— Ты что, совсем рехнулась?! — Анке квартиру оставить?! Это же наша квартира!
Лидия Михайловна медленно отставила чашку с чаем, не поднимая глаз на невестку. В её руках дрожал пакетик заварки — единственное, что выдавало волнение.
— Миша тебе что-то не так рассказал, наверное, — тихо проговорила она. — Я просто подумала…
— Думала?! — Инга развернулась к мужу, который стоял в дверях с виноватым лицом. — Мишка! Ты слышал, что твоя мамочка удумала? Мою квартиру Аньке подарить хочет!
— Не твою, а мою, — поправила Лидия Михайловна, аккуратно складывая использованный пакетик на блюдечко. — И не подарить, а завещать. Это разные вещи.
— Ах, завещать! — Инга захохотала так ядовито, что Михаил поёжился. — Ну конечно! А мы что, чужие? Мы тридцать лет в этой семье, детей твоих внуков растили, а квартиру чужой тётке!
— Анечка не чужая, — Лидия Михайловна всё ещё говорила тихо, но в голосе появились металлические нотки. — Она мне дочерью стала после того, как её мать умерла. Помнишь, Инга? Или тебе удобно забыть, как я в больницах с ней сидела, когда у неё астма была?
— Да всем наплевать на твои больницы! — Инга резко потянула стул и плюхнулась напротив свекрови. — Ты думаешь, мы дураки? Квартира в центре, три комнаты, а ты её приёмышу отдаёшь!
— Приёмышу? — впервые за разговор Лидия Михайловна подняла глаза. Они были холодными, как зимнее утро. — Анечка для меня роднее многих кровных родственников.
Михаил наконец решился войти в кухню, неловко потирая затылок.
— Мам, может, не стоит торопиться с завещанием? Подумай ещё…
— О чём думать?! — взвилась Инга. — Мишенька, ты что, не понимаешь? Твоя мамочка нас обворовывает! При живых детях и внуках квартиру посторонней отписывает!
— Посторонней? — Лидия Михайловна медленно встала, придерживаясь за край стола. — Когда Анечке восемь лет было и она задыхалась от приступа, ты где была, Инга? А когда в четырнадцать лет она в больнице лежала после операции — ты хоть раз навестила?
— Я своих детей растила! — огрызнулась Инга. — У меня своих забот хватало!
— А я чужого ребёнка как родного воспитывала, — продолжала Лидия Михайловна, аккуратно расправляя полотенце на столе. — Деньги на лечение тратила, к врачам таскала, за уроки платила. И знаешь что, Инга? Ни разу за все эти годы от неё грубого слова не слышала.
— Ну конечно! — Инга фыркнула. — Она же знала, на что нацелиться! Квартирку себе выслуживала!
Лидия Михайловна замерла, держа в руках чашку. Потом очень медленно поставила её в раковину.
— Анечка даже не знает о моём решении, — проговорила она так тихо, что Инге пришлось напрячься, чтобы расслышать. — А ты, Инга, знаешь. И вот что из тебя сразу полезло.
— Мам, — Михаил неуверенно шагнул вперёд. — Может, правда, рановато ещё о завещании думать? Ты же здоровая, слава богу…
— Здоровая? — Лидия Михайловна усмехнулась. — В семьдесят два года? После двух инфарктов? Михаил, я не вчера родилась. Я прекрасно понимаю, что надо все дела привести в порядок.
— Привести в порядок — это нам квартиру оставить! — Инга стукнула кулаком по столу. — Мы твои дети! Мы тебя будем хоронить, поминки устраивать! А Анька где будет?
— Анечка будет там, где ей место — рядом со мной, — ответила Лидия Михайловна и направилась к двери. — А поминки… Знаешь, Инга, после сегодняшнего разговора я не уверена, что мне нужны твои поминки.
Инга проводила свекровь злобным взглядом и развернулась к мужу.
— Ну и как тебе такие новости, Мишенька? Твоя драгоценная мамочка решила нас с детьми на улицу выставить!
Михаил тяжело опустился на стул, потирая виски.
— Инга, не кричи так. Дети услышат.
