Дмитрий Петрович проснулся от резкого щелчка в предрассветной тишине спальни. Глаза еще слипались, в голове стоял туман после вчерашнего позднего совещания. На прикроватной тумбочке ожила умная колонка, ее обычно нейтральный голосовой интерфейс сменился на пугающе знакомый тембр:
— Дима! Шесть часов! Вставай, а то на работу опоздаешь! — раздался хрипловатый голос с характерной московской растянутой «а» — «опозда-аешь».
Дмитрий замер, пальцы непроизвольно впились в потертый край одеяла. Этот голос… Он слышал его каждое утро в течение сорока пяти лет. Клавдия Леонтьевна. Его мать. Умершая ровно пять лет, шесть месяцев и четырнадцать дней назад.
— Алеш! Сын! — крик сорвался на хрип. — Это твои шутки?
Из-за двери донеслось невнятное бормотание — пятнадцатилетний Алексей явно еще спал лицом в подушку.
Сердце бешено колотилось, когда Дмитрий бросился к устройству. Пальцы дрожали, нажимая кнопку отключения. Экран погас — но через секунду вспыхнул вновь, выводя сообщение: «Активирована услуга “Семейный голос”. Для отмены произнесите: “Клавдия Леонтьевна была права”».
— Выключись! — прошипел он, ощущая, как по спине ползут мурашки.
— Сначала зубы почисти, — раздалось в ответ, и в этой фразе звучала та самая интонация, которую он слышал по утрам все свои сорок пять лет. — И носки поменяй. Эти уже третий день носишь.
Он машинально взглянул на свои ноги — серые хлопковые носки с дыркой на большом пальце левой ноги.
Дмитрию показалось, что в воздухе распространился сладковатый запах валериановых капель — маминого верного средства от головной боли.
* * *
Он всегда побаивался свою мать. И всю жизнь бунтовал, пытаясь доказать — он лучше, чем она о нем думает! Только вот мама всегда была недовольна. Развод, загубленная карьера, отец-одиночка на фрилансе! Позор семьи, потраченные впустую, вложенные в него, силы и ресурсы.
— Как ты… — он сглотнул комок, стоявший в горле. — Откуда ты взялась?
— Ты сам меня включил, сынок, — в голосе появился знакомый упрек. — Вчера вечером. В двадцать три сорок семь.
Он схватил телефон, почти выронив его из дрожащих рук. В истории приложений значилось: «23:47 — активация услуги “Голос памяти”».
— Но я спал в это время! — вырвалось громче, чем хотел.
Дверь в комнату сына скрипнула. На пороге стоял Алексей, его растрепанные волосы торчали в разные стороны, а в глазах читалось недовольство преждевременным пробуждением. Он потер глаза:
— Пап, ты чего орешь? Я в четыре утра заснул, проект доделывал.
— Алеша, — Дмитрий указал на колонку дрожащим пальцем. — Это ты настроил?
Алексей нахмурился, сонное выражение лица сменилось на настороженное:
— Чего?
— Лешенька, — вдруг раздалось из колонки, и в голосе появились те самые теплые нотки, которые Дмитрий не слышал много лет. — Ты опять спал в наушниках? Слух совсем посадишь!
Алексей побледнел, глаза расширились. Он медленно шагнул назад, ударившись о дверной косяк.
— Пап… — голос дрожал. — Это же и правда бабушкин голос!
— Ничего страшного. Просто глюк. Сбой в матрице, — Дмитрий нервно хохотнул.
— Алеша, — сказала колонка тихо, почти ласково. — Не бойся.
Дмитрий выдернул шнур из розетки. Через секунду колонка снова загорелась синим светом, от аккумулятора.
* * *
Дмитрий пятый раз набирал службу поддержки, когда услышал из кухни:
— Бабушка, ну можно я не буду есть эту овсянку?
— Можно, — ответил знакомый голос, и в интонации явно читалась мамина снисходительность. — Если отец сделает нормальный завтрак, а не свою вечную яичницу.
Дмитрий замер. Яичница — его единственное кулинарное достижение со времен студенчества. Кроме пельменей. Мама знала это, но Лена… Они развелись, когда Алексею было три, жена никогда не ценила его «кулинарные подвиги».
В трубке, наконец, ответили:
— Служба поддержки, оператор Марина. Чем могу помочь?
— У меня… — он сглотнул, наблюдая, как Алексей разговаривает с устройством, как с живой бабушкой. — Умная колонка говорит голосом моей покойной матери.
— Сервис «Голос памяти» активирован вчера в 23:47, — сразу ответила оператор. — Вы сами…
— Я спал! В это время я…
Он резко замолчал, вспомнив — вчера перед сном Алексей брал его телефон. Сын сейчас смотрел на него виновато, теребя край свитера.
— Для отключения требуется произнести кодовую фразу, — продолжала оператор.
Устройство вдруг само вступило в разговор:
— Скажи: «Клавдия Леонтьевна была права».
Алексей нервно засмеялся:
— Пап, ну это же… Я вчера просто обновлял приложение, там была опция…
— Так это все-таки ты активировал голос бабушки?! — Дмитрий впервые за утро повысил голос на сына.
