Марья Степановна и Петр Петрович Нестеровы, или, как их любя называли соседи — баба Маша и дед Петя — за длинную жизнь не нажили много добра. Зато повидали его достаточно от людей, да и сами сделали немало. Чем и заслужили любовь и уважение окружающих. Дружелюбные и отзывчивые, старики старались жить со всеми в мире и, по возможности, помогать нуждающимся, будь то какая приблудившаяся животина или кто из соседских ребятишек, оставшийся без присмотра.
Жили старики в небольшом поселке, где, чего греха таить, многие из местных частенько прикладывались к бутылке. Кто-то от откровенного безделья и природного пристрастия к алкоголю, другие же от безработицы и жизненной безысходности. Как не крути, а все вокруг меняется, и само понятие — «подсобное хозяйство» стало изживаться. Содержание птицы и скота становилось все дороже и практически не оправдывало себя. В самом поселке с трудоустройством особо не разбежишься, а в город, хоть всего и за тридцать километров, не наездишься. Кто-то уезжал на вахту, порою целыми семьями, другие как-то выкручивались, но были и те, кто срывался. Об их детях Нестеровы заботились в первую очередь. Накормят, сладостями угостят, а порою, когда загулявшие родители вели себя буйно, и ночевать у себя оставят.
Своих детей баба Маша и дед Петя не нажили. Сами старики никогда сильно не распространялись на эту тему, мельком лишь говорили, что виной всему какая-то хворь, полученная в годы работы на северах. По молодости пытались лечиться, кучу специалистов обошли — все без толку. Думали малыша из интерната взять, но не решались, а потом поздно стало.
«Дитю родители нужны, а мы уж старые стали», — грустно шутил Петр Петрович. Все понимали, что отсутствие детей — не повод для юмора и старик так прикрывает измученную бездетностью душу. Решиться усыновить чужого ребенка — шаг серьезный и не всем дается легко. Видимо, и Нестеровы долго терзались, а когда оглянулись — две трети жизни уже за плечами.
Вот и тратили они неизрасходованную любовь на окружающих. Больше тратить было особо нечего. Из богатства — отмеренная государством пенсия, десяток курей, потрепанный петух и дом с небольшим участком. Осели они в этих местах лет тридцать назад, будучи уже тогда немолодыми, и появилось у них за это время куча детей и внуков не по крови, а по воспитанию. К судьбе многих ребят они приложили руку.
Неделю назад одна из таких «внучек» — Аленка Сивцова — навещала стариков. Последние полтора десятка лет поселок откровенно вымирал, большинство жителей покинули свои жилища в поисках лучшей доли. Так поступила и семья Аленки, вернее, то, что от этой семьи осталось. Виктор — отец Алены — был одним из тех, кого безработица и общая разруха толкнули в объятья госпожи Водки. Поначалу просто пил, потом стал поколачивать жену — Людмилу. Боясь за дочь, Люда отправила ее в город к родственникам, а сама пыталась образумить мужа — безуспешно. Закончилось все печально: на одной из попоек Виктор, видимо, умаявшись от жары, полез в местную речку и утонул. Родственники проявили участие и помогли Люде перебраться в город, там она нашла работу и осела вместе с дочерью. Аленка закончила колледж, поступила на заочное и пошла работать. Но о названных бабушке и дедушке никогда не забывала. В голове этой симпатичной, рыжеволосой девушки еще хранились воспоминания о том, как она, будучи подростком, убегала к Нестеровым во время очередного алкогольного дебоша отца.
— Вы таки не надумали? Я понимаю, что сложно решиться, да и большую квартиру не купишь, но на однушку должно хватить, — Аленка отхлебнула чай из цветастой кружки. Уже не в первый раз, приезжая в поселок, она пыталась соблазнить стариков на переезд в город. — Ну ведь не осталось почти никого вокруг. Дома брошенные стоят.
— Да нам много соседей-то и не надо, уж не в том возрасте, чтобы гулянки собирать, — в своей манере отшутился Петр Петрович.
— Да я же не об этом. Тут ведь даже ФАПа нет. Случись что — и помощи не дождешься. Вы представляете сколько скорая из города ехать будет?
— За нас не переживай, семи смертям не бывать, а одной, как говорится…
— Деда перестань! — возмущенно перебила Аленка. Привычка называть его дедушкой, несмотря на отсутствие кровного родства, появилась давно. С тех времен, когда она бегала по поселку совсем девчонкой с двумя рыжими косичками.
— Аленушка, — баба Маша взяла Алену за руку. — Старый мой перегибает, конечно, ты его не слушай. У него всю жизнь язык как помело. Но ты сама посуди: куда нам на старости лет переезжать? Привыкли мы здесь. В городской квартире совсем зачахнем.
