Всегда существуют различия между бедными и богатыми, добрыми и злыми, образованными и нет. Всё это становится неважным, когда человек попадает в приёмный покой. Скорая помощь открыта для всех. Все там просто пациенты.
И всё же, даже здесь некоторым удаётся обеспечить себе лучшие условия.
Лев Александрович Бессонов был как раз из таких людей. Его палата была индивидуальной и оснащённой по высшему разряду. В его распоряжении были собственный умывальник, санузел с душевой, холодильник, электрический чайник и телевизор. Уход медсестёр в его палате также соответствовал высшему уровню.
Однако, несмотря на комфорт, Лев Александрович не испытывал радости, ведь он понимал, что его дни сочтены. Заболевание достигло последней стадии и неотступно подтачивало его здоровье. Но более болезненным для него было осознание того, что всё полученное упорным трудом и знаниями может достаться чужим людям.
Он собирался часть своего состояния оставить местному детскому дому, а оставшуюся часть передать двоюродным племянникам. С ними у него почти не было связей, но какая-никакая, а родня. Ещё кусочек он планировал отдать домашней прислуге и водителю. Более близких наследников у Льва Александровича не осталось. Три года назад ушла из жизни его жена.
Они пережили тяжёлое несчастье. Горе было такое сильное, что она не смогла оправиться после пропажи их единственной дочери.
Это произошло более двадцати лет назад. Тогда Лев с женой Леной и шестилетней Юлей возвращались с дачи. Там они проводили свои выходные и не только. На даче был небольшой огород, который их кормил, да и позволял немного заработать с продажи урожая.
Домой добирались на электричке. За день они так устали, что сами не заметили, как задремали. Когда проснулись, Юли рядом не было. Конечно, они подняли тревогу и обратились в милицию. Но все усилия оказались напрасными. Девочка пропала.
Несколько лет Лев Александрович пытался убедить жену родить ещё одного ребёнка. Лена всё время говорила, что у неё уже есть ребёнок и другого она не хочет. Она не могла найти в себе силы для этого шага. Лена продолжала жить прошлым и совсем не заботилась о настоящем, а уж тем более не мечтала о будущем.
Лев старался заглушить свою внутреннюю боль, посвящая себя работе. Он был физиком по образованию, владел несколькими языками. Это позволяло ему заниматься преподаванием и переводами технических текстов, да и доход приносило приличный. Через несколько лет он стал заведующим кафедрой, а потом и директором одного из институтов. Он часто ездил за границу на конференции, общался с учёными из разных стран. Всё это стало для него спасением от всего, что творилось в семье.
А вот Лена делала всё наоборот. Она оставила свою работу, а домашние дела поручила прислуге. Она погрузилась в религию и много времени отдавала этому. Но увы, утешения ей это не принесло. Сердце не выдержало, и её не стало.
После её смерти Лев Александрович продолжал научную работу и как мог, жил дальше. Так бы всё и продолжалось, если бы не одно «но».
Шли годы, он много работал и очень много зарабатывал. Его состояние множилось, и он не задумывался, зачем ему это нужно. Всё это казалось ему всего лишь обязательными атрибутами статуса.
Но череда событий всё же заставила его задуматься о завещании. А ведь у него было немало добра. После двух инфарктов осталась инвалидность. Только потеряв здоровье, он понял, что времени пожить у него уже почти не осталось. Стало приходить и осознание бессмысленности всего накопленного. Второй инфаркт оказался особенно серьёзным…
***
— Здравствуйте, как тут наш пациент? — спросила его медсестра, входя в палату с дежурной улыбкой на лице. — Готовы позавтракать? У нас сегодня вкусненькая творожная запеканка с фруктами и тушёная рыба с картофельным пюре.
Лев Александрович с тоской смотрел в окно.
«Какой, к чёрту, завтрак. Дайте уже подохнуть», — подумал он, но вслух произнёс другое:
— Спасибо, Наташа. Думаю, просто чая выпью, если позволите.
— Нет, так нельзя, — ответила Наталья с добродушным упрёком. — Нужно набираться сил, обязательно нужно есть что-то.
Лев Сергеевич почувствовал смущение и, чтобы не показаться избалованным богачом, быстро сказал:
— Пусть будет запеканка.
Медсестра обрадовалась, что удалось убедить его поесть, и поспешила уйти.
Бессонов снова тяжело вздохнул, размышляя, к чему все эти годы, если даже нет наследников. Эта мысль не давала ему покоя.
«Жаль, нельзя уйти в могилу раньше срока», — подумал он.
Чтобы отвлечься, он попросил медсестру включить телевизор. Новости только усилили его тоску.
— Почему не спится? — спросила Наташа. — Вам нужен покой, а вы продолжаете думать о чём-то.
К концу дня Лев Александрович наконец уснул. Во сне он видел жену, идущую по цветущему полю и зовущую его за собой.
«Пожалуй, пора к ней», — мелькнула у него мысль во сне.
Но тут на краю поля появилась его дочь Юля, протягивающая к нему ручки и старающаяся притянуть его к себе. Он склонился, взял её за руку и почувствовал тепло детской ладошки.
