Отправив редактору переведённую с китайского статью и выпив кофе, Таисия подошла к окну. Дождь, наконец, прекратился: он всю ночь барабанил по стеклу, пугая её чуткий сон. Теперь свинцовые тучи расступились, открывая высокое голубое небо.
Она была свободна до вечера: Костя сегодня сам отвёл в сад четырёхлетнего сына Стёпку. Таиса улыбнулась и набрала номер давнишней, ещё школьной подруги:
– Нина, привет! Ну как, всё в силе? Тогда я где-то через час буду у тебя.
Она насыпала в большую синюю миску корма, в другую, чуть поменьше, налила воды, проверила чистоту лотка:
– Апельсин, остаёшься за старшего! – Тая погладила метнувшегося к миске большого старого ярко-рыжего кота. – Ты, обжора, у нас вечно голодный!
Молодая женщина тщательно расчесала короткие золотисто-рыжие волосы, чуть тронула губы помадой, брызнула духи на запястья, завязала изящным узлом любимый шёлковый платок – давнишний подарок мамы – и вышла за дверь.
Тая регулярно ездила делать маникюр к бывшей однокласснице – Нинке Крутицкой. По правде говоря, она могла привести руки в порядок в любом самом дорогом и модном салоне Ярославля, и к Крутицкой ездила лишь для того, чтобы немного помочь Нинке деньгами, с которыми у той было совсем негусто. Ну, и для того, чтобы поболтать по душам.
***
«Что же купить Елисейке? – думала Тая, перебирая игрушку за игрушкой. – Плюшевого мишку? Да нет, мишку я ему в позапрошлый раз привозила».
Заметив большую, красивую разноцветную пирамидку, она улыбнулась: это то, что нужно! Прекрасный подарок для десятимесячного малыша.
«А тортик куплю у дома Нинки, чтобы через полгорода не везти», – решила она.
… – Привет. Вот, держи! – Тая вошла в тесную тёмную прихожую и протянула Нине медовик и небольшой яркий пакетик с игрушкой и соком для малыша. – А Елисей спит?
– Привет. Да, спит, – молодая мама с трудом подавила зевок. – Только уложила.
Низенькая, коренастая, достававшая лишь до плеча высокой, статной Тае, Нина была одета в домашние джинсы и бежевую майку, заляпанную разноцветными пятнами. Блеклое, уставшее лицо, небрежно прокрашенные каштановые волосы. Тёмные круги под глазами. Ясное дело – не высыпается Нинка…
– Ну что, пойдём на кухню, займёмся твоими ручками.
Как и в большинстве съёмных квартир, маленькая полупустая кухня казалась необжитой. Пара кастрюль на плите, безликая светло-серая плитка на стенах. Мрачно и довольно уныло. Здесь не было красивых баночек со специями, цветов в вазе, картины на стене, ярких кухонных полотенец, – тех мелочей, из которых и создаётся уют. И главное – здесь не пахло свежей выпечкой: Нина с детства не любила возиться с тестом.
…Через полтора часа Таиса любовалась своим новеньким французским маникюром:
– Ну, Нинка, ты – кудесница! Именно так, как я люблю – неброско и стильно. Держи! – Тая протянула подруге пятитысячную купюру. – Сдачи не надо. Ну что, теперь мы будем пить чай и лакомиться тортом?
Честно говоря, Нина совсем не была кудесницей, и маникюр делала средне, но Тая никогда не упускала случая похвалить подругу.
Убрав ножницы, пилочки и кусачки, хозяйка вытерла стол, аккуратно разрезала торт, разлила по большим бирюзовым чашкам горячий, ароматный чай с мятой.
– Нина, золотая моя подруженька, сколько лет мы с тобой вместе!
– Да уже порядком. Как у тебя дела?
