— Балбеса воспитали, вот и хватает все без спроса, — нянька смотрела на меня с укором. — Следить нужно за своими вещами. Неудивительно, что ваш внук такой …
— Вы меня сейчас хотите обвинить? — я разозлилась. — Как интересно!
— Ну вы же не стесняетесь меня обвинять, — няня усмехнулась, а потом снова сделала свое обычное приторное лицо.
***
В собственном доме меня уже принимают за невидимку. Нет, хуже, за сумасшедшую старуху, которая ничего не соображает, а только ходит по дому и что-то бурчит под нос. Вот прямо сейчас, скажем. Заворачиваю я на кухню за чашкой чая, а там эта… «специалист по дошкольному воспитанию».
Татьяна, или как ее там. Сидит, значит, расслабленно так, нога на ногу, и уминает нашу красную икру. Ту самую, что Алеша привез из Карелии, про которую сказал:
— Мам, это к юбилею, не трогай.
А она не стесняется. И даже не просто трогает, а с явным наслаждением намазывает на тонкий ломтик белого хлеба. Щедро так, с горкой. И чаек прихлебывает из моей чашки! Той с розами, что мне еще покойный муж подарил.
— Татьяна? — я застываю в дверях, чувствуя, как очки медленно сползают на кончик носа.
— Ой! — вздрагивает она.
А икра с хлеба — бульк на домашний халат. Мой, между прочим.
— А вы… Э-э-э… Светлана Петровна… Я думала, вы у подруги…
Я пересекаю кухню, делаю вид, что ищу что-то.
— Извините, — бормочет она, — я только… Ну… Это… попробовать. Ваня просил бутерброд с красной икрой.
Конечно, мой четырехлетний внук, который с детства терпеть не может рыбу в любом виде. Интересное кино.
— Ваня спит уже? — спрашиваю я, сама себе поражаясь, какая я собранная и спокойная.
Ни крика, ни возмущения.
— Да-да, спит уже час… — она скомкала салфетку и суетливо принялась вытирать крошки со стола.
Я выхожу из кухни и иду в комнату внука. Ваня не спит, он сидит на кровати, обложившись машинками, и тихонько сопит. Когда видит меня, его глаза загораются:
— Ба! А Таня сказала, ты не придешь.
— Она ошиблась, — я присаживаюсь рядом. — Ты ужинал?
Внук морщит лоб.
— Кажется… Не помню, наверное ужинал.
«Наверное» четырехлетнего ребенка — это «нет» на языке взрослых.
Я возвращаюсь на кухню. Татьяна уже успела убрать то, в чем ее уличили. Чашка вымыта (кое-как, надо заметить). Сидит за столом, вся такая приличная, даже халат успела снять и накинуть свой пиджачок.
— Татьяна, скажите, а Ваня ужинал?
Она делает удивленную гримасу:
— Конечно! Суп куриный, котлетка, компот. Все съел, прямо молодец!
И смотрит мне в глаза, не моргнув.
Я киваю и выхожу. Открываю холодильник. Кастрюля с супом нетронута, три котлеты на тарелке лежат аккуратно, как я их и положила утром. Компот в графине полный доверху.
Ну что ты будешь делать!
Но это же все Марининого сокровища не касается.
— Нам с ней так повезло, мам! Она и с английским поможет, и педагогическое у нее, и опыт колоссальный! Идеальная няня.
Да, колоссальный. Опыт вранья и опустошения холодильников. Эта женщина знает, как сделать так, чтобы ребенок был предоставлен сам себе, пока фрекен Бок порхает по квартире в хозяйских тапочках.
Эта мысль прошивает меня насквозь — в моих! Тех самых мягких, домашних, что сын подарил на прошлое 8 Марта.
А еще это не первый звоночек. На прошлой неделе исчезла моя любимая сыворотка для лица, пустой флакон я нашла в мусоре. До этого — крем для рук, дорогущий, между прочим, что Марина из Парижа привезла. И шампунь пропал куда-то. А пемзу для пяток я вообще под ванной нашла.
Но ничего, мое терпение лопнуло. Пора действовать. Теперь я буду наблюдать внимательно и фиксировать. Потому что в этой квартире завелась… Нет, не крыса. Нечто похуже. С педагогическим образованием.
