— Не трусь, Кречетов, мы же всё обсудили. Женщина ждёт от тебя первого шага.
Семён Петрович, высокий сутулый мужчина с тяжёлым взглядом, поправил воротник пальто и шагнул к покосившемуся крыльцу. Всё происходящее казалось ему странным: и этот Пётр Журавлёв, влезший в его жизнь словно репей, и эта «невеста», о которой тот твердил не переставая. И собственное согласие на встречу с незнакомкой.
Доски под ногами жалобно скрипнули. Семён толкнул массивную дверь с витой ручкой. Она поддалась с натужным стоном, и в лицо ударил запах ладана, воска, можжевельника. Он различил ещё что-то — след апельсиновой цедры, шоколада и чистого женского мыла.
Хозяйка стояла у окна спиной. Её силуэт заставил Семёна задержать дыхание. Широкие плечи, длинная шея, талия, перетянутая кожаным поясом, струящаяся юбка до пола.
Когда женщина обернулась, Семён замер. Ей было лет тридцать семь, лицо бледное и строгое, губы сжаты в тонкую линию. Но глаза — огромные, цвета мокрого изумруда — полыхали холодной яростью.
Худая, нервная, злая. Она смотрела на него, как птица, в чьё гнездо забралась кошка.
Семён облизнул пересохшие губы, выдавил приветствие. Незнакомка продолжала сверлить его презрительным взглядом.
Толчок в спину.
— Чего встал истуканом? Действуй! — прошептал Журавлёв и выскочил вперёд. — Доброго дня, Ирина Михайловна. Вот мой друг, помните, рассказывал? Тот самый городской вдовец.
Глаза женщины метнули молнии. Семён невольно дёрнулся. Она напомнила ему кого-то из прошлого — сильную, волевую, несломленную. Таких он когда-то боготворил. Таких потом учился ломать.
— Пожалуй, я пойду, — пробормотал он, пятясь к двери.
— Что, даже чаю не попьём? — с притворным удивлением воскликнул Журавлёв. — Нет, друг, так не годится.
Ирина окатила Семёна презрением и бросила через плечо:
— Давайте закончим это знакомство. Он не в моём вкусе. Длинный нос, старый для меня. И вообще, доктор! Уходите оба.
Она надменно склонила голову, локоны перекатились по плечу.
Скованность, сковавшая Семёна, исчезла. Его затрясло.
— Обязательно было говорить это в моём присутствии? — удивился он.
Как он возвращался домой, Семён не помнил. Сердце колотилось, ноги несли его вперёд. Незнакомка засела в голове, вытеснив весь остальной мир.
— Ещё скажешь, что не понравилась? — насмешливо протянул Журавлёв, явившись следом и развалившись на кухонном стуле.
Семён буркнул:
— Какая разница? Почему не предупредил, что она высокомерная стерва?
— Я думал, она в твоём вкусе, — рассмеялся Пётр. — Признавайся, хорошенькая ведь?
Семён сердито развернулся к столу:
— Забудем об этом. Меня интересует охота на уток, а не бабы.
Он отвлёкся на дела. Дому было лет пятьдесят, но выглядел крепко. Деревня хоть и затерялась в лесах, привлекала дачников — река с рыбой, грибные поляны, тишина.
Семён давно пытался продать этот дом, доставшийся от деда. Не получилось. После краха карьеры — его обвинили в халатности, пациентка умерла при загадочных обстоятельствах — и смерти жены он сбежал сюда. Не успел обустроиться, как к нему прилип Журавлёв с затеей о знакомстве.
— Хороша вдовушка, — промурлыкал Пётр, и глаза его заблестели. — Ирина Соколова приехала три года назад, после смерти мужа. Живёт одна, никого не подпускает. При такой внешности — грех.
Семён с грохотом поставил чайник на плиту:
— Хватит о ней! Иди домой, Петруха. Жена небось ждёт.
— Арина? Пусть ждёт, — весело откликнулся тот. — При её ста двадцати килограммах только и остаётся. Слава небу, бегать за мной не может.