— Пусть услышат! — она схватила со стола пустую чашку и принялась яростно её мыть. — Пусть знают, какая у них добрая бабушка! Чужим детям квартиры дарит, а своих внуков на помойку!
— Анька не чужая, ты же знаешь…
— Знаю, знаю! — Инга швырнула чашку в сушилку так, что та зазвенела. — Я всё про неё знаю! Как она к твоей маме липнет с детства, как глазки строит! «Тётя Лида, тётя Лида» — тошнит от этого сюсюканья!
Михаил нахмурился. В памяти всплыли картинки: худенькая Анечка с ингалятором, которая задыхалась от астмы, мать, которая ночами не спала, когда девочка лежала в больнице…
— Мам правду говорит. Она с Анькой намучилась. Помнишь, как мы к врачам ездили? Сколько денег потратили на лекарства?
— Ах, потратили! — Инга развернулась, размахивая мокрым полотенцем. — А на наших детей что, не тратили? Или наши дети хуже приёмной сироты?
— Наши дети здоровые, слава богу…
— Здоровые, потому что я за ними смотрела! — голос Инги становился всё выше. — А не бегала по больницам с чужими подкидышами! И теперь что? Расплата за доброту?
Михаил встал и подошёл к окну. Внизу во дворе играли их дети — Кирилл и Машенька. Обычные дети, которые никогда не знали, что такое задыхаться от астмы или лежать в больнице одному.
— Может, мам и права, — тихо сказал он. — Анька действительно никого, кроме неё, не имеет.
— Михаил! — Инга подлетела к нему и схватила за рукав. — Ты что, против собственных детей пойдёшь? Против меня? Я тридцать лет эту семью держу, твою мать уважаю, а она что? Плюнула нам в лицо!
— Инга, успокойся…
— Не успокоюсь! — она тряхнула его за рукав. — Завтра же идёшь к матери и говоришь — или она завещание переписывает, или мы съезжаем! Пусть выбирает — сын с внуками или приёмная дочка!
Михаил посмотрел на жену. В её глазах горел такой огонь, что стало не по себе.
— Инга, это ультиматум?
— Да! — она не моргнув ответила. — Самый настоящий ультиматум. Или мы, или она.
На следующий день Инга не выдержала. Едва Лидия Михайловна вернулась из магазина, невестка возникла в прихожей, как чёрт из табакерки.
— Лидия Михайловна, нам нужно серьёзно поговорить!
— О чём, Инга? — Лидия Михайловна медленно разувалась, не поднимая глаз.
— О завещании! Я всю ночь не спала, думала. Это неправильно! Михаил — ваш единственный сын, дети — ваши кровные внуки!
Лидия Михайловна прошла на кухню, поставила сумку на стол. Инга следовала за ней по пятам.
— Знаете, что я думаю? — продолжала Инга, усаживаясь напротив. — Анька вас обрабатывает! Жалостливые рассказы про сиротство, про болезни… А сама квартирку выцеливает!
— Инга, хватит.
— Не хватит! — голос невестки становился резче. — Я уже с Тамарой разговаривала, с вашей соседкой. Она тоже считает, что это неправильно. «Как же так, — говорит, — у Лидии Михайловны сын есть, внуки, а она чужой девке квартиру оставляет!»
Лидия Михайловна замерла, разбирая продукты.
— Ты… ты с соседями о моих делах разговариваешь?
— А что тут скрывать? — Инга подбоченилась. — Люди должны знать правду! Вот Валентина Петровна из седьмой квартиры тоже возмутилась: «Как же так можно? Детей родных обделить!»
— Инга! — Лидия Михайловна развернулась, и в её глазах полыхнуло. — Ты по всему подъезду мои личные дела разнесла?
— Разнесла! — невестка вскочила. — И правильно сделала! Пусть все знают, какая вы справедливая! Сына с внуками на улицу, а приёмышу всё!
В этот момент в дверях появился Михаил. Лицо у него было мрачное.
— Мам, это правда? Инга говорит, что ты квартиру Анне завещать хочешь?
— Михаил, я тебе вчера сказала…
— Но я думал, ты просто так, походя… — он потёр лоб. — А тут Инга мне такое рассказывает… Что соседи уже обсуждают, что родню обделяешь…
Лидия Михайловна медленно села, опираясь на спинку стула.
