— Ему дисциплина нужна!
— Подзатыльник ему нужен! – и Роберт тряхнул Даню, — И отцовский ремень… Прогуливал физику! Всю четверть! Где тебя носило? Двоечник! Дворником пойдешь работать, когда отучишься. Я за твой универ платить не собираюсь. Не поступишь сам, ЕГЭ не сдашь на 260 баллов – пойдешь дворником. Корочку там не спросят. Бездельник!
— Роберт, — Кристина не прикрикнула, у них при ребенке это не принято, но ее интонация – это сигнал, что надо поговорить наедине, — Ничего предосудительного в работе дворника нет. Даня, ты обязательно запомни, что трудиться – это почетно. Без дворников у нас бы не было чистых дворов. Но ты провинился. Ты прогуливал. Мы с папой обсудим твое наказание.
— Хорошо, мам.
Обсудят не при ребенке.
В спальне Кристина достала тонометр. Конечно, у нее давление. От как подскочило! 145 на 90.
— Роберт, брось свои замашки. Детям надо подавать пример, а не страшить их работой дворника, — сказала она, прикладывая руки к красному лицу, — И твое пренебрежение к людям…
— Крис, я это сказал для мотивации, для красного словца, я никого не принижал, и пренебрежения у меня нет. Но я не Макаренко. И не педагог. Я понятия не имею, что говорить 12-летнему мальчишке, который прогуливает школу. Что мне говорили, то и я ему сказал. Это передается из поколения в поколение.
— Если бы ты чаще видел этого мальчишку, то все было бы нормально…
— Я пашу на благо семьи! И не строй из себя невинную овечку. Ты тоже Даню видишь нечасто. У тебя не конференция, так “творческий кризис”, и ты закрываешься в кабинете, чтобы ребенок не навредил твоим “творческим изысканиям”.
— Ты откупался от сына!
— Ты его игнорировала!
— Ты с ним ни разу не побеседовал, как мужчина!
— Ты не помнишь, в каком он классе, Крис!
— В 7.
— В 6! Я это помню, потому что я, может, и не очень частно, но бывал в его школе. Возил к одноклассникам на мероприятия. Когда же у тебя просыпается творческая муза, то ты берешь самоотвод от родительских обязанностей. Но жизнь нельзя поставить на паузу. Сын не переходит в спящий режим, когда ты витаешь в своих облаках.
— Я работаю!
— Прекрасно. Все работают. Но успевают делать все.
— О, ты просто неподражаем, когда делаешь громкие заявления насчет того, как надо строить семью. Только ты в этой семье всегда был наездами. Как в стойло приходил. И не я ставила свои обязанности на паузу. Конечно, когда у тебя все устаканилось, разъезды закончились, можно и права качать, рассказывая, какой ты всезнающий отец. Но к сыну подход есть только у меня.
— Напиши в книжке своей про подход к сыну. Там это убедительнее звучит.
Иронично, что Кристина – автор книг о семейной жизни. Не только. Есть у нее и художественные произведения, но именно на отношениях в семье она специализируется. Хотя ее собственная семья на грани провала. Или уже того… провалилась… в пропасть… Сына она, как оказалось, совсем не знает, а с мужем они как соседи или компаньоны.
В кабинете Кристина отвечала на письма с вопросами, старательно заглушая наушниками звуки набирающего обороты скандала между мужем и сыном. Роберт грозился отправить Даню в интернат, чего он, разумеется, никогда не сделает, о чем Дане известно.
Кристина уткнулась в бумаги на столе, забросив электронные письма.
Подняв голову, она хотела закончить работу на сегодня и пойти полежать, но случайно заметила нестандартное письмо, которое мелькнуло на экране, без темы и без вежливости: “Приходи. Надо поговорить”. Кристина бы его стерла, невменяемых очень много, ко всем не набегаешься, да и она смелая, но не безрассудная, но отправитель знал о ней то, чего никак не мог знать посторонний. Хоть она и чуть-чуть публичная личность, но о таком на страничках не напишут.
В назначенный день Кристина сидела в кондитерской на Невском. Место людное. Она ничего не боялась.