Открыв глаза, Лев Александрович обнаружил, что в палате был включен ночник, а рядом стояла маленькая девочка, держащая его за руку. Он схватился за сердце:
— Юля?
— Нет, — ответила малышка. — Я Лена. Здесь много комнат, и я потерялась.
Он постарался собрать все силы и приподнялся на кровати. Перед ним стояла маленькая девочка, удивительно похожая на его дочь.
— Значит, ты Леночка, — прошептал он. — Ну, и как ты сюда попала?
— Я проснулась, а мамы рядом нет, — сказала девочка. — Взяла фломастеры и пошла её искать.
Тут он заметил, что у неё в руках были разноцветные фломастеры.
— О, как! Так ты рисовать любишь? — спросил он.
— Да, — улыбнулась Лена, — у меня красиво получается. Фломастеры медсестра Танечка подарила, чтобы я не грустила.
— Почему ты плакала? — с волнением в голосе спросил он.
— Потому что вот… — Девочка, слегка прихрамывая на левую ножку, прошла по палате. — Врач сказал, что это теперь навсегда.
Лев Александрович снова почувствовал, как сердце сжимается.
— Боже мой! Почему так получилось?
— Доктор сказал, нужно было сделать прививку, а мама не разрешила, — объяснила она.
— Вот как… — протянул Бессонов, решая сменить тему. — А можешь мне что-нибудь нарисовать?
— Конечно! — радостно воскликнула Леночка. — Хотя я умею рисовать только маму.
Она оживилась, взяла лист бумаги с тумбочки, перевернула его и принялась рисовать свою маму. Лев Александрович с интересом смотрел, как на бумаге появлялась женщина с неопределённым возрастом, яркими жёлтыми волосами и голубыми глазами. Он невольно улыбнулся.
Взгляд девочки остановился на нём с вопросом, и он поспешил сделать комплимент.
— У тебя очень красивая мама, такая молодая.
— Это ещё не всё, — заявила девочка, добавляя на шею женщины нарисованную цепочку. Она старательно рисовала овал за овалом, высунув от сосредоточенности язычок и сдвинув светлые брови.
Бессонов снова улыбнулся.
«Как давно я не ощущал такого чувства», — мелькнуло у него в голове.
Тем временем Лена завершала изображение кулона. Когда она завершила рисунок и повернула листок к Бессонову, он вдруг вскрикнул:
— Сестра! — Его охватила паника, сердце забилось быстрее, и он испугался, что это может быть ещё один инфаркт.
Вбежавшая медсестра немедленно вставила в капельницу ампулу с лекарством, подключила систему к игле и принялась следить за аппаратурой. Только тогда она заметила девочку в палате.
— А ты что здесь делаешь? — строго прошептала она. — Бегом обратно в своё отделение.
Лена, притом что немного хромала и почти плакала, попятилась к двери, но уронила фломастеры и заплакала вовсю.
— Да что же это такое происходит? — Медсестра быстро собрала всё с пола, подняла девочку на руки и вынесла из палаты.
Плача, девочка тихо повторяла:
— Я не знаю, я не знаю…
— Чего ты не знаешь, милая?
— Не знаю, куда идти, я потерялась.
Медсестра вытерла её слёзы, поставила на пол и сказала:
— Оставайся здесь. Я сейчас помогу больному и потом верну тебя в твоё отделение.
***
А там уже царила паника — пропала маленькая пациентка. Мама Лены, не обращая внимания на уговоры медсестёр, громко кричала на кого-то, а другие матери обеспокоенно выглядывали из палат. Когда встревоженная женщина увидела свою дочь на руках медсестры, она мгновенно успокоилась, подбежала и схватила ребёнка, словно её не хотели возвращать. Леночка, рыдая, прижалась к маминому плечу.
***
На следующее утро Наталья была приятно удивлена переменой в своём подопечном. Он встретил её с улыбкой и искрящимися глазами.
— Рада видеть вас в таком хорошем настроении, Лев Александрович! — воскликнула медсестра. — Почувствовали облегчение?
— Наташенька, скажу больше: сегодня у меня настоящий праздник. Только помоги мне не испортить его.
— Лев Александрович, что именно нужно сделать? — спросила Наталья с едва заметной неуверенностью.
— Прошу тебя, разыщи в детском отделении вот эту женщину, — он указал на рисунок, сделанный Леной, и продолжил. — Вчера ко мне приходила её дочка, Леночка. Она прихрамывала, заблудилась в коридорах и попала в мою палату, а потом нарисовала портрет своей мамы. Очень важно для меня встретиться с этой женщиной.
Наташа смотрела на детский рисунок с удивлением, на котором была изображена женщина, как на всех детских картинах, но всё же взяла его и шагнула в сторону детского отделения.
Когда в палату вошла мать Лены, держа дочку на руках, Лев Александрович уже сидел, обложенный подушками. На ней был цветастый больничный халат и кулона не было видно. Она вошла и стояла молча. Он тоже молчал и просто вглядывался в её лицо, как будто пытался что-то вспомнить.
