– Да не согласится она!
– Глупости, согласится! Чего она будет одна там торчать? На старости лет-то и в одиночестве. И потом, я ей выбора не дам, понял?!
Мужчина вдруг резко ударил по тормозам, его джип заскользил по ледяной поверхности дороги, а затем повело задом. Машина взвизгнула, уперлась боком в высоченный сугроб.
– Не бойся, Гришка, эта машина и не в таких условиях ездила! — с особой гордостью произнес Артур.
Он стукнул по рулю, затем снова поехал вперед. И джип, как ни в чем не бывало, снова старался двигаться как можно ровнее по абсолютно заледеневшей дороге.
По обе стороны весь мир будто укрылся белоснежной пеленой. Снега было так много, что не разглядеть ни полей, ни откоса дороги, ни далеких деревень. Лишь изредка высоко поднимался белый дым.
– Далась тебе эта деревня! Засыплет нас снегом, и останемся тут в Новый год куковать. Лучше бы мы как-нибудь после Нового года, чем вот так!
– Трусишка ты редкостный, Гришка. Всю жизнь такой был, на всю жизнь и останешься. Балда ты, Гришка, в общем.
Гриша скрестил руки на груди, но спорить со своим братом не стал. Он и правда боялся замерзнуть здесь, вдали от цивилизации, и все из-за глупой идеи, на которую согласился.
– А если Марфа узнает? Приедет, оторвет все, что можно оторвать, я тебе гарантирую! Она разбираться не будет, в благих целях мы это делаем или нет.
– Мать с Марфой давно разругались, ничего… Не сделает она нам ничего. Это все бравада только. Если бы меня Марфой назвали, я бы тоже перестал с матерью общаться! – расхохотался Артур.
Наконец впереди показался высоченный мост, опорные массивные колонны которого тоже уже были облеплены ледяной коркой. Едва ребята въехали на него, как весь мост словно затрещал. Будто это могло спасти его, Гриша ухватился обеими руками за свое сидение. Артур, завидев это, расхохотался в полный голос, запрокидывая голову, как делал всегда.
По ту сторону моста дорога была еще хуже. Если здесь, разворачиваясь у самого основания моста, дорога была хотя бы накатана, то дальше шли только сугробы.
Артур глянул в зеркало заднего вида и увидел, что за ним пристроилась маленькая отечественная машинка, пользуясь тем, что здоровенный джип протаптывает дорогу впереди.
Слева уже виднелась деревня матери. Гриша, увидев знакомые очертания, наверное, если бы погода позволила, выскочил бы из автомобиля. Он, видно, что трусил.
Как только джип пересек край деревни, Артур тут же ударил по тормозам. Уже без всяких шуток взрослый мужчина схватил своего брата за грудки, неуклюже повернувшись в машине, и легонько его встряхнул.
– Значит так, сейчас самый лучший момент, чтобы она согласилась. Батя помер, она одна, праздники в одиночестве, будем на это давить, понял? Если из-за тебя она даст заднюю, устрою тебе такой Новый год, что мало не покажется, понял меня?!
Гриша кивнул, спорить с братом желания не было. Да и Артур из тех людей, кто всегда свои угрозы претворяет в жизни.
Подъезжая к дому, Артур все сильнее расплывался в приторно-искусственной улыбке, которая его только портила. Мужчина оставил машину, кивнул своему брату, затем пошел в сторону дома.
Мать стояла на крыльце, потемневшая от тоски и пережитого горя. Не было для женщины большего счастья, чем праздновать Новый год в семье. А тут сначала любимый муж, с которым они сорок лет были вместе, ушел, оставив после себя только фотографию на памятнике… С дочерью она сильно рассорилась, а теперь страх и стыд не позволяли помириться первой. И сыновья приехали явно не с хорошими новостями.
Артур, крепкий, чрезмерно плечистый, похоже, скоро будет входить в двери боком. Он наклонился, приобнял мать, растянулся в широкой улыбке.
Гриша зашел в дом, тоже приобнял мать, но выглядел куда более щуплым и безобидным.
Олеся Кирилловна поставила чайник на плиту, достала маленькую вазочку с печеньем, поставила на стол. Она видела, знала, по какой причине сюда явился Артур. Обидно было, что младший сын решил поддержать его.
– Два этажа, мансарда, здоровенный двор с хозпостройками! Мам, вот на кой чeрт тебе такие хоромы?! Бати нет, кто будет за этим всем ухаживать?!
– Артур, мы уже говорили, я продавать дом не буду, даже не проси!
– Так ты не продавай, на нас, на детей своих перепиши. А мы уже сами управимся.
