра. Ну или как там сложится с дочерью… Идите уже! — он что–то совсем рассердился, шлепнул рукой по столу.
Наташа вышла из кабинета, посмотрела на грустную Полину.
— Поль, туфли твои… Вот, держи, — хотела она отдать обувь хозяйке, но та покачала головой.
— Не надо. Мне в них всё равно неудобно. А я с Владиком поругалась, представляешь?.. — обреченно сообщила она.
— Значит, надо помириться. Поль, ну ты что! Позвони ему! — сняла трубку служебного телефона Наташа, протянула Полине. — Он не укусит. И скажи ему, что он классно выступил! Я, пожалуй, буду брать его с собой на презентации. Надо вынимать парня из его логова!
Девушка улыбнулась, закивала, стала набирать внутренний номер Владика…
Наталья не поехала на своей машине, вызвала такси. Домчавшись до дома, бегом кинулась к подъезду, еле дождалась лифт, выскочила на своем этаже, вспомнила, что Таня у тети Ани, побежала на этаж ниже. Там долго звонила в дверь.
— Ну чего ты трезвонишь, как полоумная?! — заворчала Анна. — Спит твоя зазноба. Температурит. Заходи. Не буди ее. Хотя… Уже разбудила. Сейчас чайник поставлю. Фу, бледная ты какая! Ну, Натка! Ну, довела ты себя…
— Я Таню заберу, мы к себе пойдем. Вы не беспокойтесь, — кивнула Наташа.
— Заберет она ее! Поешь, потом заберешь. Дома небось шаром покати, все в делах, а ребенок голодный! — буркнула тетя Аня, кивнула на двери гостиной.
Хозяйка ворчала на кухне, громыхала чайником, а Наташа уже сидела на краешке дивана, гладила Таню по голове и вздыхала.
— Тань, знаешь, я подумала и пришла к выводу, что нам надо что–то решить… Не сейчас, а когда ты выздоровеешь, потом, ладно? Но нужно… — сказала она наконец.
— Чего решать–то? Мам, ты какая–то загадочная! — приподнялась на локте Татьяна.
— Понимаешь, я провалила сегодня презентацию, мне не заплатят, и повышения не будет. И я не смогу всё делать так, как было, когда… — отвернувшись, начала объяснять Ната.
— Когда был папа? — закончила за нее девочка шепотом, замолчала, сделала вид, что поправляет одеяло, а сама закусила губу. Таня очень переживала развод родителей, всё понимала, но было больно и обидно, что рухнуло что–то такое надежное, как будто фундамент треснул, расползся, и теперь весь дом, в котором жила всю жизнь Танюшка, падает в пропасть. Или не падает?.. — Ну и что! — вдруг весело продолжила девочка. — Давай делать по–своему. Что нам, слабо что ли?! Мы же команда!
— Ты думаешь? Ты прости меня, я вела себя ужасно последнее время, Тань… Ругалась на тебя постоянно, чего–то всё требовала… — Наташа погладила девчонку по растрепавшимся волосам, улыбнулась. Хорошая у нее Таня, милая такая, щечки розовые, с ямочками… Умничка.
— Да и я тебе не помогала. Ну, давай обратно дружить что ли? — кивнула Таня, кинулась целовать маму.
Они поили чай, Татьяна собралась, Наташа помогла тете Ане помыть посуду.
— Ну всё, давай, лечи свою зазнобу, Натка. Если что, приходите. Я сейчас в отпуске, могу помочь.
— Спасибо, теть Ань! — кивнула Наталья…
… — Мам, я вот тут подумала, что всё же хочу ходить к Кире на гимнастику, мне нравится, и у меня хорошо получается! Давай, ты заплатишь, а? — уже перед сном шепнула Танюша матери. — Но я не хочу учить физику, мне от нее становится плохо. Мам, ты не расстроишься, если я не буду больше ходить в папину школу? Мам, давай заведем кота, и я пойду в класс, где учится Генка Смирнов? Ну пожалуйста! У них там гитарные вечера и вообще очень круто! — схватила Нату за руку Танюша.
— Ну не знаю… Кот — это большая ответственность… А гимнастика — это дорого, Тань. Надо тогда подумать, с чего урезать траты. Хотя, если отменить Ивана Ильича и мой фитнес, то… — Наталья задумчиво смотрела в окно. — То, пожалуй, можно.
— Мам, я ты сама чего хочешь? — просила еще тише Татьяна.
— Я? Я хочу спать, детка. Я так хочу спать, так давно, что сил нет… — потянулась сладко Наташа. — А ещё я хочу, чтобы мы поехали куда–нибудь, ты и я. В другой город, не важно, в какой. Я в юности любила путешествия, а потом… Да ладно, сейчас всё равно не получится…
— Мам, а можно мне с папой иногда видеться? Ты не разрешаешь. А я скучаю… — спросила дочка, погладила мать по щеке, поцеловала, набросила ей на плечи своё одеяло.
— Можно, — подумав, кивнула Наталья.
— А тебе это будет очень неприятно?
— Не знаю… Поживем–увидим. Начнем с Генкиной школы. Гитарные вечера… Был у меня один друг в юности, на гитаре как Бог играл. Да… — улыбнулась Наташа…
Через месяц Таня уже ходила в другую школу.
Это было первое их с Натальей самостоятельное решение, шаг влево от того пути, по которому шли раньше. Страшно, но нужно. Наталья надеялась, что делает всё правильно. А Таня просто очень любила свою маму и верила в лучшее. Хорошо, когда рядом мама, мама–друг, мама, которая тоже может сомневаться и плакать. Она от этого становится настоящей, «своей». Вместе им будет хорошо, Таня в этом уверена. Надо только немножко перекроить жизнь под свою фигуру, а не носить «с чужого плеча». Это даже интересно и очень волнительно!
— И никакая я не лошадь! —думала Наташа, стоя в «пробке». — Я Вжик. Надо же, забыла… Хорошо, что Мишка приехал, напомнил. А то бы так и тащили мы с Таней эту телегу, неизвестно зачем…