Семён вздохнул. Перед глазами всё стояла Ирина Соколова.
— Ведьма, конечно, — продолжал тараторить Журавлёв. — С порога начала тебя обсуждать. Что ей твой нос? Да ещё старым обозвала, а ты всего на пять лет старше.
Семён, наливая чай, выпрямился:
— Мне сорок три, я действительно староват. Значит, даме тридцать семь? Выглядит моложе.
— Ага! — вскочил Журавлёв. — Признал, что хороша?
Семён бессильно вздохнул. Между тем друг продолжал болтать:
— Скорее всего, Ирина обиделась на твои слова, которые я пересказал местным бабам. Донесли, приукрасили.
— Какие слова? — испугался Семён.
Журавлёв махнул рукой:
— А те, что ты сказал. Мол, согласен на знакомство. И любая баба сойдёт, лишь бы печь топила, дрова колола, готовила. Неважно какая — кривая, косая, с огромными плечами.
Семён застыл, с ужасом глядя на болтуна.
— Погоди, ты вывалил мою речь на всеобщее обсуждение?! — возмутился он. — Балабол! А почему она меня доктором назвала?
Журавлёв отвёл взгляд:
— Говорят, ты был психиатром, но с работы вылетел. Если что, я ни при чём, людская молва.
Семён схватил гостя за шкирку и вытолкал к двери:
— Уходи. Видеть не хочу.
Местные разведённые и вдовые женщины повадились приходить к Семёну с молоком, яйцами. Он видел в их глазах интерес, но ничего не мог поделать.
Одна напирала больше других — Анна Полевая, невысокая, склонная к полноте, с круглым лицом. Смотрела нахально, хитро, надевала тесные платья с глубоким вырезом.
Семён с первого взгляда заметил корсет под тканью, из-за которого грудь вздымалась неестественно высоко. Её уловки не трогали его. Теперь было с кем сравнить.
С Ириной он сталкивался в магазине, в библиотеке, куда приходил каждый день. Соколова тоже брала книги. Семён подметил, что она любит читать.
Анна осмелела настолько, что стала преследовать его. Жила через два дома, и стоило Семёну выйти, как она выскакивала следом.
В деревне их уже называли парой.
— Семён Петрович, куда собрались, в магазин? — мило улыбалась Анна, показывая мелкие зубки. — И я с вами. Мне хлеба нужно. И молока.
Семён, в локоть которого впивались её пальцы, покраснел. Он думал, что этой даме стоило бы меньше налегать на хлеб — она покупала его каждый день и выглядела соответственно. Ей бы на зелень перейти. Но вслух сказать такое он не мог.
— А почему вы уволились из поликлиники? — поинтересовалась Анна.
Семён поджал губы:
— Не ваше дело. Захотел и ушёл. Надоела медицина.
— Извините, не хотела смущать. Просто у нас в деревне медпункт есть, только работать некому.
— Меня не интересует работа. Деньги есть.
Анна широко улыбнулась и прижалась к нему.
Неудобства, которые приносила Полевая, дали неожиданный результат. Ирина Соколова заметила «пару» и заметно погрустнела.
Семён, уставший от преследования Полевой и Журавлёва, дождался темноты и сбежал через огород.
Прячась в тени, пришёл к дому, который не давал покоя.
Запах ладана напомнил о Соколовой. Семён встал у забора, посмотрел в светящееся окно кухни. Видно было резной буфет, заставленный посудой.
Неожиданно он замер. Не слышал ни шагов, ни шороха, но ощутил — хозяйка стоит за спиной. Её аромат он не спутал бы ни с чем.
Темноту разрезал резкий голос:
— Вы подглядываете за мной?
— Вот ещё, — выйдя из оцепенения, пробормотал Семён. Отошёл от забора, повернулся. Силуэт её мелькнул в сумраке.
Что-то странное произошло с Семёном. Он вспотел, сердце заколотилось.
Ирина подошла:
— Вы ошиблись домом. Полевая живёт рядом с вами. Туда и идите.