А началось все безобидно, как водится. Сплошная благодать. Марина — человек занятой, деловой, вечно на взводе. Руководитель проекта, как-никак. С утра до ночи в телефоне, «вся на нервах», как говаривала моя покойная матушка. Алеша — тоже не домосед. Им няня была нужна как воздух.
— Мам, ну поймите, — сказала мне Марина месяц назад, глотая на ходу смузи, — нам нельзя так больше. Вы устаете с Ваней, мы с Лешей на работе зашиваемся… Нам всем нужна помощь.
Я тогда кивнула. Что тут возразишь? С Ваней мне, конечно, радость, но и тяжело, что греха таить. Годы уже не те. Раньше с Алешкой скакала как молодая козочка, а сейчас к вечеру ноги гудят, поясницу ломит.
— У тебя сколько времени освободится, — вклинился Алеша, наблюдая за моей реакцией. — Сможешь к Зинаиде своей ездить, в театр с Викторовной.
Звучало заманчиво, что и говорить. Мне-то, в общем, и не жалко было, если человек будет нормальный. А почему нет? Я и согласилась — пусть, дескать, ищут.
И нашли. Явилась эта… Как говорится, кто бы мог подумать. Татьяна, сорок два года, педагогическое образование, английский свободно, опыт работы с детьми двадцать лет. Посчитать если, получается, она в двадцать два уже нянчила кого-то? Ну ладно, поверим.
С виду приличная. Прическа аккуратная, одета со вкусом, правда, макияж чуть поярче, чем надо бы. Но это сейчас все так. Главное — голос тихий, вкрадчивый, обхождение мягкое. С порога, помнится, комплименты рассыпать начала.
— Ой, у вас такой уютный дом! И вазочки эти… Коллекция? Какая красота!
Марина просто расцвела. Еще бы, она же полгода эти вазочки из Италии таскала, тряслась над ними.
А про меня Татьяна сказала:
— Вы такая… Э-э-э… Стильная женщина, Светлана Петровна! Сразу видно — интеллигентный человек.
Алеша заулыбался, Маринка закивала, а я только глаза опустила. Слышала такие речи, знаю цену им. Но промолчала, не хотелось сразу воду мутить.
Первую неделю Татьяна была шелковая. Приходила к девяти, уходила в шесть. Ваня не жаловался, но и особого восторга не высказывал. Просто принял как должное, есть няня — и все.
На вторую неделю я заметила первые странности. Начали пропадать вещи. Конечно, я сначала невестку спросила.
— Марин, ты мой крем брала?
Та глянула удивленно:
— Какой, мам?
— Ну этот… В розовой баночке, с лавандой.
— А, тот, мне же не подходит… — Марина задумалась. — Нет, не брала. А что?
— Да вот, найти не могу.
— А-а-а, — махнула она рукой. — У вас всегда так. Положите куда-нибудь, забудете, а потом ищете. Найдется!
Вот так. «У вас всегда так». Когда невестка начинает фразу со слов «у вас», значит, уже виновата не она. Это я давно заметила.
А сыворотка. Ее кто-то не просто взял, а выдавил до последней капли! Я тогда на кухне чай пила с Татьяной, она как раз Ваню уложила. Очень утомилась, все сидела, компанию мне составляла.
— Татьяна, — говорю, — а вы не видели тут такой пузырек стеклянный? С сывороткой?
Она даже не покраснела.
— Нет, Светлана Петровна, не видела. А что случилось?
— Да вот, — показываю пустой флакон, — кто-то мою сыворотку извел.
— Ой! — всплеснула она руками. — Так это, наверное, Ванечка. Он же любит пузырьки всякие… Я вчера зашла в ванную, а он там что-то переливал. Я его отругала, конечно…
Как Ваня? Который боится лишний раз в ванную зайти, если там нет взрослых? Его даже зубы заставить чистить — целое представление?
Но что я могла сказать? «Ты врешь»? Доказательств нет.
— Странно, — только и вымолвила я. — Очень неожиданно, с чего бы ему хулиганить.
Она улыбнулась — участливо так, с пониманием:
— Не расстраивайтесь, Светлана Петровна! Может, Марина вам новую купит? Или… — тут она понизила голос. — Давайте я вам принесу хорошую, у меня знакомая в косметическом работает, со скидкой можно взять!
Щедрость за мой счет, классика.
Но тогда я еще сомневалась, списывала на свою повышенную тревожность. Я же знаю за собой — могу из мухи слона сделать. Алеша с детства смеется:
— Мам, у тебя любая ситуация — катастрофа вселенского масштаба.
