Выдержали! Они это выдержали!
Больше месяца у Лизы с Толиком гостили его тети, которые приехали на какой-то форму дружной командой. Ну, форум длился неделю, а “смотрели город” они месяц. Хоть и приходили только ночевать, и домой что-то покупали, но утомили… То им не так, это не так, тут переделай, такое они есть не будут.
Хорошо, что уехали!
И супруги из своей квартиры тоже уехали, но только на день. На шашлыки. Чтобы немного отдохнуть.
Лиза, заливисто хохоча, отмахивалась от Толика, который, как мальчишка, пытался размазать кетчуп по ее щеке, и одновременно присматривала за своей неугомонной четырехлетней дочкой Софийкой. Малышка сосредоточенно ковырялась палочкой в муравейнике, создавая свою маленькую вселенную.
Было хорошо. По-настоящему спокойно.
Эта идиллия, как хрустальный бокал, разбилась о настойчивый телефонный звонок. Лиза поморщилась, увидев на экране имя “Мама” — “любимое” имя, которое обычно не предвещало ничего хорошего. Ее сердце всегда замирало при виде этих четырех букв и целого набора проблем, которые за ними скрывались.
— Алло, мам, — сказала она с притворным оптимизмом.
— Здравствуй, доченька моя ненаглядная! – а в голосе мамы, Галины Петровны, слышалось приторное умиление, от которого у Лизы невольно дергался глаз, — Как вы там, мои хорошие? Небось, совсем меня забыли?
— Ты незабываемая, мам. У нас… да по-старому. Отлично, — сказала Лиза, заранее предчувствуя беду, зная, что мама терпеть не может, когда у них “все отлично”, ей нужна драма, нужна жалость, нужен повод для нытья, — Шашлыки жарим, вот, отдыхаем.
— Шашлыки… Вам хорошо, а я тут одна, — вдруг заныла мама, и в ее голосе послышались жалобные интонации, словно она была бедной сироткой, брошенной на произвол судьбы, — Еще и бедствую, еле концы с концами свожу. Цены-то вон какие, а пенсии, считай, нет!
— Мы же тебе каждый месяц помогаем, — устало попыталась возразить Лиза, зная, что это бесполезно, но все еще надеясь на чудо.
Она всегда чувствовала себя виноватой, даже когда была права.
— Помогаете, да не очень-то, — отрезала Галина Петровна, словно отрезая все пути к компромиссу, — Не разгуляешься… Ты же знаешь, что я на дачу не езжу, не могу, спина болит, а так хоть ягод бы насобирала! Я тут подумала… А что, если я к вам перееду? Эх, в вашей-то трешке! Квартиру буду сдавать, хоть какая-то копеечка будет, а мне веселее, да и за внучкой присмотрю.
Лиза ошеломленно посмотрела на Толика, который застыл, как изваяние, с куском шашлыка в руке. Его взгляд, казалось, говорил: “Ну вот, опять началось!”
— У нас не трешка, у нас евротрешка… – с сомнением в голосе попыталась объяснить Лиза, словно оправдываясь за то, что они купили недостаточно квартиру.
— А в чем разница? Была я у вас! Просторно! Кухня какая громадная!
— Была, да, видимо, забыла, что третьей комнаты-то у нас нет. Евротрешка – это две отдельные комнаты и эта громадная кухня. Громадная кухня – это и есть третья комната. Кухня-комната. Ты вот со мной по квартире не ходила и ничего не слушала, а…
— Да что мне, старой, теснота, лишь бы с вами, — заныла Галина Петровна, и ее голос стал еще более жалобным, — Ты знаешь, как я люблю внучку! И вообще, это правильно, надо семью держать вместе! А то бегаете туда-сюда, а так все будут под присмотром.
— Мам, мы подумаем, — неуверенно пробормотала Лиза, понимая, что ее “подумаем” ничего не значит.
— Чего тут думать-то, — фыркнула мама, словно пресекая ее сомнения, — Я приеду на следующей неделе. Все, чао!
И, не дав Лизе вставить ни слова, бросила трубку, оставив ее в полном недоумении.
Вот и подумали.
— Ну, что, котенок? Поздравляю, у нас пополнение, — невесело сказал Толик, который все слышал, вытирая руки о штаны, как будто отряхиваясь от только что услышанного, — Теперь у нас будет полноценный “семейный серпентарий”.
Они от прошлого-то еще не оправились…
— Было бы смешно, если бы это не было правдой, — проворчала Лиза, зная, что теперь от этого звонка не отмахнешься и придется жить с мамой.