* * *
Дверной звонок прозвучал так неожиданно, что Дмитрий вздрогнул, чуть не выронив телефон. На цифровых часах мигало «11:37» — он уже опоздал на работу, но сейчас это казалось последней вещью, стоящей беспокойства.
Когда он открыл дверь, перед ним стояла Вера Николаевна, их соседка снизу. Женщина в скромном коричневом платье держала знакомое синее блюдо с вишневым пирогом — похожее на то, которое мама доставала по праздникам.
— Дмитрий Петрович, я принесла вам пирог к чаю, — прошептала она, и ее пальцы слегка дрожали.
Запах корицы и свежей выпечки защекотал нос, заставив сердце сжаться.
— Какая приятная неожи… — он начал, но тут из кухни раздался голос:
— Верочка, не стой в дверях! Пирог остынет, а у тебя же давление сегодня скачет.
Вера Николаевна резко подняла голову. Ее глаза расширились, губы задрожали.
— Это что, голос Клавдии Леонтьевны? — соседка обернулась к фотографии в коридоре.
Дмитрий почувствовал, как по спине пробежал холодок. Они познакомились, когда мама уже болела. Вера часто приходила к маме и вела с ней длинные, душевные беседы.
Колонка вдруг заговорила снова, но теперь голос звучал по-другому — тише, печальнее:
— Верочка… прости, что не попрощалась тогда как следует.
Вера Николаевна шагнула в сторону кухни. Затем медленно, как во сне, перекрестилась.
— Господи, да что же это?
* * *
Дмитрий почувствовал, как что-то горячее подкатывает к горлу. Он вдруг вспомнил — в последний день мама действительно просила позвать Веру, но та не успела приехать.
— Мама, — он сглотнул, — что тебе нужно?
Устройство молчало несколько секунд. Потом произнесло всего три слова:
— Скажи, что я была права.
Алексей, бледный, сжал отца за руку. Было здорово услышать бабушкин голос, но происходящее вызывало густую тревогу.
— Пап, может, просто скажешь? Ну что тебе стоит!
* * *
За окном зашуршали листья, будто кто-то невидимый прошел по двору. Вера Николаевна уже перевела дух, но продолжала молчать.
Дмитрий посмотрел на нее, на пирог, на лицо сына. Что-то в груди перевернулось.
Вера Николаевна переступила с ноги на ногу, все еще сжимая в руках блюдо с пирогом. Вишневый сок проступил сквозь тесто, оставляя красные пятна на белой салфетке.
— Дима, — голос из колонки прозвучал тише, но твердо. — Ты же помнишь, что было в прошлый раз, когда ты меня не послушался?
Он помнил. Сорванная презентация, потерянный контракт, полгода без работы. Мама тогда молча положила перед ним сберегательную книжку. «На черный день», — сказала. А он…
— Хорошо, — Дмитрий сглотнул ком в горле. — Клавдия Леонтьевна, ты была права. Ты всегда была права, мамочка. Что мне не стоило разводиться и надо было лучше стараться, чтобы быть хорошим мужем и отцом. Что не стоило увольняться из твоего конструкторского бюро, не нужно было гнаться за деньгами. Спасибо тебе, мама. Я очень скучаю.
* * *
Тишина. Даже листья за окном перестали шелестеть.
Потом колонка тихо щелкнула и заиграла «Черное и белое» — мамин любимый романс из фильма «Большая перемена». Дмитрий закрыл глаза.
«Часто простое кажется вздорным,
Черное белым, белое — черным…»
Вера Николаевна вдруг всхлипнула:
— Ох, Клавдия Леонтьевна… — и, наконец, поставила пирог на стол.
Алексей неожиданно обнял отца за плечи — так, как не делал лет с семи. Дмитрий почувствовал, как по щеке скатывается что-то теплое.
* * *
На следующее утро колонка молчала. Дмитрий пять раз проходил мимо нее, но синий экран так и не загорелся.
— Может, включить вручную? — предложил Алексей, намазывая масло на хлеб. На столе стояли свежие булочки — Вера Николаевна принесла их утром.
— Не надо, — Дмитрий потрогал устройство. Оно было теплым, будто только что работало.
Он оделся и вдруг, без всякой причины, надел новые носки — те, что лежали в шкафу аккуратно сложенными. На работе его ждал сюрприз — старый клиент неожиданно вернулся с новым заказом.
* * *
Вечером, разбирая коробки, все эти годы пылившиеся в кладовке, Дмитрий нашел конверт. В нем лежали ключи от дачи. Фотография молодой мамы, с надписью на обороте: «Гордись собой, как я тобой горжусь».
Алексей, увидев фото, вдруг сказал:
— Знаешь, пап, я вчера нашел бабушкины записи. Она писала, что ты самый талантливый ее проект.
Дмитрий вышел на балкон. Внизу, во дворе, Вера Николаевна кормила голубей. Увидев его, она помахала рукой. А ведь она совсем еще молодая, сколько ей? Лет сорок пять? И такие пироги печет…
Когда он вернулся, колонка вдруг коротко пискнула и погасла окончательно.
На столе все еще стоял ароматный пирог с вишней.