Семён нервно усмехнулся:
— Послушайте, это детский сад. Вы взрослый, серьёзный, начитанный человек, а ведёте себя как…
— Как кто? Как примитивная деревенская дура? Что замолчали, доктор, не можете найти слов?
Семён бессильно развёл руками:
— Я не это хотел сказать. Но так тоже сгодится. Позвольте вопрос: почему я должен идти к Анне?
— Потому что вам нужна женщина. Вы сами это говорили Журавлёву.
— Женщина?
Семён не удержался от улыбки.
— Да, любая. Неважно что за человек, лишь бы у плиты стояла.
— И вы предпочли поверить болтуну, вместо того чтобы поговорить со мной.
Разговор с женщиной, которая уже снилась ему, раззадорил Семёна, захватил. Он позабыл обо всём.
Ирина тоже вошла во вкус:
— Мало ли что я сболтнул? Человека красят поступки, а не слова. Но до этого не дошло. Да и незачем рисоваться. Для вас я уродлив и стар.
— А что вы хотели услышать от «бабы», которую собирались к плите приставить?
— Я ничего не хотел, — сдался Семён. — Меня позвали, я и пошёл.
— Как баран. А сейчас кто звал?
Вопрос заставил его растеряться.
— Понятно же — вы очень понравились мне, — признался он. — Но вы мне не по зубам.
В свете из окна Семён разглядел, как женщина вытянулась, голова замерла.
— Я знаю, что нравлюсь вам. Всем мужчинам нравлюсь, — выдала она. — Хочу признаться: вы тоже произвели впечатление. Я ожидала увидеть сноба, ищущего прислугу. Городского пижона, которому плевать на деревенских. А вы оказались чуть лучше того образа, что я себе представила.
Семён заметил, как Ирина зябко повела плечами. Вечера стали холоднее. Он снял пальто, накинул ей на плечи. Угодливо повёл рукой:
— Вечер чудный, звёздный. Позволите пригласить на прогулку?
Ирина промолчала, только выше вздёрнула нос и пошла вперёд.
Они гуляли по берегу реки, разговаривали до утра. Темы сменяли одна другую, разговор сложился долгий, непринуждённый. Когда солнце обогрело землю, Ирина сняла пальто:
— Вы продрогли. Зайдёте? Вместе кофе попьём.
Семён улыбнулся, обхватил себя руками. С удивлением обнаружил мурашки на коже. Давно уже. А он не чувствовал холода — настолько увлекла беседа.
— Что вы, городской житель, нашли в жизни здесь? — этот вопрос застал его врасплох.
Семён улыбнулся краешками губ:
— Меня привлекла простота. Только здесь чувствую себя свободным. После смерти жены попал под прицел её родни. Устал от пристального внимания.
— Что произошло с вашей женой?
— Она была слишком красивой. Как и вы. Тоже нравилась мужчинам.
— И? — Ирина нахмурила брови.
Семён замер, погрузился в воспоминания. Потом пришёл в себя, поставил чашку на стол:
— Извините, несу чепуху. У неё было слабое сердце. Не выдержало расстройств.
— Соболезную, — проронила Ирина. Ей хотелось спросить, какие расстройства, но сон оказался сильнее. Она зевнула.
Семён попрощался, осмелился коснуться губами её руки.
Вернувшись домой, он долго не мог заснуть. Не верил собственному счастью: женщина невиданной красоты, умная, ответила ему согласием.
Почти уснул, когда в дверь постучали.
— Семён Петрович, молока принесла! — услышал он голос Полевой.
Семён с досадой вздохнул, зарылся головой в подушку. Вздрогнул, увидев, как в окне медленно появляется лицо Анны. Женщина прищурилась, зло смотрела на него. Семён затих, постарался не дышать. Наблюдал за ней напряжённо, пока та не исчезла. Выдохнул, уснул.
По деревне долго ходили слухи, что доктор Кречетов едва не женился на Полевой, но вмешалась бессовестная Соколова. Куда обычной Аньке тягаться с первой красавицей?