Ровно через неделю, Галина Петровна, вся в новых платках, которые напоминали ей о молодости, когда она щеголяла в таких же, и с огромными сумками, набитыми “самым необходимым”, стояла в прихожей их квартиры, словно комендант общежития, принимающий комнату у нерадивых студентов.
— А вот и я! — провозгласила она, выкладывая на пол гору вещей, словно открывая филиал склада ненужных вещей прямо у них в коридоре, — Ой, какая у вас тут квартирка-то масенькая! Когда я приходила в прошлый раз, она казалась больше…
— Мам, ну мы же говорили.
Галина Петровна тут же принялась обустраиваться.
Ее сумки, казалось, не имели дна, из них вываливались горы пледов, подушек, каких-то странных статуэток, баночек, скляночек, словно она привезла с собой половину своего домашнего музея. Все это добро она начала расставлять по шкафам и полкам в обеих комнатах, не стесняясь скинуть оттуда чьи-то вещи, и не спрашивая мнения хозяев, словно они вообще не имели права голоса в этом помещении.
— Так, вот это здесь будет лучше, а это вот сюда переставим, — распоряжалась Галина Петровна, — А то как-то не по-домашнему у вас тут.
Лиза наблюдала за этим беспределом с нарастающим ужасом, словно смотрела фильм ужасов в замедленной съемке.
Первым делом Галина Петровна, конечно же, переставила все на кухне, словно это была ее личная вотчина. Ее не устраивал ни порядок, ни расстановка приборов, ни даже цвет полотенец. Она перебрала все специи, выбросила “лишние”, по ее мнению, старые прихватки и полотенца, которые она считала “безвкусными и неуютными”, и торжественно водрузила свои, в цветочек, словно это была коронация. Дальше, уже точно как хозяйка, она добралась до ванной комнаты. Ее не устраивал ни выбор моющих средств, ни шампуни, ни даже полотенца. Она привезла свои.
Вечером, когда Лиза, измотанная перестановками и придирками мамы, пыталась уложить Софийку спать, Галина Петровна, с видом знатока вошла в детскую, словно инспектируя объект.
— А чего это она у вас тут одна в комнате? — спросила Галина, указывая пальцем на спящую девочку, — Бабушка тоже хочет спать в комфорте! Мне на диване в этой вашей кухне-гостиной, как-то не очень, знаете ли, да и неудобно, проходной двор! Все ходят и ходят, то туда, то сюда. Спать на проходе еще!
— Мам, я говорила, что у нас нет для тебя отдельной комнаты. Тут детская. Куда я ее переселю?
— К вам. Потеснитесь, не развалитесь, — отмахнулась Галина Петровна, словно говоря о какой-то ерунде, — Я, когда за твоего отца вышла, мы с его родителями и дедом жили. Вообще никакой личной комнаты. Мы здесь все вместе, одна семья, надо помогать друг другу. А я пожилой человек, мне нужно отдыхать в нормальных условиях, а не на этой дурацкой развалюшке, которую вы диваном называете.
— Он и не для сна, а для того, чтобы там есть…
Лиза молча вышла из комнаты, стараясь не сорваться на крик, потому что знала, что это не поможет, а только ухудшит ситуацию.
Толик, увидев ее несчастное лицо, предпочел ретироваться на балкон, где с выражением глубочайшего страдания, глотнул из припрятанной фляжки, стараясь таким образом уйти от реальности.
С этого момента жизнь Лизы и Толика превратилась в бесконечную череду маминых “переделок”, придирок и указаний, словно они жили в доме, где она диктовала все правила, а они были всего лишь марионетками в ее руках. Они обнаружили, что их квартира больше им не принадлежит, что они живут в каком-то странном параллельном мире, где их мнение не имеет никакого значения.
Зато Галина Петровна чувствовала себя как рыба в воде, словно вернулась домой после долгого путешествия.
Но это был лишь первый акт драмы, лишь разминка перед настоящим представлением.
Как и было обещано, Галина Петровна успешно сдала свою квартиру, получив долгожданную “копеечку”.
Лиза и Толик, как наивные дети, полагали, что это избавит их от финансовых проблем, ведь теперь мама тоже будет вкладываться в их быт, или хотя бы в какую-то его часть, а то как-то нечестно получается, что живут втроем (если считать только взрослых), а платят вдвоем.
Но, как оказалось, они сильно заблуждались.
— Лизонька, ты же моя помощница, дочка, ты же у меня умница, — сказала как-то утром мама, словно вручая ей почетный орден, — Жильцы мои месяц пожили и съехали… Надо новых бы найти, а я-то только по старинке умею… Ты ведь разбираешься в компьютерах, я же ничего в этом не понимаю. Займись-ка моей квартирой, расклей или развесь, или размести, или как там у вас говорится, объявления, да чтобы жильцы были хорошие, а то, не дай бог, попадутся какие-нибудь уголовники.