Может, и правда, придумываю? Нет, это уже не мои фантазии — реальность. И нужно что-то делать.
Когда в доме заводится мышь, ты сначала замечаешь мелочи, крошки не там, пакеты будто кто-то трогал. Так и с ней — не уследила я вовремя.
— Алеша, — говорю сыну, — у меня украшение пропало.
Он даже не поднимает глаз от телефона.
— Мам, ну опять? Вечно ты что-нибудь теряешь, а потом панику разводишь.
— Я не теряю, — упрямо говорю, — я помню, что положила в шкатулку.
Тут Марина вклинилась:
— Может, в другую положили? Или в сумочку?
— Или Ванечка взял поиграть, — добавляет вездесущая Татьяна, проходя мимо с корзиной белья. — Он же любит блестящие вещички…
И смотрит на меня с такой фальшивой заботой, что хочется по лицу съездить. Но я сдержалась, еще подумают, совсем с катушек съехала.
— Не мог Ваня взять, — отрезаю я. — Он к моей комнате даже не подходит.
— Мам, — вздыхает Алеша, — давай просто поищем. Наверняка найдется.
Но не нашлось. Ни в тот вечер, ни на следующий день. А утром я застала Татьяну, примеряющую мои бусы перед зеркалом в прихожей. Она даже не смутилась, мол, просто посмотреть хотела, какие красивые.
Это была точка, я все поняла. Теперь буду действовать.
— Светлана Петровна, а вы разве не к Зинаиде Васильевне уехали? — Татьяна даже рот приоткрыла от удивления, когда я вернулась домой на два часа раньше обычного.
— Заболела она, — отвечаю. — А что, не рада меня видеть?
Она суетливо поправила волосы:
— Что вы… Это… Конечно, рада!
Так началась моя тихая война. Я стала приходить неожиданно, возвращаться пораньше. Уходить, а потом через пятнадцать минут — бац! — снова на пороге:
— Ой, зонтик забыла.
И каждый раз наблюдаю одну и ту же картину, Татьяна в моих тапочках, на диване, с телефоном. А Ваня — один в комнате.
— Мам, ты прямо как следователь, — смеется Алеша. — Все выводишь кого-то на чистую воду.
— Няню вашу драгоценную, — огрызаюсь я.
— Ну хватит уже, — вздыхает сын. — Ты просто ревнуешь. Не можешь принять, что у нас нормальная помощница появилась.
Марина и вовсе надулась как индюшка:
— Вы, Светлана Петровна, к Татьяне цепляетесь. Придумываете себе… Ну… Это… Проблемы на ровном месте. Она — профессионал! Человек с большим опытом, рекомендациями.
Ага, профессионал. По опустошению холодильников и косметичек.
Однажды я решила подловить ее по-взрослому. Позвонила с утра:
— Татьяна, я сегодня поздно приду, вы уж покормите Ваню ужином.
— Конечно, конечно! — залебезила она. — Не волнуйтесь!
И вместо Зинаиды рванула домой. И что вы думаете? Татьяна сидит за столом, смотрит сериал на нашем ноутбуке, а Ваня в углу с печеньем — ужин, видите ли!
— А где обещанный ужин? — интересуюсь я.
— Ой, Светлана Петровна! — она вскакивает. — А мы… Ну… Это… Мы как раз собирались. Правда, Ванечка?
Внук молчит, крошки с футболки стряхивает.
— Татьяна, — говорю я вкрадчиво, — а вы мой крем для ног не видели? Такой, в синей баночке?
— Нет, — мотает головой, — не видела. А что?
И тут я достаю из сумки точно такую же баночку:
— Да вот, купила новый. Думала, вам понравился, раз мой использовали.
Надо было видеть ее глаза! Забегали как тараканы.
— Я? Что вы! Я просто… Это… Ванечка там играл…
Внук удивленно поднимает голову:
— Неправда, я не играл.
Ох, спасибо тебе, внучок! И пусть Татьяна потом выговаривала ему на кухне, что врать нехорошо, я-то знаю, кто здесь настоящий врун. Я рассказала Алексею и Марине. Они переглянулись, пожали плечами.
— Мам, ну мало ли… Может, она и правда чуть-чуть взяла попробовать.
— Чуть-чуть?! — я чуть не задохнулась. — Да она все использовала! И не только косметику! Она мою брошь украла!
