— Мам, привет! Слушай, у меня тут срочное дело. Ты сможешь завтра с внуком посидеть? — голос дочери звучал буднично, даже слегка требовательно.
Когда зазвонил телефон, она сразу поняла — ничего хорошего этот разговор не принесёт.
Дочь.
Значит, снова что-то нужно.
— Нет, не смогу, — ответ был неожиданным даже для самой себя.
В трубке повисло молчание. Потом раздражённый вздох.
— Что значит не можешь? Ты же всегда могла!
— Всегда могла, а теперь — нет, — повторила она, стараясь держать голос ровным, но в груди всё уже сжалось от напряжения.
— Ну класс! Спасибо, мамочка! Хорошо хоть, что ты есть! Хоть на кого-то можно рассчитывать! — в голосе дочери сквозили сарказм, возмущение, даже злость.
— Вот именно, ты рассчитывала. Только вот я — не робот.
— А кто, если не ты? Разве это не нормально — помогать своим детям?
— Нормально. Если эта помощь взаимная.
Дочь фыркнула.
— Ладно, забудь. Раз не хочешь помогать, никто не заставляет!
Гудки.
Она медленно положила телефон на стол и закрыла глаза. Внутри разливалась знакомая горечь.
Опять. Опять это ощущение ненужности, кроме как в роли бесплатной няньки и кошелька.
Она сидела у окна, вцепившись пальцами в подлокотник кресла.
Телефонный разговор с дочерью продолжал звучать в голове. «Ты же всегда могла!» — вот уж действительно. Всегда могла, всегда была рядом. А если бы она попросила о чём-то в ответ?
Вспомнилось, как недавно попала в больницу. Сначала думала, что обычная слабость, перегрузилась на работе. Но потом закружилась голова, потемнело в глазах — и вот уже скорая везёт её в отделение.
Диагноз — гипертонический криз. Врачи сказали, что могла бы и не выкарабкаться, если бы не вызвали вовремя.
Когда пришла в себя, первое, о чём подумала, — кот. Наверное, сидит голодный.
Она с трудом дотянулась до телефона и набрала номер дочери. Гудки. Раз, два, три… На пятом прозвучал раздражённый голос:
— Алло, мам, что-то срочное?
— Я в больнице, — она говорила медленно, силы ещё не восстановились.
Пауза. Ни испуга, ни тревоги, просто тишина.
— Что случилось? — наконец спросила дочь, но голос был какой-то отстранённый, усталый.
— Давление подскочило. Врачи сказали, была в шаге от инсульта.
— Мда… И когда теперь тебя выпишут?
Не «Как ты?», или «тебе что-нибудь нужно?» или «мне приехать к тебе?».
Ничего подобного. Только «когда».
— Не знаю пока. Ты не могла бы ко мне заехать, кота покормить? У него корм закончится через день.
На том конце линии послышался тяжёлый вздох.
— Мам, мне что, каждый день теперь мотаться к тебе на другой конец города?
Словно она не мать, а случайный знакомый, который нагло попросил об одолжении.
— Я не прошу тебя приезжать ко мне в больницу, просто накорми кота. Он же может погибнуть без еды.
— Ну ладно, посмотрю, что можно сделать, но не обещаю, — голос явно выдавал недовольство. — Ты же понимаешь, что у меня своих проблем хватает, да?
— Конечно, понимаю, — ответила она, и голос вдруг стал ледяным. — Как и то, что тебе наплевать на меня.
— Ну отлично, спасибо, мама, что вечно из меня монстра делаешь. Всё, я на работе, потом поговорим.
Гудки.
В итоге покормила кота соседка.
Она не отказала, не закатила глаза, не возмутилась. Просто сказала: «Конечно, не переживайте, всё будет хорошо. Выздоравливайте».
А дочь? Дочь даже не вспомнила, о том, мать была в больнице. Ни разу не позвонила за всю неделю.
После больницы мать для себя решила: больше не будет навязываться. Не будет звонить первой, напоминать о себе, просить о помощи.
Раз дочь видит в ней лишь удобный ресурс — так и мать к ней будет относиться.
Прошло две недели. Телефон молчал. Ни звонка, ни сообщения от дочки.
Казалось бы, ей давно пора привыкнуть, но где-то в глубине души ещё теплится нелепая надежда: «А вдруг?»