Мужчину она узнала по перстню. Он всегда носил перстень с драконом и жутко им гордился, нахваливал перед всеми. Кристину злила эта его привычка хорохориться, изображая павлина на людях, и быть мелочным и завистливым дома.
— Как ты похорошела! – восклицание Юры заставило всех обернуться. Кристина поежилась и отвернулась к окну. Пристальные взгляды ей ни к чему.
— А ты поистрепался, — не без удовольствия заметила она, — Все с тем же перстнем, и все в том же пиджаке, которым даже моль побрезговала.
Похвастаться богатой жизнью Юра точно не мог. И запах еще…
— В юности ты была милее. Искренней была. Отзывчивой… И куда все подевалось?
— Ой, кто же этому поспособствовал?
Какие чувства в ней всколыхнулись! Чистая ярость!
— В общем, не буду пускать пыль… Мне нужны деньги.
— С чем я тебя и поздравляю, — подмигнула Кристина, — Не буду врать, что меня не радует твое безденежье. Но от меня ты сочувствия не дождешься. Катись. И пошустрее.
— Твои деньги. И ты мне их дашь.
— За какие заслуги?
— За молчание. Кристина, молчание стоит дорого. Я увидел фото в журнале с презентации твоей книги, почитал, что о тебе пишут, посчитал твои бестселлеры… У тебя явно есть деньги.
— Есть. Да не про твою честь.
— Я ознакомился с твоими темами, послушал твоих читателей. Как думаешь, что они скажут, когда в газетах напечатают мое интервью о том, как автор серии замечательных книг, гений семейного счастья, сдала двоих детей в приют? Что после этого будут значить твои книги?
Призраки прошлого сегодня догнали Кристину.
— Мне было семнадцать лет, а ты… ты сбежал еще до третьего триместра. Как ты вообще смеешь за мной говорить, после того ужасного поступка?
Она не про его побег до рождения детей. То, что до сих пор приходил к Кристине в кошмарах, случилось на четыре года позже.
— Да. Сбежал. Но я-то никому не нужен, обо мне судачить не будут, и в газетах не напишут, как я, негодяй, отказался от двоих безнадежных деток. Зато про тебя напишут. За кем ты сейчас замужем? Небось, отработала ему все?
— Сколько ты хочешь?
— Сколько я хочу, нет даже у арабского шейха. Твои доходы для меня не секрет. Потому хочу пятнадцать миллионов.
— Прощай! За пятнадцать миллионов я сама всем расскажу. В стихах.
— Заодно и расскажи, как ты поступала со мной… Как обманывала меня… Как я ловил тебя в чужих квартирах? С пятерыми… Нет, даже с шестерыми… Думаешь, у тебя после этого останется семья?
— Не было такого!
— А кто тебе поверит? Когда раскопают то, что у тебя по закону не один сын, а их было аж три, когда мои слова подтвердятся, то во все остальное поверят автоматически. Я могу и приукрасить действительность.
— В одном ты прав.
— В чем?
— Ты реально никому не нужен. Получишь свои деньги.
Сначала ее семья, теперь и карьера… Ее репутации конец, если она не заплатит.
Тех детей, Кристина предпочитала никогда не вспоминать их имена, она растила недолго: до их четвертого дня рождения. Дети не бегали, не смеялись и не развивались, как другие. Они изначально были обречены. Как, наверное, и она. Жили они максимально бедно. Никто не помогал Кристине сидеть с детьми, все разбежались… Она заплакала, вспоминая это… Тогда, когда детям было по четыре, Кристине пришлось серьезно потратиться, и она больше месяца ничего, кроме овсянки на воде, не видела. Наверное, из-за этого Кристина и пошла к Юре, у которого четыре года ничего не просила. “Это и его дети” – размышляла она, подходя к его родному дому, куда он незадолго до этого вернулся.
Выпивший Юра, при соседках, швырнул Кристине мелочь, крикнув, что в ее возрасте стыдно попрошайничать.
Кристина никому о том случае не рассказывала, даже мужу, так ужасно ей было все вспоминать. Как она возвращалась домой и ругала себя за то, что когда-то познакомилась с этим человеком.