– А меня куда? В дом престарелых? Или уж сразу на клaдбище?
Щуплая, худенькая женщина резко выпрямилась. Она была такой хрупкой на фоне своего плечистого сына. Хотела посмотреть в его глаза, увидеть, что он стыдится своих слов. Но вместо этого завидела только его отвратительную улыбку.
– Мам, ну чего ты так паникуешь? Многие живут в доме престарелых и ничего, всякое бывает. Там другие старики, тебе не будет так одиноко. А так помрешь тут на кухне за столом, про тебя никто и не вспомнит!
Гриша резко толкнул своего брата в плечо, но тот не шелохнулся. Услышав подобные слова, у женщины аж глаза округлились. Она схватила своего сына за плечи и заглянула ему прямо в глаза.
– Отцу своему такое сказал бы?! Вот сидел бы сейчас здесь Миша, сказал бы ему?!
– Артур, поехали домой, — буркнул под нос Гриша, испугавшись реакции матери.
Он испытывал отвратительный жгучий стыд, который съедал его изнутри. Но тут Артур резко встал, отшатнулся от матери, сорвав ее руки со своих плеч. Пожилая женщина неловко пошатнулась, завалилась назад и больно ударилась локтем о кухонную столешницу. Гриша только рванул к матери, чтобы помочь, но Артур тут же схватил его за шкирку.
– Вот если сломала себе что-нибудь, лежи тут в одиночестве! Может и дойдет, что тебе в одной тут нельзя! Я сюда тридцать первого приеду, вот как хочешь, а приеду! Будешь здесь, значит, пеняй на себя! Я Деду Морозу дом твой заказал! — сказал Артур и опять засмеялся зло.
Он вышел на улицу, вытащив своего брата за шиворот. Только услышав, как отъезжает автомобиль, пожилая женщина медленно поднялась, согнула и разогнула руку в локте, чтобы проверить, не сломано ли чего.
Сделав глубокий вдох, Олеся Кирилловна постаралась не думать о произошедшем. Ничего, он когда-нибудь все поймет, когда-нибудь…
Но когда наступило тридцать первое, женщина не знала, чего ждать. Резала себе салатик, одним глазом поглядывала в телевизоре советский фильм. И боялась, что за воротами покажется автомобиль сына.
Но его все не было. Олеся Викторовна решила, что бравада закончилась. И после Нового года, окончательно протрезвев, Артур сам приедет к ней с извинениями. Был бы тут его отец, был бы Мишенька, ни за что бы сын себя таким образом не повел.
И чем темнее становилось на улице, тем веселее был народ. Уже временами запускали салюты, смеющиеся дети бегали с трещотками. Вот-вот наступит Новый год. И впервые за десятки лет Олеся Кирилловна встретит его в одиночку…
Женщина стояла на небольшой табуреточке, держала на пальцах несколько шаров для елки. Хотела повесить их гирляндой над косяком двери. Но вдруг на улице послышался грохот. Не успела женщина опомниться, как изо всей силы ударив ногой в дверь, ворвался уже изрядно oпьяневший Артур.
Завязалась потасовка, и совсем скоро женщина оказалась на улице, не в силах противостоять сыну, который был многократно больше и тяжелее ее.
Не прошло и пятнадцати минут, как Олеся Викторовна уже была на улице на снегу, все еще держа шары в руках. А в доме вместе со своими друзьями оказался Артур. И никакого не было дела взрослому сыну на мать, которая совсем раздетой оказалась на улице прямо в новогоднюю ночь…
Когда ступор сошел, Олеся Кирилловна поднялась, забрала из сарая свой старый тулуп, который не планировала больше носить, сунула ноги в валенки там же в сарае, а затем поплелась туда, где оставила своего мужа. И, сев на маленькую скамеечку, со слезами поглядев на его овальную фотографию, Олеся Кирилловна расплакалась.
На маленькое, почерневшее от зимы деревце повесила несколько шариков, которые были у нее в руке. Никого не было за сотни метров от нее. Только там, в горящих огнях домов, веселились люди. А здесь она была совсем одна.
– С Новым годом, Мишенька. Еще часика четыре, и Новый год. Новый год… —
всхлипывала Олеся Кирилловна.
Что-то пискнуло и снова умолкло. Только сейчас женщина заметила, что за памятником, пытаясь разгрызть промерзший насквозь хлеб, стоял тощий черно-белый котенок. Лапы у него дрожали, одно ушко уже отморозилось. А замерзший хлеб не поддавался голодному натиску. Склонившись над ним, Олеся Кирилловна взяла животное, которое даже не сопротивлялось. Она сунула котенка себе за пазуху, и тот сначала замурчал, а потом почти мгновенно провалился в сон.