– Нормально, – Таиса пожала плечами. – Муж днями пропадает на фирме своей, Стёпка в саду, я переводами занимаюсь. Я замужем седьмой год, мы с Костиком притёрлись друг к другу, страсть поугасла… В общем, – она невесело усмехнулась, – серые дни складываются в такие же серые недели и серые месяцы. Обыденность… А муж мне лишний раз даже цветов не подарит. Сейчас вспоминаю, как папа маму баловал, как он о ней заботился, и даже завидки берут… Он ей часто цветы дарил без повода…
Таисия закрыла глаза, наслаждаясь терпко-сладким вкусом чая.
– Тая, ты действительно думаешь, что в твоей семье было всё ОК? Ну, ладно, в школе и в универе ты по наивности могла чего-то не замечать и жить с «закрытыми глазами», но тебе уже тридцать три…
От неожиданности Таисия гулко брякнула чашкой о стол. На белоснежной скатерти медленно расползалось большое кирпично-красное пятно, но гостья даже не заметила, что расплескала чай.
– Нина, ты о чём?
– Ну как о чём? Думаешь, твоей маме так счастливо жилось с твоим отцом?
– Папа любил маму – я уверена в этом. Он её баловал, он о ней заботился…
– «Заботился»… Толстые стены «сталинок» прекрасно хранят тайны… Твой папочка был тот ещё гусь!.. У мамы твоей никогда не было собственного мнения – твой, Тая, отец был домашним тираном. Да, он не лупил твою маму сковородкой по голове, но, знаешь, тихим словом зачастую можно ударить больнее, чем сковородкой…
– Ты знаешь что-то такое, чего не знаю я?.. – Тая не узнала свой собственный голос.
– Я знаю, что твоя семья была обычной – не лучше других. И родители твои были обычными – не нужно их идеализировать…
Таисия открыла рот, чтобы возразить, да так и застыла. А Нинка продолжала:
– А однажды – мы в школе ещё учились – я забежала к тебе домой, чтобы позвать на улицу. Подошла к входной двери и увидела, что она приоткрыта. Ну, я и вошла. Тебя, как оказалось, не было дома, зато в гостиной был твой отец с твоей крёстной: она, полуголая, лежала на диване, а он стоял рядом со стаканом водки в руках…
Хозяйка усмехнулась блеклыми, бесцветными губами.
– Тоже полуголый? – не своим голосом спросила Тая и вдруг почувствовала, как по ногам побежали мурашки.
– Нет, в тех ярко-синих трениках – помнишь?.. Он их несколько лет носил. И в майке какой-то… но это ж минутное дело – одеться. Услышал, видно, как скрипнула дверь, когда я вошла, и быстренько влез в майку с трениками.
Нина положила себе на тарелку ещё один кусочек торта и посмотрела прямо в глаза гостье:
– А ты думаешь, твой Костик не ходит «налево»? Да брось: врачи говорят, что нет здоровых людей – есть недообследованные. И верных мужей тоже нет – есть просто не пойманные на измене…
Таисия двумя большими глотками допила едва тёплый чай. У неё не было сил продолжать этот разговор:
– Я… пожалуй… пойду. Поздно уже, Стёпку пора забирать из сада, – она дрожащими руками запихнула в сумку мобильник и выскочила в прихожую.
Она с лихорадочной быстротой надела кроссовки, схватила сумку и, не прощаясь, выбежала за дверь.
***
Таисия провела пальцами по фотографии родителей, всегда стоявшей на её письменном столе. Это фото было сделано девять лет назад на отдыхе в Турции. В тот день она сама фотографировала родителей на безлюдном вечернем пляже – сделала порядка двадцати кадров, а хорошо получился только один. Вот этот.
Отец – высокий, широкоплечий, темноволосый, одетый в шорты и легкомысленную яркую рубашку с пальмами, радостно смеясь, обнимал маму. Оба стояли по колено в воде, у их ног пенились волны.
За «фирменный» взгляд исподлобья окружающие считали папу суровым, педантичным человеком: взгляд отца теплел и светлел, только когда он смотрел на маму или на неё – Таю.
