— Хватит ли нам? Или у моей мамы из заначки возьмем? В микрозаймы влезем?
— Нет, не хватит, цены подскочили. Надо добирать кредитом. Или… папа хочет добавить двести тысяч.
— Я в эти пожертвования как-то не очень верю. Папа твой сегодня меценат, а завтра он уже “я – не я, и лошадь не моя”. Был меценат, да весь вышел. Я бы на него не полагалась, — сказала Алена, — Чем тогда с курсами закончилось? Ты уже подписался, а он все переиграл, денег не дал. Так и сейчас будет. Мы риелтору заплатим, пойдем квартиру смотреть, продавцу пообещаем, а Егор Романович все переиграет. Только смешиться…
— Ты не веришь моему отцу?
— Петь, семья семьей, а квартиры врозь. Не надо его сюда впутывать. Чтобы и самим не пострадать, и он не дергался, и задаток не сгорел. Сами справимся. Ну, переплатим процентами по кредиту.
— Мне не улыбается переплачивать.
— Но 200 тысяч – это не такая баснословная сумма.
— Сегодня – да. Завтра – нет. Завтра меня сократят, тебя на ставку переведут, и как мы будем выплачивать это все?
— Ну, если мыслить так глобально, то и ипотека нам тогда противопоказана. Вдруг сократят.
— Ален, ты в какие-то дебри уже полезла… Я про сегодняшний день. Надо думать о сегодняшнем дне. Понятно, что невозможно абсолютно все предусмотреть, но уж о такой малости мы подумать можем. Папа даст 200 тысяч. И нам не надо будет влезать в дополнительный кредит. Совмещать ипотеку с кредитом на первый взнос не так-то просто.
— Петь, скажу прямо – я не верю твоему папе.
— Что это за непокорность? Муж сказал… — Петр все свел в шутку. У них нет непокорности. У них равенство. Он помнил, как Алена бесится, когда с ее мнением не считаются, но он не хотел ее оскорбить. Он хотел закончить это все.
— Петь, мне не смешно. Что потребует твой отец за эти 200 тысяч?
— Ален, он не из жадности… И мы могли бы уже въехать в двушку твоего отчима, но в тебе гордость взыграла.
У них обоих не было отцов.
Точнее, были, но полноценного участия в жизни детей не принимали. И, если Петя все это простил и проглотил, то Алена – нет. Своего родного отца она вообще видеть не желала, а от отчима подачки не принимала.
— Взыграла! Он покупает мое уважение! Чтобы я его, как отчима, уважала, не деньги нужны, а поступки.
— Кто бы мое уважение купил…
— Петь. Для меня это… Это откат назад.
— Знаю-знаю, ты не перенесла развод родителей.
— Перенесла, и даже понимаю маму, ведь из папы муж, как из табуретки диван. Это я умом понимаю. Что мама была права, когда развелась с ним. Что папа мой – причина всех бед. Я с ним даже не созваниваюсь.
— Но и Аркадий, как отчим, тебя не устроил.
— Не устроил! Мало того, что все думали и думают, что мама не замуж вышла, а нашла себе спонсора, так Аркадий всегда только и делал, что пытался купить мое уважение, а не заслужить его. Какое понимание может быть с тем, кто детскую радость покупает подарками? Он не говорил со мной, как с дочерью… ну, как с падчерицей. Они с мамой никогда не брали меня с сбой на их светские рауты, и даже в дом к родителям Аркадия я никогда не ездила. Знаешь, как обидно? Нет, я не напрашиваюсь в их семью, я понимаю, что не могла стать его родителям внучкой, но так обидно, что тебя просто игнорируют. Потому что я ему не дочь, и даже не падчерица, я так, прицеп. Зато он свое равнодушие прикрывал щедростью, и, когда они с мамой приезжали из гостей, куда меня никогда не брали, мне доставались лучшие ролики, лучшие игрушки и лучшие мобильники. Но я-то знаю, что это не щедрость, а одолжение. Это он и сейчас хочет провернуть, но уже с квартирой. Поселит меня туда, чтобы быть невообразимо щедрым отчимом. Но это фальшивка.