— Не кричите, — поморщилась Марина. — Обвинять в воровстве без доказательств… Это… некрасиво. Она хорошо справляется с Ваней.
— Ты о чем?! — теперь я действительно кричала. — Да она его вообще не кормит! Ребенок целыми днями на печенье сидит!
— Светлана Петровна! — Марина поджала губы. — Вы ревнуете к няньке. Это нормально для бабушек, но давайте без истерик!
Вот так, теперь и это мне приписали. А Татьяна с каждым днем наглела все больше. Уже и Ваню перестала толком одевать на прогулку, так, куртку накинет, и все. На мои замечания — ноль внимания, только улыбается снисходительно:
— Светлана Петровна, дети должны закаляться! Это современная педагогика!
И молодым то же самое впаривает. А они верят. И на меня смотрят как на сумасшедшую. Каждый раз, когда пытаюсь сказать правду — та же реакция.
Но я не сдаюсь. Что-то мне подсказывает, скоро Татьяна сама себя выдаст. Главное — не пропустить момент.
Утром, как обычно, позвонила подруга.
— Алло, Света? — Зинка говорит громко, того и гляди оглохну. — Ты сегодня ко мне придешь?
Я глянула на часы — десять. Обычно я в это время уже у подруги.
— Нет, Зин. Сегодня не получится.
— Что так? — удивилась она.
— Хочу дома побыть.
Я решила схитрить. Сказала Татьяне, что иду к Зинаиде, а сама задумала вернуться через два часа неожиданно. Поставить точку в этом деле.
— Ваня, веди себя хорошо, — я чмокнула внука в макушку.
— Бабушка, принеси конфету! — жалобно попросил он.
— Обязательно, милый. Не скучай тут.
Татьяна проводила меня до дверей. Улыбалась, как всегда, вежливо:
— Хорошего вам отдыха, Светлана Петровна! Не переживайте, мы с Ванечкой порисуем, потом погуляем.
Как же, жди, сейчас займутся. Порисуют они. Скорее, Ваня будет один рисовать, пока она в телефоне сидит.
Я доехала до ближайшего супермаркета, купила конфет внуку, как обещала. Посидела в кафе, выпила чаю. Прошло полтора часа. Пора! Подъезжая к дому, заметила странное, из нашего окна на пятом этаже доносился громкий смех. Женский, а еще музыка.
Поднялась, открыла дверь своим ключом и застыла.
В нашей гостиной сидели три женщины. Одна — Татьяна. Две другие — незнакомые, примерно ее возраста. На столе стояли бутылка коньяка, мой банановый торт, который испекла вчера для воскресного чаепития, поставила пропитаться, называется. И… Остатки красной икры. Из второй, новой банки, которая была припрятана.
— А я ей говорю: «Мне че, всю жизнь горшки выносить за твоим сыночком?» — хохотала толстушка в оранжевой блузке.
Они не заметили меня. Я тихонько достала телефон, включила камеру.
— Ой, девки, вы бы видели эту квартиру вначале! — Татьяна закинула ногу на ногу. — Все чистенько, все по полочкам. Я как пришла, думала, с ума сойду от этих порядков!
— И че, прибираться заставляют? — спросила вторая, с короткой стрижкой.
— Да не-е-е! — махнула рукой Татьяна. — Старуха, конечно, бурчит, но молодым пофиг. Лишь бы с дитем сидела. А я что, не против! За такие бабки — согласна!
Они снова захохотали. Татьяна вдруг встала:
— Щас еще коньячку принесу. У хозяина в баре армянский стоит. Небось не обеднеет!
— А пацан-то где? — поинтересовалась толстушка.
— Да в комнате своей сидит. Мультики смотрит.
В этот момент я сделала шаг вперед.
— Здравствуйте, женщины! — сказала громко. — Какой праздник у нас? Может, тоже присоединюсь?
Они замерли. У Татьяны отвисла челюсть.
— Светлана Петровна… Вы же… Это… К подруге…
Я продолжала снимать на телефон.
— Видите ли, я передумала. Решила вернуться домой к внуку. Который, как выяснилось, снова один в комнате.
Гостьи вскочили, засуетились.
— Мы, это, пойдем уже…
— Тань, ты звони, если что…
Они быстро ретировались. Татьяна осталась сидеть, вцепившись в стакан с коньяком.