Женщина слышала, как подъехала машина. И кто-то шел к ней, похрустывая снегом, который покрывал наст.
Хрупкая фигурка застыла возле оградки. Освещенная только дальними огнями автомобиля, она смотрела на пожилую женщину. Не сразу Олеся Кирилловна заметила, что у нее гости. Ну а когда подняла глаза и увидела знакомые очертания силуэта, то просто разрыдалась, не в силах ничего сказать.
– Знаю я, мам, знаю я все. Мне Гриша позвонил и все рассказал. Я как узнала, сразу к тебе поехала. А у тебя дома этот… В общем, я сразу поняла, что ты здесь. Пойдем, мам…
— Да куда же я пойду, Марфуша?! Куда мне теперь идти? Идти-то некуда…
Марфа взяла мать под руку, повела к машине. Она не знала, сколько мама просидела здесь на холодной скамье. Включила подогрев в машине, скоро стали теплыми даже сидения. И женщина, вымотанная ситуацией и холодом, провалилась в сон. В следующий раз, когда она открыла глаза, перед ней был уже дом.
И тут из-за пазухи вынырнул котенок, причудливо во все глаза разглядывая машину.
– Ого, а ты у нас не одна, оказывается? – улыбаясь, проговорила Марфа.
Проводила маму женщина в дом, где не было никого.
– Сын решил в городе с друзьями отмечать, а муж в командировке. Я сегодня утром думала, что хороший день, чтобы помириться, а тут Гриша позвонил, рассказал, что они там тебе устроили! Гaды…
– Марфа, да я же тебе столько слов наговорила… Доченька…
– Да и чeрт с этими словами, мам! Что ж теперь, злo будем друг на друга всю жизнь держать?! Давай забудем. Иди в душ, я сейчас тебе одежду теплую приготовлю, сядем за стол, посмотрим «Любовь и голуби» и отпразднуем этот Новый год! А про Артура не думай, я с ним сама разберусь! Сама!
Котенок быстро освоился и, наевшись до отвала, улегся возле искусственного камина и, громко мурча как трактор, явно привлекал внимание местной кошки. Белоснежная Мелисса, видимо, преисполнилась материнским инстинктом и быстро приняла за своего щуплого, замерзшего котенка с неуклюже оттопыренным ухом.
Скоро они уже вместе дремали в кресле, и, может быть, какими-то кошачьими мыслями, этот маленький черно-белый малыш надеялся на то, что больше никогда не окажется на улице и никогда больше ему не придется пытаться разгрызть промерзлый насквозь хлеб…
Под бой курантов Олеся Кирилловна с дочкой подняли бокалы, загадали желание. Они много говорили, смеялись, делились планами на будущее. И старалась пожилая женщина не думать о поступке своего сына.
На следующий день приехал Гриша, поздравил маму с Новым годом и попросил прощения. Они ходили вдвоем с Марфой отправиться к Артуру, чтобы поговорить насчет дома и все обсудить. Но оказалось, что той ночью произошла трaгедия. Хорошо подвыпившая компания устроила в доме пoжар. И большую часть дома уже было не восстановить. Благо, что спальня и часть гостиной остались целыми. Марфа сама отправилась в дом матери, собрала все документы, вещи, какие удалось спасти, и вернулась домой.
Никто не пoгиб чудом, но Артур получил серьезные oжоги и Новый год отмечал в больнице. Когда Марфа вернулась домой к своей матери, то уже знала, что ей скажет.
– Ты не переживай, мам, я тебе не Артур. Никаких домов престарелых не будет. Что случилось, то случилось. Все равно тот здоровенный дом тебе уже не по силам был. Оставайся здесь. Мы все равно с мужем сюда почти не приезжаем, у нас же квартира в городе. А здесь до меня рукой подать, автобус до города каждые двадцать минут ходит. Хороший домик, аккуратный, все есть. А, мам?
Не успела Марфа договорить, как Олеся Кирилловна, уткнувшись носом ей в грудь, зарыдала в полный голос. Она и сама не могла сказать, от чего плачет. То ли от счастья, что дочь, которую она столько лет назад обидела, оказалась самым близким человеком. То ли от горя, что эта ситуация накрыла ее с головой.
…Так и осталась Олеся Кирилловна жить в доме дочери. Котенок остался с ней, а кошку Марфа забрала в город, поскольку с ней и приехала. Дочка часто приезжала, и младший сын бывал нередко. А вот Артур к матери так ни разу и не приехал. Даже за дом не извинился. Считал себя правым…
