— Здравствуйте, — Белла, как могла, приветливо улыбнулась, — Это вашему ребёнку учитель французского языка нужен?
Женщина в ярком цветастом халате, открывшая дверь, оглядела её с головы до ног, затянулось сигаретным дымом из длинного мундштука и хрипло, сквозь зубы, произнесла:
— А ты-то, девочка, сама этот язык хорошо знаешь?
Поздороваться они обычно забывают. Но Белла уже привыкла.
— Я в институте педагогическом учусь. Вот мой студенческий. Французским владею свободно. Проверить хотите?
— Как? – хмыкнула хозяйка квартиры, — Проходи тогда. Мне говорили, что ты – училка толковая. Только обувь снимай. Ковры у нас иранские…
Беллу с младших классов в школе начали звать Иностранкой. Сначала за имя. Полностью её звали вообще Изабелла, как певицу Юрьеву, которую мама с бабушкой почему-то очень любили. Бела слушала – старые цыганские песни, так себе, если честно. И не Юрьева эта певица была, а Лейвикова по-настоящему.
Совсем обидно.
Аркашка – сосед по лестничной площадке, который ещё и в одном классе с ней учился, как-то обнаружил, что «Изабеллой» называется, оказывается, неплохое красное вино. С тех пор он соседку вообще окрестил Агдамом, но, к счастью, прозвище Иностранка в школе прижилось крепче.
И происходило это ещё и потому, что была у Беллы цель, к которой она шла, как локомотив по рельсам, — упорно, никуда не сворачивая. Она твёрдо знала, что выучит какой-нибудь иностранный язык, выйдет замуж за иностранца и будет жить в другой стране обеспеченно и спокойно. Замужество в родном городе и вообще в России в её планы не входило. Перед глазами с детства красовались мужики из их замызганной «хрущёвки». Они беспросветно вкалывали всю неделю на заводе, а по выходным напивались того же Агдама до одурения. Та ещё перспективка.
Чтобы выучить язык до хотя бы относительно приличного уровня, она поступила в педагогический институт. Там было три отделения – английское, немецкое и французское. Первый вариант был забракован из-за того, что английский – самый распространённый, конкуренток много будет. Немецкий казался Иностранке каким-то лающим и некрасивым. Франция – самое то. Париж, Эйфелева башня, Монмартр и Собор Парижской Богоматери. Кофейни с верандами на улицах, шансонье. Никакого Агдама. Ален Делон, как говорится, не пьёт одеколон и всё такое.
Правда, в институт её приняли только на заочное отделение. На очное баллов не хватило. Но это Иностранку нисколько не смутило. Это было даже выгодно. Белла получила время и возможность зарабатывать. Конечно, не на заводе и не кондукторшей в автобусе. Она уже в школе знала французский достаточно неплохо, а после первого курса института вообще свободно на нём разговаривала. И тогда она стала заниматься репетиторством.
Дело в том, что были в городе кварталы, где жили люди, которые занимались бизнесом, и «козла» во дворах по вечерам не забивали. Они много работали, были людьми относительно состоятельными и растили маленьких детей, которых хотели уже с раннего детства чему-то научить. Кто-то отдавал ребёнка в школу фигурного катания, кто-то водил на танцы, а были и такие, кто хотел малыша своего научить иностранному языку, и французскому в том числе. Мода такая у этого бизнес- класса, видите ли, появилась.
Энергичная Белла быстро нашла клиентов, расклеив в таких кварталах соответствующие объявления. И целый день ездила теперь по разным богатым квартирам, где давала уроки отпрыскам.
Дело это оказалось прибыльным, обеспеченные родители для своих чад денег не жалели. Правда, чада эти не всегда горели большим желанием изъясняться на языке трёх мушкетёров, а некоторые из отпрысков оказывались безнадёжно тупыми, но результат Беллу интересовал мало. Важен был сам процесс зарабатывания денег. А там, после института, — Франция, устройство на работу, выгодное знакомство с обеспеченным парижанином, и пошло-поехало. Со знанием языка закрепиться будет легче. А сейчас нужно зарабатывать деньги. И много.
Вот и на этот раз пришла она к очередным клиентам, где женщина с мундштуком в руке, как бы походя, похвасталась перед ней иранскими коврами. Звали её, как выяснилось, Клавдией Панкратовной, и Иностранка не удержалась, решила на плебейство с коврами отреагировать:
— А я Изабелла. Можно без отчества. Во Франции это не принято. И где у нас ребёнок?