— Ага и коня раньше двинем, — не удержался от язвительного комментария дед Пётр.
— Да ну тебя, малахольный, хорош дите пугать! — баба Маша замахнулась на мужа вафельным полотенцем.
Петр Петрович увернулся и по-молодецки рассмеялся, к нему присоединилась жена и Аленка.
— Ладно, не буду вас заставлять, но идею вас перевезти я все равно не оставлю, — Алена улыбнулась. — Вы вот еще, что. Я слышала, что участки в округе под застройку выкупают. Собираются элитный поселок строить.
— Ну вот, а ты говоришь — переезжать. А мы скоро элитой станем, — подбоченился Петр Петрович. Баба Маша закатила глаза:
— Да помолчи ты!
— Станете, станете… — Аленка усмехнулась, глядя на шуточную перепалку стариков. За все время знакомства она ни разу не видела у них реальной ссоры, не слышала грубых слов в адрес друг друга, только такие вот нежные, шутливые стычки. — Тут в другом дело. Поговаривают, что здесь стали «черные риэлтеры» промышлять!
— Негры, что ли? — дед Пётр, уже хотел продолжить шутку, но нарвался на жалящий взгляд жены и притих.
— Мошенники! Обманом и уговорами принуждают людей за бесценок отдавать жилье и землю, а сами потом втридорога продают богачам, которые хотят здесь построиться. Вы будьте аккуратнее и если что — сразу звоните мне. Телефоны, которые я привозила, хоть заряжаете?
— А как же! Как воду от Кашпировского! — Петр Петрович, все еще был под прицелом глаз Марьи Степановны, но сдержаться никак не мог. — Ты не переживай, внучка, нас на мякине не проведешь, мы, если что, этих черных отмоем!
— Деда! — Алена рассмеялась, подошла и обняла старика за шею.
Дальнейшее чаепитие прошло без обсуждения рынка недвижимости как чёрного, так и белого. Говорили обо всем и ни о чем — житейская ерунда, из которой и состоит счастье.
Когда Аленка уже была на пороге, баба Маша вынесла приготовленные гостинцы и поцеловала ее в щеку. Дед Петя — крепко обнял и, казалось, даже проронил скупую слезу. Когда малолитражка, поднимая пыль, двинулась по проселочной дороге, старики перекрестили ее вслед и направились в дом.
* * *
Не прошло и недели, как в дверь к Нестеровым постучали. Отвыкшие от гостей старики даже не сразу среагировали. Когда он раздался снова, настойчивее, Петр Петрович чертыхнулся, что его отвлекают от просмотра одного из так любимых им «ментовских» сериалов, но жену, занятую готовкой, дергать не стал. Поднялся с любимого кресла и, шаркая, отправился открывать.
На пороге стояли двое. Невысокий молодой человек в белой рубашке с закатанными рукавами, светло-голубых джинсах и белых кроссовках. Голову его украшала огромные не по возрасту залысины, из-за чего прическа напоминала полуостров. Девушка рядом — блондинка, выше почти на голову, в строгом брючном костюме черного цвета.
— Добрый день, это дом Нестеровых? — рот девушки растянулся в улыбке, обнажая настолько белые зубы, что в них практически отражалось солнце. Петр Петрович сразу вспомнил, как лет сорок назад они с женой ездил в столицу отдохнуть. Тогда его — далекого от лирики и поэтичности человека — больше всего впечатлила сантехника в санузле одного из многочисленных музеев. Ничего более белого он своей жизни больше не видел. До сегодняшнего дня.
— Да, это разве дом? Так — изба! — ответил дед Петр.
— Прекрасное чувство юмора, люблю общаться с веселыми мужчинами.
— Оно и видно, — спокойно проговорил старик, пристально оглядев спутника дамы. — Чем могу помочь?
— Вы если не ошибаюсь, — девушка толкнула в бок «хозяина полуострова», тот быстро открыл папку, которую до этого держал за спиной, а белозубка бросила на ее содержимое беглый взгляд. — Вы — Нестеров Петр Петрович?
— Насчет Петра не ошибаетесь, а насчет Петровича надо было у матушки уточнять, — дед Петр, как обычно, не мог сдержаться от шутки.
— Потрясающее чувство юмора, — девушка расхохоталась, дав старику возможность еще раз вспомнить музейную сантехнику.
— Петя, кто там? — подала голос из глубины дома баба Маша.
— Ой. Это же, — снова беглый взгляд в папку, — Мария Степановна?
— Ну ответ тот же. Так чем можем помочь?
— Мы — представители областной администрации, — произнесла дама, а хранитель полуострова быстро ткнул в лицо старика каким-то удостоверением. — Мы к вам по вопросу содействия в расселении и переселении из районов с затухающей социальной активностью и пониженной экономической стабильностью, — отрапортовала как по бумажке.