Мама к концу жизни сильно располнела и стеснялась этого. Вычитав где-то, что чёрный цвет стройнит, она старалась носить одежду этого цвета. Вот и на фото мамочка в любимом чёрном сарафане – приподняла одной рукой подол, чтобы не замочили волны…
Таиса жадно вглядывалась в родное, дорогое, до последней чёрточки знакомое лицо с сосудистой звёздочкой на лбу, с лучиками тонких морщинок у глаз. У мамы была довольно крупная родинка на правой щеке. Эта родинка совсем её не портила – скорее, наоборот, но маме она не нравилась, и она несколько раз порывалась её удалить, да так и не решилась…
Мама была слегка чудаковатой, доброй женщиной. В её огромной сумке (она на дух не переносила всякие там клатчи, в которые помещаются лишь телефон, ключи и помада) всегда лежало несколько пакетиков корма для бездомных котов. «Эх, будь у меня большой дом за городом – всех бы забрала!» – мечтательно говорила мама, но в их двухкомнатной квартире жил только один огромный ярко-рыжий кот Апельсин, потому что муж и дочь резко возражали против увеличения хвостатого поголовья.
– Вы очень меня любили, – тихо сказала Тая, поглаживая кончиками пальцев любимое фото. – Ваша любовь будет согревать меня в самые тяжёлые времена – даже «оттуда».
Таисия поставила фотографию на стол и подошла к трюмо. Вот она – небольшая круглая деревянная шкатулка с мамиными украшениями – молчаливыми свидетелями отцовской любви. Изящные серебряные серьги в форме ландышей, привезённые из Финляндии, золотой перстень с сапфиром, купленный в Австрии, массивный серебряный браслет из Египта – они тогда долго втроём его выбирали…
Она закрыла шкатулку, отошла к окну и потёрла виски:
«У меня скоро голова сломается от всех этих мыслей, – думала Тая. – Нужно поехать к крёстной и откровенно с ней поговорить».
***
– Я не могла говорить… об этом по телефону, – нервно сглотнув, сказала Таисия, уставившись немигающим взглядом в чашку с кофе. – Об этом нужно говорить, глядя в глаза.
Сидящая напротив грузная пожилая женщина тщательно размешала сахар, отставила в сторону чашку и посмотрела прямо в лицо Тае:
– Я внимательно тебя слушаю.
– Татьяна Фёдоровна, это правда, что вы были любовницей моего отца?
На кухне повисла мёртвая тишина, которую через несколько мгновений разорвал гулкий бой старых настенных часов.
– Таа-ак, вот это новости! Вот почему ты сама не своя в последнее время, Тая. И кто, интересно, пустил такую грязную сплетню?
– Неважно…
– Нет, конечно, я не была его любовницей. Я никогда не жаловалась на внимание со стороны мужчин, но твоя мама была моей лучшей подругой – как ты себе это представляешь?
Таисия дрожащими руками вытащила из-под платья большой серебряный медальон с Богородицей:
– Крёстная, ты подарила мне этот медальон, когда мне исполнилось семь лет, помнишь? С тех пор я ношу его, не снимая. Поклянись… на нём поклянись, что ты не была папиной любовницей!
Татьяна Фёдоровна молча подошла к крестнице, зажала медальон между ладоней и, глядя прямо в глаза Таисии, очень медленно, почти по слогам, произнесла:
– Тая, я никогда не была любовницей твоего отца. Клянусь Богом, клянусь жизнью своих дочерей и внуков!
И тут Таисию прорвало: её губы искривились, дрогнули, она сгорбилась и, закрыв лицо руками, зарыдала в голос.
– Прости, крёстная, прости! – сквозь слёзы бормотала она.
– Ну, тише, тише. Теперь, когда мы всё выяснили, давай пить кофе и лакомиться шарлоткой. И скажи мне, кто ввёл тебе в уши такую ересь?