Но нет.
Прошёл месяц.
Она старалась держаться. Работала, гуляла по вечерам, общалась с соседкой.
Иногда хотелось взять телефон и просто написать: «Как ты?» Но что-то внутри удерживало. Гордость? Боль? Обида?
Через два месяца телефон зазвонил. Дочь.
Она замерла, глядя на экран. Первый раз за два месяца.
Внутри что-то дрогнуло.
Может, она поняла? Может, переживает? Может, хочет помириться? Но в голове тут же всплыли прежние разговоры. С чего бы вдруг?
Она сделала то, на что раньше никогда не решалась. Просто не взяла трубку.
Телефон замолчал. Потом снова зазвонил. Потом ещё раз. Она закрыла глаза. В груди бушевала буря.
«А вдруг правда что-то случилось? Может, нужна помощь?» — нервничала мать.
Но затем вспомнился тот разговор из больницы. Как дочь даже не спросила, как она себя чувствует. Как ей было неудобно поехать покормить кота.
Мать поджала губы и убрала телефон в сумку.
Спустя несколько минут пришло сообщение: «Отлично, мама, спасибо, что помогла!»
Вот и всё. Даже никакого беспокойства о её самочувствии, никакого волнения. Только обида, что на этот раз она не сделала то, что от неё ждали.
Мать медленно выдохнула. Впервые за долгие годы почувствовала себя… свободной, но такой опустошённой, ненужной, нелюбимой.
Она долго потом сидела на кухне, глядя в чашку остывшего чая.
В голове снова и снова крутилась фраза из последнего сообщения дочери.
Словно пощёчина. Никакой тревоги. Просто жалящий упрёк.
За окном уже темнело, когда раздался стук в дверь. Она вздрогнула. Звонка не было, значит, это могла быть только соседка.
Открыла дверь.
На пороге стояла Валентина Ивановна — та самая соседка, что кормила её кота, когда дочь даже не удосужилась спросить, жива ли мать.
— Ну что, будешь меня впускать или так и будешь стоять с лицом, будто кирпич проглотила? — усмехнулась та, ловко протискиваясь в прихожую.
— Ты как всегда. Без приглашения.
— Так ты ж сама говорила — заходи, если будет скучно. Я вот и зашла.
Соседка плюхнулась на стул, заглянула в чашку на столе и скривилась.
— Что, опять свои грустные думы в чае топишь?
— Дочка звонила. Два месяца молчала, а тут вдруг вспомнила. Я трубку не взяла.
Валентина Ивановна понимающе кивнула.
— И что? Мир рухнул? Земля с орбиты слетела? Она хотя бы прибежала проверить, жива ли ты?
— Нет, конечно. Только обиделась. Написала мне, что я, мол, не помогла.
Соседка фыркнула.
— Ну и правильно сделала, что не взяла трубку! Ты ей не мать, ты у неё бесплатный сервис. Пока нужна — мамулечка, как только не нужна — пустое место.
— Я всё думаю, как же так вышло. Ведь старалась, воспитывала правильно, любила. А в итоге…
— А в итоге, дорогая моя, ты просто всегда была слишком удобной. Вот она и привыкла, что ты вечно рядом, как мебель. Не со зла, просто так удобнее.
— Теперь думаю, как жить дальше. На старости лет даже рассчитывать не на кого. Придётся нанимать чужих людей, раз своя дочь не удосужится помочь.
Соседка пожала плечами.
— Ну так и найми. Ты же ещё работаешь, откладывай. Лучше уж платить человеку, который за деньги сделает всё с улыбкой, чем всю жизнь надеяться на неблагодарных родственников.
— Ты знаешь… А ведь и правда. Почему я должна мучиться? Мне надо жить для себя, иначе так и буду прислугой, пока не спишут за ненадобностью.
— Во-во! Давай-ка лучше нальём нормального чаю. Я принесла свой, а то твоя бурда не выдерживает никакой критики.
Они рассмеялись, и впервые за долгое время на душе стало легче.
В сердце ещё осталась боль, но рядом впервые была настоящая поддержка за долгое время.
И, может, это начало нового периода в жизни. Периода без прислуживания родственникам и слепых надежд на то, что её любовь оценят и ответят взаимностью.