— Мань, иди сюды и словарь захвати!
— Какой словарь, окаянный? Опять дуркуешь? — Марья Степановна появилась на крыльце, вытирая руки о передник, и обратилась к гостям: — День добрый.
— Толковый, — только успел уточнить дед Петя.
— Добрый день, Мария Степановна, — обратилась к хозяйке гостья. Она снова широко улыбнулась и вновь заставила старика погрузится в воспоминания о далекой туристической поездке. — Мы из областной администрации, по вопросу переселения.
— Какого переселения?..
— Знамо, какого! Все, Маш, добралась Сивцуха до нас. С администрации решила зайти.
Только Мария Степановна открыла рот, как дед Петр строго посмотрел на нее и махнул рукой.
— Молчи уж. Надо было раньше соглашаться. А теперь или сардом, или вообще кладбище.
Мария Степановна ровным счетом ничего не понимала. Но случаев, когда она ловила на себе столь грозный взгляд мужа, было за всю жизнь наперечёт. А потому она решила промолчать.
— Какая Сивцуха? Вы о чем? Дедушка, вы нас не так поняли. Мы… — попыталась возразить обладательница ротовой сантехники.
— Да хватит комедию ломать. Все ясно! Все! Отжили! Не согласились за столько лет добровольно дом отдать. Будьте любезны — власть подключили. От братков два десятка лет отбивались, а от власти то не отобьешься. Время не то!
Хозяин полуострова начал коситься на спутницу. Та, в свою очередь, сохраняла самообладание, по крайней мере, создавала видимость.
— Какие братки, Петр Петрович? Вы что-то путаете, нас прислали из администрации!
— Да? Не братки, говоришь? А ну побожись! — рявкнул старик.
Дама лишь странно хмыкнула, а вот ее напарник зачем-то нелепо перекрестился. Вслед за ним то же самое проделала Мария Степановна, явно испугавшаяся выкрика мужа.
— Так, давайте все успокоимся, послушайте, мы друг друга не понимаем…
— Ладно. Вижу, вы и правда не при делах, как говорится. Ты, может, еще за наводчицу и сошла бы, а вот холуй твой, видно, не при масти.
Правитель полуостровного государства поперхнулся.
— В общем, ребята, раз дорога нам одна, то расскажу я вам, как на духу, о жизни своей. Как следаку покаюсь. Присядем.
— Давайте мы еще раз объясним цель нашего визита… — попыталась взять главенство в разговоре «представительница администрации».
— Присядем, говорю, — жестко проговорил Петр Петрович, и сам прошел к выкрашенной к зеленый скамье аккурат возле крыльца и, кряхтя, уселся.
Дама, подошедшая следом, брезгливо осмотрела предлагаемое сиденье, затем пространство вокруг — в поисках чего-либо, чтобы обмахнуть запылившуюся доску. Затем выхватила из рук напарника папку, положила ее на скамейку и села сверху. Полуостровник так и остался стоять. Баба Маша даже не спускалась с крыльца.
— В общем, на вас я зла не держу. По всему видно, вас вслепую послали. Натравили, как шавок на медведя, — старик сплюнул. — Сил у меня больше нет биться. Старый я уже волчара, но все же пояснить кое-что следует.
По какой-то необъяснимой причине, девушка в костюме вдруг стала внимательно вслушиваться в слова старика.
— Родился я давно и в юности своей повидал мало че хорошего. Вот и прибился к компании. Сами знаете, как бывает: покурил, выпил, драка, суд. Отмотал свое и начал по жизни пристраиваться. Не шибко выходило. Вот я и стал снова мосты со старыми корешами наводить. Они меня, судя по всему, не забыли, пока я у хозяина отдыхал. Ну и взяли в дело. Помотался я по стране, погастролировал всласть, где для дела, а где и для души, таить не буду. И тут случилось мне Маню повстречать, — старик кивнул в сторону крыльца. И обладательница сантехники, и хозяин полуострова непроизвольно проследили за кивком.Баба Маня стояла все там же, прикрыв рот ладонью.
— Влюбился, понял, что с ней по жизни быть хочу. Но, сами знаете, из дела своими ногами не выходят. Вот и решились мы бежать на другой конец страны. Вот только с деньгами не шибко было, на переезд бы хватило, а на жилье нет. Ну и дернул я из общака. Сделал мне один мастырь ксивы. Все чин-чинарем. Приехали мы с моей ненаглядной сюда, осели. Первые годы старались не палиться, а потом, как показалось, и не ищет нас никто. Да только показалось. Забылся я расслабился. Счет годам потерял, думал: все — вот она простая жизнь селянина. Тут-то он и объявился.