— Но у меня же работа…
— Ой, ты же у нас умница! Ну, помоги маме, — сюсюкала Галина Петровна, глядя на нее преданными глазами, — Ты же знаешь, как тяжело мне, старой.
И Лиза занялась маминой квартирой, как будто это был ее личный проект.
Она разместила объявления на всех сайтах, отвечала на бесконечные звонки потенциальных жильцов, как секретарь мамы, водила их на просмотр, будто показывала личное поместье. Еще ведь и самой добраться надо…
Толик, увидев, что происходит, попытался возмутиться, но Лиза посмотрела на него таким взглядом, что он тут же замолчал, как немой.
В итоге квартиру сдали молодой паре, которая выглядела очень прилично и, как им тогда казалось, обещала не доставлять никаких проблем. Первые несколько месяцев все было более-менее ладно, наступила долгожданная передышка. Но потом, видимо, в качестве сюрприза, началось. То кран потечет, то розетка искрит, то соседи жалуются на шум, а то и вовсе вызывают полицию из-за громкой музыки.
И каждый раз Галина Петровна, как бедная беззащитная овечка, звонила Лизе, жаловалась на “непонятливых жильцов”, которые, по ее мнению, “живут как поросята”, и требовала, чтобы та немедленно все исправила, словно была их персональным сантехником и электриком в одном лице. А порой и участковым.
Лиза, как и положено хорошей дочке, которая всегда хочет угодить маме, бросала все свои дела и мчалась на другой конец города, чтобы решить мамины проблемы. Естественно, ни о каком возмещении “морального ущерба” или хотя бы, как пишут в бухгалтерских документах, транспортных расходов не могло быть и речи.
— Ты же моя доченька, ты же все понимаешь! — говорила Галина Петровна каждый раз, выпрашивая очередную услугу от дочери, — Ты же знаешь, как мне тяжело. Это тебе – раз-раз – и готово! А мне целое приключение…
А Толику, который тоже был приспособлен к делу и превратился в домашнего мастера на все руки, приходилось после работы заниматься ремонтом в тещиной квартире, потому что Лиза со всем не справлялась, а нанимать рабочих на каждую поломку — дорого.
— Слушай, тебе не кажется, что мы превратились в обслуживающий персонал? — однажды спросил он Лизу, когда они в очередной раз выезжали на “аварию” к маминым жильцам.
— А у нас есть выбор? – задала риторический вопрос Лиза, понимая, что они, как белки в колесе, крутятся и крутятся, но никуда не продвигаются.
Галина Петровна, которой внезапно понравился такой пассивный доход, не только переложила на них все заботы о своей квартире, но и ни копейки не вносила в общий бюджет, будто в ее мире деньги не имели никакого значения. Она принципиально не платила за коммуналку в их квартире, потому что она гость, не покупала продукты, словно питалась воздухом, и даже умудрялась есть все то, что они припасали на всех или конкретно для ребенка. Им не жалко, но можно было бы и поделиться.
Но с мамы и требовать деньги никто не мог…
Однажды Лиза, потратив полдня на поиски, купила дорогую коробку конфет с необычным вкусом, спрятала ее в шкаф и сказала Толику, что эти конфеты на подарок подруге. Редкий экземпляр. Специально к Дню рождения. Но вечером оказалось, что коробка пуста. Все конфеты оттуда сдуло.
— Мам, ты не видела случайно конфеты? — подчеркнуто спокойно спросила Лиза.
— Ой, Лизонька, я так увлеклась чаем, что не заметила, как все съела, — хлопала глазами Галина Петровна, как ребенок, который не понимает, что такое “личные вещи”.
— Что ты вообще искала в моем шкафу?
— Мне и конфеты брать нельзя, и шкафы открывать нельзя… как не к дочери приехала.
А в другой раз Толик специально для Софийки съездил в магазин и купил целую коробку печенья в виде зверушек. Девочка была в восторге, но по дороге домой немного уснула. Когда София проснулась, печенья в коробке тоже не было.
— Ба, а где печенье? — обиженно спросила София у Галины Петровны.
— Ой, внученька, я просто очень проголодалась и немного попробовала, — ответила бабушка, — Не переживай, папа тебе еще купит.
Лиза с Толиком переглянулись, обменявшись понимающими взглядами – “это невыносимо”. Но как же было сказать маме все в лицо, когда она так “заботилась” о них, как она это понимала? Как объяснить ей, что от ее “помощи” они хотят просто спрятаться и убежать?
Галина Петровна и впрямь заботилась о нас, как понимала это.