— Значит, и ты так думаешь?
— Я не знаю, как думать! — Михаил нервно прошёлся по кухне. — С одной стороны, Анька действительно как дочь тебе была. Но с другой… У тебя внуки есть! Им учиться надо, квартиры покупать…
— Ага! — подхватила Инга. — Киrill через пять лет в институт поступать, а где жить будем? На этих ваших тридцати квадратах втроём?
— Михаил, — тихо сказала Лидия Михайловна. — Ты помнишь, как Анечка в реанимации лежала? Когда ей четырнадцать было?
— Помню, мам, но…
— А помнишь, как я тебе тогда сказала: если с ней что-то случится, я себе этого не прощу?
— Мам, при чём тут это?
— При том, что для меня Анечка — не чужая! — голос у Лидии Михайловны дрогнул. — Я её растила, любила…
— Любили! — съехидничала Инга. — А нас, значит, не любите? Ваших кровных внуков?
Дверь хлопнула, и в кухню вошла Анна с пакетом молока.
— Тётя Лида, я молочка принесла… — она замерла, увидив лица. — Что случилось?
Повисла тяжёлая тишина.
— Что случилось? — переспросила Анна, глядя на каменные лица родных. — Тётя Лида, вы плачете?
— Ничего не случилось! — рявкнула Инга. — Просто выяснилось, кого тут больше любят!
Анна осторожно поставила пакет на стол, не сводя глаз с Лидии Михайловны.
— Тётя Лида, что она имеет в виду?
— Она имеет в виду, — Инга встала и выпрямилась во весь рост, — что Лидия Михайловна решила завещать тебе квартиру! Вот что она имеет в виду!
Анна побледнела как полотно.
— Что? Тётя Лида, это правда?
— Аня, я хотела тебе сказать…
— Хотела сказать! — взвилась Инга. — А нас предупредить не хотела? Мы что, последние узнавать должны?
— Тётя Лида, — Анна подошла ближе, голос её дрожал, — но ведь у вас сын есть, внуки… Я не могу принять квартиру!
— Ах, не можешь! — заржала Инга. — Какая скромная! Небось всю жизнь к этому шла!
— Инга! — воскликнула Анна. — Что вы говорите?
— Правду говорю! — Инга подошла вплотную к Анне. — Думаешь, я не вижу? Как ты тут вьёшься, как заботливая прикидываешься! «Тётя Лида, тётя Лида» — тошнота берёт!
— Инга, остановись! — Лидия Михайловна попыталась встать, но ноги не слушались.
— Не остановлюсь! — Инга развернулась к свекрови. — Тридцать лет я в этой семье! Тридцать лет ваших причуд терплю! А вы что? Предали! Собственного сына предали ради этой… этой приживалки!
— Мама! — Михаил шагнул к Инге. — Не говори так про Анну!
— А как говорить? — Инга обернулась к мужу. — Мишенька, неужели ты не понимаешь? Она нас всех обвела вокруг пальца! Годами к квартире подкатывалась!
— Это неправда! — закричала Анна сквозь слёзы. — Я никогда… Тётя Лида, скажите ей!
Лидия Михайловна попыталась встать, но руки тряслись так сильно, что пришлось опереться на стол.
— Инга, ты переходишь все границы…
— Границы? — Инга расхохоталась истерично. — А вы, когда чужой девке квартиру завещали, границы не переходили? Когда своих внуков на улицу выставили?
— Инга, хватит! — крикнул Михаил.
— Нет, не хватит! — она развернулась к мужу. — Михаил, если ты сейчас не заставишь мать переписать завещание, я с детьми уезжаю! К маме! И чтобы духу моего здесь не было!
— Инга, ты что говоришь…
— То и говорю! — она ткнула пальцем в сторону Анны. — Выбирай — или эта приёмная дочка, или твоя настоящая семья!
Михаил остановился посреди кухни, бледный как мел. Он смотрел то на жену, то на мать, то на рыдающую Анну.
— Мишенька, — тихо позвала Лидия Михайловна. — Скажи что-нибудь…
Долгая пауза. Михаил потёр лицо руками.
— Мам, — наконец произнёс он, не поднимая глаз. — Может, Инга права? Может, стоит подумать о своих детях в первую очередь?