Детей она отдала. И их уже нет.
Потом последовал путь создания семьи и карьеры, занявший много лет.
Поплакав в машине, чтобы никто не видел, Кристина опять положила прошлое на дальнюю полку. Дома выл Даня.
На стуле лежал ремень.
— Роберт, что произошло? – спросила Кристина в ужасе.
— С бутылкой его в школе поймали!
— Она не моя, — просипел Даня, который, видимо, уже охрип от своих криков, — Я не знаю, откуда она там взялась! Я последним вышел из актового зала, и учитель подумал на меня, но это не я. Я не знаю, кто ее оставил.
— Еще выписать, чтобы ты сознался, наконец??
— Роберт!
— Отстань! Я сына пока не упустил, и упускать не хочу, вот и воспитываю его!
— Но, похоже, что он говорит правду.
— Я правду услышал от учительницы! Его правда меня мало волнует.
— Роберт, отойди от ребенка!!
Муж сказал, что поживет у своей мамы. После того, как Кристина перечила ему на глазах у сына, разрушая его авторитет, он “хочет подумать, возможно ли сохранить их брак”.
Вечером, кстати, позвонила учительница, просила прощения и сказала, что они во всем разобрались: бутылку притащили другие мальчики, вообще из другого класса, а разоблачили их тогда, когда они уже не могли скрыть, что выпили. Ну, они все и рассказали.
— Позвоните с этим, пожалуйста, не мне, а Роберту. Его этот вопрос касается больше, — ответила Кристина.
— Конечно. До свидания.
Надо думать, где достать пятнадцать миллионов, а совершенно не думается. Но, если она не заплатит, то Роберт от раздумий перейдет к действиям. В смысле, разведется с ней.
Когда она сказала Юре, что может продать бабушкину квартиру, но это не моментально, конечно, он улыбнулся и ответил, что ему уже нужно восемнадцать миллионов.
Кристина сама все опубликовала.
Отобрала у Юры даже возможность заработать какие-то крохи на интервью.
Сама толкнула свою репутацию в пропасть.
И, когда все ее тайны были обнародованы, ей внезапно стало легче… Конечно, про нее написала жуткие вещи, ее книги вылетели из списка бестселлеров, а Юра с ней развелся. Даже не выслушал. Сразу приехал за оставшимися вещами и, вроде бы, тоже с облегчением, ушел.
Сыну она долго не рассказывала, но однажды, когда она ругала его за неподобающее поведение, Даня ответил:
— Ты меня жизни учишь? Почитай, что о тебе пишут. Ты же от них просто избавилась.
— Я себя не обеляю.
В тех интервью, что она давала, Кристина ничем себя не обеляла. Тяжело ей было или нет – она ничего об этом не сказала. Сказала, что виновата. Что есть поступки, за которые себя невозможно простить.
— Мама, ты плачешь?
Даня не был “педагогически запущенным” мальчиком. Он баловался, как и все в подростковом возрасте. Иногда не слушался родителей. Но, в основном, ему просто хотелось, чтобы они были рядом.
Кристина не потеряла карьеру. Она направила ее в другое русло. На смену книгам о счастье в семье пришли художественные романы о неоднозначных героях.
Роберт ее не простил. За ложь, за развод, за публикацию ее прошлого. Он считал, что надо было заплатить Юре.
А Кристина об этом не жалела, и всех прощала. Не простила, правда, саму себя. И еще одного человека.
Юра приходил к ней, когда надеялся выкупить свою квартиру, которую сам и разменял… на комнату в деревянном доме и звенящие бутылочки. Отличный размен. Кристина его поздравила, когда он пришел за своими восемнадцатью миллионами. Он хотел выкупить жилье, а на сдачу хотел обеспечить себе несколько лет безбедного существования. Но даже интервью “очевидца” никому не продал.
Кристина встретила Юру еще раз, потом, когда уж и ее сын жил отдельно. Юру из метро выгоняла полиция. Он был с оборванными дружками. Уже без пиджака и без перстня. Кристина с удовольствием подала ему мелочь.