— Ну, фальшивка и фальшивка. Квартира-то будет не нарисованная, а настоящая. Будто, если ты от нее откажешься, то сразу станешь не прицепом, от которого откупаются, а его доченькой. По-моему, уж тогда выгоднее быть с квартирой.
— Это прагматизм, а есть и высшие материи, — сказала Алена.
— Что, если он не откупался от тебя, а не умел свою заботу выражать по-другому?
— Все, проехали.
Петя съездил в банк, чтобы узнать, нельзя ли как-то обойти этот первый взнос, и вернулся оттуда с двумя плохими новостями: первый взнос обойти никак нельзя и сократить его – тоже, но это уже не имеет значения, потому что ипотеку им все равно не дадут. И в прочих банках – тоже.
— Все объездил?
— Угу, безрезультатно.
— Блин… Ну, зато теперь не надо ничего просить у твоего папы, — усмехнулась она.
— И квартиры нам не надо?
— Я пошутила же, Петь. Если мы, по банковским меркам, неплатежеспособные. Купим позже.
— Когда внуки появятся?
— Нет, когда дослужимся до повышения. Оклад тоже поднимут. Может, и в банке все одобрят…
— Ален, я был у отца.
— Только не говори, что это то, о чем я думаю.
— Он может дать три миллиона. Еще наши пятьсот тысяч. И там уж как-то доберем потребительским кредитом полтора… — убеждал ее Петя, ему уже не терпелось переехать в свою квартиру, — Или ипотечным. Меньшую сумму нам, кажется, одобрят.
— Это мы будем у твоего папы, как крестьяне, которые работают за жилье, — заявила Алена, — Я у него и 200 брать не планировала, а тут ты предлагаешь гулять на широкую ногу – сразу 3 миллиона брать. Во что это нам обойдется?
— Тут такое дело…
— Ммм, надвигается подвох.
— Пока возвращаем ему долг и выплачиваем все, квартира будет записана на него. А, как отдадим, он дарственную сделает.
— Петь, никаких имущественных дел с родственниками быть не должно. Это сегодня он с барского плеча покупает нам квартиру, точнее, дарит рассрочку на нее, а что будет через пятнадцать лет? Через двадцать? Он все перевернет так, что мы ничего и не платили. Или твои сводные сестры придут делить наследство? Нет уж, я не буду по факту платить за то, что мне не принадлежит.
— Но жить в двушке, записанной на отчима, ты хотела.
— Не переворачивай все! Это ты хотел, а я возразила.
Алена подумала, что они могут поумерить аппетиты. Если жилье у метро для них неподъемно, то всегда есть жилье в маленьких городах, но из которых можно доехать до миллионника.
— И тащиться на работу по 2 часа? – спросил Петя.
— Зато свое. Зато дешевле намного.
— Я уже вообще не хочу ипотеку… Сколько мы переплатим?
— Слушай, ну, поезжай к Гудвину и попроси у него дворец какой. Мы сами не вывезем. А папа предлагает рассрочку. Беспроцентную.
Поняв, что от мужа ничего не добьешься, Алена сама прошлась по банкам и по риелторам. Петя кое-как смирился с тем, что жить они будут далеко за пределами мегаполиса, но с кредитом – нет, не смирился:
— Либо папина рассрочка, либо ничего.
Алена уступила. Петя, окрыленный ее согласием, сам занялся переездом.
К Алене же огромное чувство облегчение, что они теперь сами себе хозяева, что не надо подстраиваться под визиты арендодателя и жить по чужим законам, так и не наступило. Что формально, что неформально – это квартира Егора Романовича. А он мужчина эксцентричный.