Например, она могла вымыть всю посуду, но потом забыть мокрой в раковине. Или постирать всю одежду, но перепутать цвета, превращая белые вещи в нечто непонятное и бесформенное. Или приготовить обед, который никто не мог есть, потому что в нем было слишком много специй и чего-то еще, непонятного, но, по мнению Галины Петровны, “очень полезного”.
Однажды, решив удивить своих домочадцев, женщина решила приготовить ужин. Она с гордостью поставила на стол огромное блюдо с чем-то, напоминающим кашу с мясом и овощами.
— Что это такое? — с подозрением спросил Толик.
— Это тушеное мясо с овощами по моему фирменному рецепту, — с гордостью ответила Галина Петровна, — Очень полезно! Натуральный продукт!
Лиза, как отважная разведчица, попробовала ложечку и постаралась прожевать…
— Мам, ну это же невозможно есть! — воскликнула она, не в силах сдержать свои эмоции.
— Ты просто не понимаешь, как нужно питаться, — ответила Галина Петровна
В итоге никто, кроме бабушки, это есть не стал, все как сговорились против нее, и ужин пришлось готовить заново.
Самое “интересное” началось, когда арендаторы маминой квартиры решили съехать… Галина Петровна, недолго думая, решила, что “цены нужно поднять”, и объявила жильцам о повышении арендной платы. Существенном повышении. Арендаторы, конечно, не согласились с ее требованиями и шустро съехали, спасаясь от этого стихийного бедствия. Мама же, как ни в чем не бывало, заявила, что найдет других, которые будут платить больше, ведь “её квартира стоит дорого!”.
Опять у Лизы с Толиком появилась работа: искать новых арендаторов, только в этот раз уровень повышенной сложности, ведь искать-то надо было по завышенным расценкам. Квартира стояла пустая, а Галина Петровна ходила грустная.
Но, как известно, Галина Петровна не умела долго грустить, это было не в ее характере, и, если с той квартирой ничего не решалось, то она решила снова навести свои порядки в этой. Ей надоело ночевать в комнате у внучки на купленной узкой кровати.
И тут она, ка гениальный стратег, придумала гениальный план:
— Лизонька, а вы чего это занимаете такую большую комнату, а я тут теснюсь? – заметила она, — Вы с Толиком можете и в маленькой пожить, а мне, старой, нужно пространство, чтобы воздуха больше, чтобы гимнастику нормально по утрам делать. Ребенок опять же мешает спать.
— Мам, если тебе там неудобно, то перебирайся на кухню, — ответила Лиза.
— Чтобы снова спать на проходе! Вы же молодые, перетерпите, — отмахнулась Галина Петровна, — Сами Софийку к себе не забираете! Нам тесно!
Лиза, почувствовав, что это предел ее терпения, чаша переполнилась, поняла, что дальше так продолжаться не может. Она посмотрела на Толика, который сидел на балконе и тихонько попивал валерьянку, и подумала, что позже у них состоится очень важный разговор.
— Толик, я больше так не могу, — сказала она, когда Галина Петровна отправилась на вечерний променад, — Мама уже совсем обнаглела, как будто мы живем у нее, а не наоборот.
— Ты только сейчас это поняла? — ухмыльнулся Толик, — Я тебе уже давно говорю, что это не жизнь, а какой-то балаган, где нет ни правил, ни логики. Все. Мы отвозим ее домой! Пусть сама разбирается со своей квартирой, с поиском жильцов и со своей жизнью, а мы наконец-то заживем спокойно, как нормальные люди.
За завтраком, когда все собрались за столом, Лиза с Толиком, набравшись храбрости, объявили о своем решении.
— Мам, мы тут посоветовались и решили, что тебе пора домой, — сказала Лиза.
Галина Петровна, услышав эти слова, чуть не поперхнулась сухариком.
— Как домой? — возмутилась она, — А… как же я? Как внучка?
— Можно подумать, что ты с ней сидишь! Мам, ты когда-то говорила, что тебе дома лучше, — ответила Лиза, глядя на нее холодным взглядом.
— Что вы надумали? Совсем меня старую выгоняете! — запричитала Галина Петровна.
— Мам, всем будет лучше, если ты будешь жить дома, в своей квартире.
— Если вам так надо… — сказала Галина Петровна, надеясь, что они еще передумают.
Через несколько часов они уже ехали к ней домой. Подъехав к маминому подъезду, они помогли ей занести котомки в квартиру.
— Теперь мне придется самой все делать, но зато я буду хозяйкой, никто не будет мне указывать, что и как делать.
— Пока, мам. Созвонимся.
Внизу, у машины, Лиза даже улыбнулась.
— Ну что, — подытожил Толик, — Можно сказать, что мы это пережили.
— Как мы хоть выжили…