— Извините, могли бы вы показать мне ваш кулон? — поинтересовался он.
Она сняла цепочку и подошла ближе. Лев Александрович взглянул на кулон — четырёхлистный клевер из оникса в серебряной оправе.
— Это он! Точно! Юлечка!
Женщина вздрогнула.
— Вообще-то, я Анастасия, но когда-то меня звали Юлей, — ответила она. — Только давно это было.
— Моя девочка, — тихо произнёс он, — ты нашлась!
Не понимая, что происходит, Настя оглянулась на дочь, стоявшую в середине палаты. Девочка указала на Бессонова и сказала:
— Это тот дедушка, о котором я тебе вчера рассказывала.
Анастасия снова вгляделась в лицо Льва Александровича.
— Вы хотите сказать, что я ваша дочь?
— Вероятно, — с дрожью в голосе ответил он. — Ты помнишь, как потерялась?
— Конечно, — призналась Анастасия. — Мы ехали в поезде, родители уснули, а по вагону шли какие-то музыканты и мальчик с щенком. Я встала и зачем-то пошла за ними.
— Боже мой, упустить собственного ребёнка, пропустить целую жизнь…
— Когда мы сошли с поезда, меня отвели в маленькую комнату, накормили и переодели. Я увидела, что мои вещи пропали, и боялась, что кулон тоже заберут, поэтому спрятала его в рот. Так я его всю жизнь и хранила.
— Но неужели ты не плакала, не скучала по нам? — спросил Бессонов.
— Конечно, скучала. Но мне сказали, что мои родители умерли, и я стала сиротой.
— Несчастная девочка…
— Затем меня передали сектантам. Эти люди были не в своём уме и заставляли голодать и молиться. Единственное, что от них было полезного, — они научили меня читать. В пятнадцать лет меня привели к их лидеру, и я убирала в его библиотеке да читала книги. Он говорил, что миром правят безнравственные люди. Он пугал меня такими разговорами. А иногда говорил, что такой мир нужно уничтожить. Говорил, что проще создать новый, чем спасать и исправлять старый. А потом… он заболтал мне голову и убедил, что я должна ему отдаться…
— Господи, какой ужас! — возмущённо сказал он.
— Я родила дочь. Сыновей отбирали у матерей сразу после того, как они переставали питаться материнским молоком, заявляя, что им нужно мужское воспитание. А дочерей оставляли с матерями до пятнадцати. Дети часто болели и умирали, ведь их не лечили и не делали никаких прививок, считали, что это лишает ребёнка божественной чистоты. Так и мою Леночку не разрешили привить, и в итоге она подхватила инфекцию. Когда нас сюда привезли, она была скрючена, как от судороги. Мы сбежали с ней от тех, кто нас мучил, выбежали из леса прямо на дорогу. Нас, к счастью, подобрали и привезли сюда.
— Неужели мы действительно встретились? — с нарастающей надеждой в голосе сказал Лев Александрович. — Ты что-нибудь помнишь?
— Очень смутно. Но маму Лену я хорошо помню. Она была красивой и очень доброй. Она сюда не заходит?
— Теперь она бывает только в моих снах. Умерла от горя, — тяжело вздохнул Лев. — Это чувство её сломило, а я вот теперь настолько ослаб, что думал, умру. Но теперь у меня исчезло желание уходить. — Он внезапно засмеялся.
— Лена твоя внучка, я её в честь бабушки назвала.
Лев протянул руки к девочке. Малышка оглянувшись на маму, но подошла к нему.
— Ну что ж, — весело объявил Бессонов. — Мне нужно срочно выздоравливать. Ещё немного, и мы все вернёмся домой. Вас ждут просторные комнаты, сад и даже маленький прудик.
Лена, распахнув глаза, слушала дедушку.
— В этом кулоне что-то особенное? — стеснительно спросила Юлия, гладя украшение.
— Это старое украшение, — пояснил Лев Александрович. — Оно у нас ещё с дореволюционных времён, хотя и выглядит просто. Его твоя прабабушка подарила. Говорила, что он, как оберег, потому что с ониксом. Считается, что камень придаёт сил. Мама передала его тебе, когда ты болела.
Постепенно Юлия начинала осознавать, что с ней происходит.
— Так странно, что Лена захотела нарисовать меня с кулоном. Ведь надела я его только здесь, в больнице…
— Без него мы бы не встретились, — с улыбкой заметил Лев. — Давайте договоримся: с этого момента ты зовёшь меня папой, а Лена — дедушкой. Согласны, мои хорошие?
Юлия и Лена переглянулись и, как по сигналу, бросились обнимать его, не было никого ближе в их жизни.
Лев Александрович взял всё в свои руки и оплатил обследование Лены. Оказалось, что по квоте её хромоту не лечили, но платно — это было возможно. Так и вышло. И уже через полгода, на дне рождения Лены, никто и не вспомнил, как неуклюже она ходила раньше.
А тем временем следователи и служба опеки занимались поселением сектантов в лесной глуши.