– Нинка, моя одноклассница, – Таиса всхлипнула.
– А, я помню эту прохвостку! – Татьяна Фёдоровна положила крестнице кусочек шарлотки.
– Нинка рассказала мне, что видела, как вы лежали у нас в гостиной на диване… полуголая… а мой отец рядом стоял со стаканом водки…
– Было дело…
Таисия с ужасом уставилась на крёстную.
– Твои папа и мама мне в тот день жизнь спасли. Мне стало плохо у вас в гостях, и я потеряла сознание. Нашатыря в доме не нашлось, и твоя мама побежала за ним в аптеку, но твой папа привёл меня в себя при помощи холодной воды. А входная дверь была открыта, потому что «скорую» ждали… И вот вошла эта твоя Нинка, стала и глазеет. Наглая такая… Тая, неужели ты не видишь, что она тебе завидует? Не ты первая – не одна дружба разбилась из-за зависти…
– Да чему тут завидовать? – невесело усмехнулась Таиса.
– Ну, не скажи. У тебя хорошая работа, счастливая семья, здоровый сынишка. Уже немало. Опять же, своя квартира. А Нинка твоя чем может похвастаться?
– Ну, она дважды в разводе. Мать-одиночка. Живёт на съёме…
– Ну, вот видишь. Тая, тебе три года назад тридцатник стукнул, пора уже хоть немного разбираться в людях. Поменьше надо таких «подружаек», как Нинка, слушать – и будет тебе счастье.
***
Тая выключила духовку и подошла к окну. Уже совсем стемнело, и над крышей соседнего дома висела огромная яркая луна. Уже поздно, а Кости всё нет. Неужели он забыл, что у них сегодня годовщина?
Она сменила домашний спортивный костюм на алое шёлковое платье в чёрный горох и заглянула в комнату сына. Стёпка увлечённо играл со своими игрушками и даже не поднял головы, когда она вошла, Апельсин сладко спал в углу на лежанке.
Молодая женщина вздохнула и вернулась в кухню. Она заблокировала телефон Нины, решив больше с ней не общаться, но червь сомнения точил душу: а вдруг у Кости действительно кто-то есть?
Таисия трижды тщательно прошерстила телефон мужа, пока Костя был в душе, просмотрела его странички в соцсетях и не нашла ничего подозрительного, но всё же, всё же…
Она накрыла праздничной скатертью стол и неспешно расставила яства: мясо по-французски, мясные медальоны, картошку по-деревенски, которую обожал сын, пару салатов, бутерброды, бутылку апельсинового сока для Стёпки. Вино пусть пока постоит в холодильнике…
Хлопнула входная дверь. Через минуту на пороге кухни возник улыбающийся Костя:
– Привет. С годовщиной свадьбы, любимая! – он протянул ей букет роз и маленькую чёрную бархатную коробочку, в которой обнаружилась золотая подвеска в форме сердца.
Тая спрятала пылающее лицо в душистых бордовых розах:
– И тебя с годовщиной, Костя! – она поцеловала мужа и поставила цветы в вазу. – Погоди, у меня для тебя тоже кое-что есть!..
Таиса вытащила из шкафчика большой деревянный футляр.
– Ух, ты! Шашлычный набор! – Константин радостно потёр руки. – Спасибо, это то, что нужно. Значит, на выходных поедем на шашлыки!
Таисия улыбнулась: семейные вылазки на природу составляли одну из радостей их жизни – в этом Тая и Костя были на удивление единодушны.
– Ну, зови Стёпку – будем отмечать!
– Костя, подожди! – Таиса подошла к мужу, вскинула руки ему на плечи и заглянула прямо в глаза: – У тебя на стороне никого нет?
Константин несколько минут ошарашенно смотрел на жену:
– Что ты там себе напридумала? У меня есть ты, и больше мне никого не надо! Ну, зови сына, садимся за стол!