— Вам ведь не понравится то, что я только что записала на видео, правда? — улыбнулась я. — Особенно фраза про старуху.
Она побледнела, потом покраснела.
— Светлана Петровна, вы не так поняли! Мы просто… Немножко… Девочки зашли буквально на минутку…
— На минутку, — повторила я, указывая на пустые тарелки. — И коньяк армянский тоже за минутку собирались выпить?
Она заплакала — фальшиво, театрально:
— Простите, я больше никогда! Умоляю, не говорите Марине и Алексею!
Я спокойно положила телефон в карман.
— Собирайте вещи, Татьяна, вы уволены.
***
Вечером, когда Алеша вернулся с работы, я сидела в гостиной, спокойная, собранная.
— Мам, ты чего такая странная? — спросил сын, заметив мой настрой.
— А где Татьяна? — поинтересовалась Марина, входя следом. — Она обычно до шести.
Я отставила чашку.
— Татьяны больше не будет, я ее уволила.
Они переглянулись, лица вытянулись, как по команде.
— Что?! — Марина всплеснула руками. — Без нашего ведома? Вы что?!
Алеша дернул бровью — жест, знакомый с детства. Когда он нервничает, всегда так делает.
— Мам, ну это уже… Как-то чересчур, тебе не кажется?
— Не кажется, — я достала телефон. — Сначала посмотрите.
Я включила видео. Экран маленький, но все отлично видно, женщины за столом, бутылка, еда. Голос Татьяны: «Старуха, конечно, бурчит…» И дальше — про армянский коньяк, про «бабки», про то, как «пофиг» молодым.
Марина медленно опустилась на стул.
— Не может быть, — прошептала она. — Она же такая положительная…
— Положительная? — я усмехнулась. — А вот еще.
Я включила второе видео — то, что сняла незаметно несколько дней назад, Татьяна роется в шкафу с одеждой, примеряет Маринин шарф, потом достает…
— Это моя шкатулка с украшениями, — комментирую я.
Алеша побледнел.
— А где Ваня? — спросил он вдруг. — С кем он был, когда эти… Гости?
— Один в комнате, — я пожала плечами. — Как обычно.
Марина закрыла лицо руками:
— Боже, какая я… Наивная, я так доверяла этой няньке!
Алеша сел напротив меня:
— Мам… Прости. Мы тебе не верили.
— Это не я выгнала Татьяну, — неожиданно сказала я. — Это вы ее уволили. Просто моими руками. Потому что я знала, сами вы не решитесь.
Марина вскинула голову:
— Почему не решимся?
— Потому что вам удобно. С ней комфортно, не лезет с вопросами, не звонит по пустякам, просто… Присутствует. И вас это устраивало.
Алеша встал, прошелся по кухне.
— Ты права, мам. Мы расслабились и не замечали.
— Я ведь говорила. Но вы считали меня выжившей из ума паникершей, которая делает из мухи слона.
Марина вдруг всхлипнула:
— Простите, Светлана Петровна. Просто… Это было так удобно! У меня на работе авралы, проект горит, Леше тоже некогда… А тут — няня, все под контролем…
— Ага — холодильник и моя косметичка, — ответила я резко.
Но потом смягчилась:
— Ладно, что уж теперь.
Вошел Ваня, сонный, взъерошенный. Забрался ко мне на колени.
— Бабуля, а почему Таня ушла? Она больше не придет?
— Нет, зайчик, не придет.
— Ура! — неожиданно обрадовался внук. — А то она злая, кричит, когда вас нет. И кормит только печеньем.
Марина ахнула.
— И ты молчал? Почему не сказал?
Ваня посмотрел на нее серьезно:
— Сказа, один раз. А ты ответила: «Не выдумывай, Таня хорошая».
Алеша вздохнул, погладил сына по голове.
— Сынок, прости. Мы были невнимательны.
Ваня прижался ко мне.
— Бабуль, а теперь ты со мной будешь? Как раньше?
Я обняла его:
— Буду, родной.
Через месяц, наконец-то, внук привык к нашим распорядкам. По воскресеньям я жарю оладьи, Ванька их обожает. Внук помогает, от вида муки на его носу хочется смеяться.
Татьяна больше не работает няней, слух о ней пустили по знакомым. Но главное — мы снова семья. Без скелетов в шкафу и воровок в доме. Нужна была встряска, чтобы вспомнить — доверие нельзя делегировать. Ни за какие деньги.