— Заживем! – распланировал уже все Петя, — Постепенно отремонтируем, все сделаем в бежевых или серых тонах. Бежевый же твой любимый цвет? Как управимся, можно и про малышей подумать. Как здорово, что не влезли в эту ипотеку. Все из нас бы выжали. Какие переплаты!
Алена на эти перестановки и ремонты соглашалась со скрипом. Петя недоумевал.
— Как перебрались сюда, ты притихла, — заметил он, — Я сам посуду покупать ездил. Когда такое у нас было? Ты даже ложечки для обуви мне выбрать не разрешала. Сама все осматривала, по цветам подбирала… А тут я привез зеленые шторы и красную клеенку, а ты киваешь.
— Петь, это не наш дом. Мы опять арендаторы.
Пете эти ее волнения казались чудачествами. Они не у кого-то там живут, а у отца. И не на птичьих правах.
— Ален, это как ипотека у банка. Пока мы выплачиваем, мы тут владельцы, а что там написано – это ерунда. Папа все понимает.
Обживались. Алена приволокла от мамы шикарный набор столового серебра, она не могла есть из некрасивой посуды. Петя подумывал о перепланировке, но ограничились тем, что расширили кухню-гостиную за счет балкона. Соединили. Утеплили.
Егор Романович им не докучал.
И Алена, конечно, потеряла бдительность, как и Петя.
— Она на меня орет – “ты не можешь уходить в шесть, у нас переработки всем обязательны, а, кто ленивый и безынициативный, тот может писать по собственному”, я на это не поддалась и ответила – “напишу”, — сегодня Алена отстаивало свою право уходить домой вовремя. И не преуспела в этом. Из-за новой начальницы экстренно ушла не только Алена, но и половина коллектива. Переработки еще ничего, но такое жуткое обращение с персоналом…
— Алена, ты почему на нижний замок не закрыла? Еще ограбят нас. А ты теперь безработная, как новое-то купим?
— Ой, я безработная на день. Ну, на три.
— Не будь букой. И сиди дома, сколько влезет.
Но это не Алена сегодня забыла, это в их квартиру приехал Егор Романович и уже размещался в ней.
— Папа, ты к нам надолго? – спросил удивленный Петя.
— Не я, а Миша.
— Надолго?
— Так до конца обучения. Колледж тут неподалеку от вас есть престижный. До Оксфордских лавр, конечно, не дотянет, но хорошее учебное заведение. Я подумал, зачем Мише выживать в этой общаге на 200 человек? Где душ на этаже, а даже не в комнате.
— Чудно. А нас ты спросил? – Петя разговаривал с отцом, но косился на Алену. Ух, что тут будет, если папа не увезет его сводного брата…
— Ну, формально мне ваше разрешение без надобности, — ответил Егор Романович, — Пока не выплачен долг, делаю тут, что посчитаю нужным. Погасите прямо сейчас, если можете, и, так и быть, я уеду. Возможно. Но, пока жилье на мне, я сам им и распоряжаюсь.
— Мы так не договаривались…
— А я не помню, как мы договаривались.
Год платежей и переделка балкона улетели в никуда. Петя еще шутил, что, считай, они просто оплатили аренду за год, но Алена сидела безмолвной статуей в такси. Егор Романович даже собраться им не разрешил. Сказал, что сам сложит все в мешки, а потом позвонит и сообщит, когда можно забрать.
— Аренду?? Петь, ты эту аренду надолго запомнишь после того, как мы пару месяцев поживем на улице. Я сегодня с работы ушла. Платеж за этот месяц твой папа нам не вернул.
И поехали они к маме Алены. И к отчиму, конечно.
Аркадий без расспросов повез Алену к нотариусу. И без расспросов отдал ей двушку.
— Не знаю, кем ты меня считаешь, но это не для проформы, и я не покупаю твое уважение. Я не всегда могу выразить свои чувства, но ты для меня тоже близкий человек, как и твоя мама.