— Ребёнок в своей комнате. Павлик, иди сюда! Познакомься со своей учительницей.
Дело было уже на кухне, где, правда, Белле предложили вполне недурной кофе. Павлик оказался пухленьким малышом шести лет, который с интересом рассмотрел Беллу и спросил:
— А ты из самой Франции? И Наполеона видела?
Клавдия Панкратовна улыбнулась:
— Он ещё и по истории занимается. И по математике.
— А в школу ему тогда зачем? – поинтересовалась Белла, — Сразу бы в институт отдали.
Хозяйка сарказма не оценила и простодушно ответила:
— Вот и я так думаю. Но все говорят, что в школе учиться надо.
С тех пор Белла приходила в эту квартиру дважды в неделю, занималась с Павликом в его комнате, и всё шло, как обычно.
Но, как оказалось, только до определённого времени.
Отца Павлика Белла ни разу не встречала, тот с утра до вечера пропадал где-то сразу на трёх своих малых предприятиях, общаться приходилось только с Клавдией Панкратовной. Но однажды, когда Иностранка пришла на очередной урок, дверь открыл высокий мужчина, который представился отцом Павлика Степаном Андреевичем и сразу посмотрел на Беллу очень сурово:
— Вы ещё и придти сюда опять осмелились? И совести хватило?
— На что? – не поняла Белла, — Вы бы хоть сначала объяснили всё толком…
— Чего тебе объяснять, воровка? – это из-за спины супруга Клавдия Панкратовна показалась, — Украла мою золотую цепочку с кулоном и паинькой прикидываешься?
— Какую цепочку? С каким кулоном? – рассердилась уже девушка, — Ничего я у вас не брала. Ещё скажите, что я ковры ваши из комнат вынесла.
— Ты ещё издеваться будешь? Вот мы с мужем сейчас полицию вызовем, по- другому запоёшь!
Но полицию не вызвали. Видимо, ковры их иранские были контрабандой.
А если серьёзно, то попала Белла в историю нехорошую. В день последнего её прихода в эту квартиру положила хозяйка около зеркала в коридоре злосчастную эту цепочку. Видимо, примеривала, да и оставила. А потом цепочка исчезла. Будто бы как раз после того, как Белла ушла.
Самое обидное, что она этот кулон, пропади он пропадом, и не видела. И золотых вещей в руках вообще никогда не держала. В доме жили они небогато, отец из семьи ушёл, когда Белла ещё маленькая была. Теперь, правда, зарабатывать стала она неплохо, но деньги, в основном, тратила на продукты и одежду хорошую. А к золоту как-то и не привыкла.
Напрасно она клялась и божилась, что к пропаже цепочки никакого отношения не имеет. Клава, та вообще на неё чуть с кулаками не набросилась, — хорошо, муж удержал. Но и он сказал твёрдо:
— Сор из избы выносить не будем, но и так это дело не оставим. Либо вещь возвращайте, либо деньги. А если вы этого не сделаете, придётся в институт сообщить. Или даже в полицию. И об оплате за уроки ваши забудьте. Кстати, про дальнейшие уроки тоже.
Короче, ушла Белла, как оплёванная.
А тут ещё и другие родители стали от её услуг отказываться. Быстро же в этом кругу плохие новости разносятся.
Дальше – хуже. Заявилась на дом налоговая. Так, мол, и так, занимаетесь незаконным предпринимательством. Вы в качестве самозанятой зарегистрированы? Нет. Значит, штраф платить придётся.
В общем, началась чёрная полоса. А если и до института дело дойдёт, с Парижем и вовсе распрощаться придётся навеки.
Делать нечего, пришлось в школу на работу устраиваться. В ту, кстати, в которую Павлик учиться пошёл. Он-то и рассказал Белле, что мать где-то через недели две цепочку ту нашла. Только сообщить девушке об этом и извиниться никто не удосужился.
А через год она вышла замуж за школьного математика Николая Ивановича. И как-то о парижских женихах теперь и не задумывается. Человеком супруг оказался добрым, чутким, с ним живётся просто и интересно. А с французом-то, чего доброго, пришлось бы ещё и лягушек есть.