Гости следили за рассказом старика, будто смотрели тот самый «ментовской» сериал.
— Сивец, главарь наш. Пришел с дружками и с ходу меня под нож. Ну и пояснил популярно, что я, мол, и так не жилец, а Маню мою они, может, пощадят, если с долгом расквитаюсь, с процентами. Ну и обозначил мне сумму, которую мне вовек не собрать. Стал я крепко думать — и решился. Пришел на стрелку, где забились, уж Бог или черт помог, но порешил я бывших подельничков и в речушку местную пристроил. Опять на измену присел, думал, следующие объявятся, стали мы с Машей на чемоданах жить. Да, видно, Сивец не успел никому маляву черкнуть, где я. Все опять затихло. И тут на пороге у нас старый кореш мой объявился, не узнал я его сперва — полжизни прошло. Поведал он мне, что Сивец тогда сам в бегах был от своих же братков, потому и не сдал меня. Вроде как он фортель выкинул наподобие моего, деньжата, рыжье и брюлики дернул, да еще и с меня решил поиметь — всегда жадный был. Еще сказал, что у Сивца семья оставалась, жена и дочка. Так вот как уж так вышло — не знаю, но дочурка по стопам отца пошла. Дела ведет с большими людьми. И прознала она обо всем. Ну, не о том, что с папашей ее сделал, а о том, что виделись мы с ним. Так вот решила вся честная братва, что он весь скарб у меня припрятал, чуть ли не закопал. Короче, стали они с меня спрашивать, а я-то и правда не при делах. Сперва прессовали, не верили. Им бы меня и вальнуть за прошлые грехи, да только если я в курсе, где Сивец скрысинное припрятал, то они только половину вернут. Тогда дочурка его ко мне сама наведалась и озвучила цену вопроса — этот самый дом с землей.
Полуостровник нервно хрюкнул.
— Думаю, решила она, что схрон тут. Вроде как даже предлагала не на улицу нас выкинуть, а какую-то квартирку захудалую дать. Я смекнул, что дом-то — мой козырь и есть. Стал на понт ее брать, что, мол, не знаю, где, папаша ее нычку сделал, но у меня своя есть — взрывоопасная, и если они не отвалят, я тут все разнесу, и будут они свое золотишко по всей округе собирать.
Дама в костюме сглотнула накопившуюся слюну.
— Они знают, меня на испуг не возьмешь. И вот уж десять или больше лет на осадном положении. То стекла побьют, то стрельнут, — старик показал рукой в характерные следы от дроби в стене сарая, которые, с его слов, принадлежали бандитам, а на самом деле были оставлены года два назад пьяницей Витькой. Тот пытался сбыть ружье, дабы найти на опохмел, и демонстрировал его исправность. Таких «отмеченных» сараев и заборов по поселку было около пяти.
— Ну, видать, пора. Не хочу я больше цепляться ни за что. Пожили мы с моей зазнобой, теперь хоть в могилу. Надоело! — рявкнул старик. — Давай документы!
— Какие документы?! — промямлила девушка.
— Дурочку не валяй, давай документы на дом и два часа на сборы. Звони Сивцухе, ее взяла пусть весь дом переворачивают, ищут наследство.
— Да нет, дедушка, мы…
— Какой я тебе дедушка?! Вы че, фраера залетные, масти попутали, — Пётр Петрович поднял налитые кровью глаза на гостей. — Или вы, как Сивец, про золотишко узнали, решили всех кинуть? И нашим, и вашим! Манька волыну давай! — старик неожиданно резко поднялся и дернулся к крыльцу. Баба Маня, подыгрывая, скрылась в доме — будто правда за чем-то.
Дама в костюме подскочила, хозяин полуострова стал быстро пятиться к калитке. Петр Петрович сделал несколько шагов по ступеням, продолжала требовать от жены оружие.
Не прошло и десяти секунд, как до ушей Нестеровых донесся стук закрывающейся калитки, затем звук заводящейся машины и гул двигателя. Петр Петрович, заливаясь смехом, прислонился к дверному косяку. Мария Степановна показалась на крыльце, на ее лице играла улыбка.
— Дурной — он и есть дурной, — проговорила она, замахиваясь на мужа вафельным полотенцем. — Я чуть сама сперва со страху не померла!
— Ничего, живы будем — не помрем, — сквозь хохот проговорил дед Петр и направился в дом. — Пойду кино досмотрю, уж больно познавательное.
— Малахольный!
— Ты это, Аленке позвони, скажи, что приезжали эти, как их…
— Черные риэлтеры.
— Не таких уж они теперь и черные, скорее, коричневые, — хмыкнул дед Петр, размещаясь в любимом кресле перед телевизором.