Тишина в кухне стала звенящей. Лидия Михайловна смотрела на сына так, словно увидела его впервые в жизни.
— Свои дети, — медленно повторила она. — Свои дети…
— Ну конечно! — торжествующе воскликнула Инга. — Наконец-то до него дошло! Миша, скажи матери, чтобы завтра же к нотариусу шла!
— Анечка, — Лидия Михайловна протянула руку к девушке. — Иди сюда.
Анна подошла, всхлипывая.
— Тётя Лида, я не хочу никого ссорить… Я откажусь от квартиры…
— Нет, — твёрдо сказала Лидия Михайловна. — Не откажешься. Потому что я поняла одну вещь. — Она посмотрела на сына и невестку. — Я поняла, кто в этой семье настоящие дети, а кто — чужие люди.
— Мам! — воскликнул Михаил.
— Михаил, — голос у Лидии Михайловны был спокойным и холодным, — ты сделал свой выбор. Теперь я сделаю свой.
Три месяца спустя Лидия Михайловна сидела в кресле у окна, укутанная пледом. После того скандала её здоровье резко ухудшилось — врачи говорили о микроинсульте.
— Тётя Лида, вам чаю принести? — Анна осторожно заглянула в комнату.
— Не надо, милая. Сядь рядом.
Анна присела на краешек дивана. За эти месяцы она исхудала, постоянно винила себя в том, что стала причиной семейного раздора.
— Тётя Лида, может, всё-таки помириться с дядей Мишей? Я готова отказаться…
— Анечка, — Лидия Михайловна взяла её за руку. — Я вчера была у нотариуса.
— Да? И что?
— Переписала завещание.
Анна вздрогнула.
— Тётя Лида, вы что сделали? Если дядя Миша узнает…
— Квартиру я завещала благотворительному фонду помощи больным детям, — спокойно сказала Лидия Михайловна. — Тем, кто болеет астмой, как ты когда-то болела.
Анна уставилась на неё с открытым ртом.
— Но… но почему?
— Потому что поняла: деньги и квартиры показывают людей такими, какие они есть на самом деле. — Лидия Михайловна устало откинулась в кресле. — Михаил выбрал жадность вместо совести. Инга показала, что тридцать лет просто ждала моей смерти. А ты… ты переживаешь, что из-за тебя семья поссорилась.
— Тётя Лида, но где же справедливость?
— А справедливость в том, что мои деньги помогут детям, которые действительно нуждаются. Как ты нуждалась когда-то.
Через неделю Лидии Михайловны не стало. Сердце не выдержало.
На похоронах Михаил и Инга держались особняком, то и дело переглядываясь с каким-то странным выражением лица. Анна рыдала у гроба, обвиняя себя в том, что не смогла защитить единственного близкого человека от травли.
Через месяц нотариус зачитал завещание.
— Квартиру по адресу… завещаю благотворительному фонду «Дыхание жизни» для помощи детям, страдающим заболеваниями лёгких, — монотонно читал юрист.
Инга побледнела, потом покраснела, потом снова побледнела.
— Это невозможно! — выдохнула она. — Мы будем обжаловать!
— На каком основании? — спросил нотариус. — Завещание составлено в здравом уме, заверено психиатром.
Михаил сидел, уставившись в пол. Он понимал: мать наказала их за алчность, за предательство, за то, что они предпочли деньги человечности.
— Анна Сергеевна, — обратился нотариус к рыдающей девушке, — вам Лидия Михайловна оставила личное письмо.
Анна дрожащими руками развернула конверт:
«Анечка, моя дорогая! Не вини себя ни в чём. Ты была мне настоящей дочерью. А настоящие дети не гоняются за наследством — они просто любят. Твоя тётя Лида.»
Инга и Михаил ушли молча. На улице Инга разразилась истерикой:
— Всё из-за тебя! Трус безмозглый! Не сумел мать переубедить!
Но Михаил не отвечал. Он впервые за долгое время понимал, что потерял не квартиру. Он потерял мать. И виноват в этом был только он сам.
А Анна стояла у могилы с букетом астр и шептала:
— Прости меня, тётя Лида. Прости, что не смогла тебя защитить.
