Звонкие года

Лето в тот год выдалось особенно жарким.
Солнце, казалось, не уставало ласкать землю своими лучами, а воздух был наполнен сладким запахом цветущих лип и свежескошенной травы.
Это сейчас, будучи взрослым, я подбираю такие слова и образы, а тогда…

То лето, впрочем, как и предыдущие, я проводил в деревне у бабушки с дедушкой…

Мне исполнилось четырнадцать, я был в том возрасте, когда взрослые ребята ещё не берут в свою компанию, а с малышами водиться уже не с руки.

Мой старший брат — Юра, отдыхал по полной, они ездили с парнями в ночное — это когда пастух гнал табун лошадей на ночной выпас, туда, где были трава и вода, чтобы лошади поели и попили.

У нас это было озеро, с пресной водой, предки не заморочивались и назвали озеро Пресное, просто и понятно.

Парни постарше, уезжали на всю ночь с пастухом, и там, с гиканьем, свистом, смехом, садились на лошадок и направляли их в воду, чтобы они отдохнули от дневного зноя, смыли с себя пот и надоедливых слепней, что присасываются к лошадиным шеям и другим мягким местам.

Юра быстро загорел, был весь ловкий и смелый,спортивный и подтянутый, я же…

Я же — мамина булочка, был рыхлым, с белым мягким телом, некстати появившимися боками и прыщами.

Мои ноги, стали толстыми, словно столбы и тёрлись друг о друга, что вызывало невыносимую боль.

Бабушка, каждый вечер, давала мне мазь, дурно пахнущую, чтобы я смазывал места натёртостей, мазь приносила облегчение.

Я страшно комплексовал, старался не попадаться на глаза Юриным друзьям, мне казалось, что они такие ловкие, такие смелые, подтянутые и загорелые, просто у м ру т от хохота, при виде меня.

Я прятался в тени, как какой-то вампир.

-Иля…шёл бы сынок, с мальчишками поиграл, вон давеча Паша тебя спрашивал, — сказала, переживающая от всей души за изнывающего от скуки внука, бабушка, чем вогнала меня в безумную краску.

У Юры в гостях, как раз были ребята, они приехали на своих мопедах, велосипедах, двое на мотоциклах, сидели на лавке, веселились, смеялись, а тут…раз замолчали, потом раздался взрыв безудержного хохота.

Не думаю, что они слышали бабушкины слова, но тогда, мне…четырнадцатилетнему, неуверенному в себе подростку, их смех показался словно раскаты грома, я решил, что смеются надо мной…

С грацией бегемота, я убежал в дом и завалился на кровать ничком…я хотел заплакать, но не мог…

Среди тех ребят, была девочка…

Её звали Олеся.

Она приехала с родителями, я знал, что муж её мамы, дядя Саша ей, Олесе приходится отчимом, её мама недавно вышла замуж за дядю Сашу и они приехали к его маме в гости.

Я заметил её сразу, хотя мы даже не познакомились, просто я слышал, как её позвали…Олеся.

Олеся была красивая и мне казалаось, что она отличается от всех девочек, с длинными светлыми волосами и глазами, которые, казалось, видели мир глубже, чем он есть на самом деле, ну это я уже придумал или услышал по телевизору, мне так хотелось…быть взрослым умным и важным.

Я может и не понимал значения слов, но мне нравилось так думать про Олесю.

Её походка была легкой, словно она парила над землёй, а улыбка заставляла сердце биться чаще.

Куда уж мне было до знакомства с такой девочкой, я мог только украдкой наблюдать за ней.

В тот день, она тоже была на лавочке возле дома нашей бабушки, понятно, что парни выделывались один против другого, перед девчонками и конечно, перед Олесей.

У неё был серебристый смех, словно колокольчики переливаются.

Мне так хотелось, как Юра…перепрыгнуть через забор, взявшись только одной рукой за столбик и приземлиться на обе ноги, пружинисто встать и подарить Олесе цветок, сорванный в прыжке с бабушкиного цветника.

А тут бабушка…с этим дурацким прозвищем, ну что за Илька…Да ещё и предложением сходить поиграть.

Я хотел у м е р е т ь…

-Толстый, а ты чего, весь день пролежал?- заглянул в комнату Юра.

В последнее время, он часто называл меня так, я вяло огрызался, а тут…Я подскочил, словно меня подкинули и закричал, срываясь на петушиный крик, чтобы он больше не называл меня так…

-Ладно, ладно, Тол…ой, Иля…как скажешь, брат. Чего ты раскричался, смотри горлышко сорвёшь, — засмеялся Юра и ловко увернувшись от бабушкиного полотенца, схватив пару пирогов крикнул, что он с ребятами в ночное.

-Толстый пингвин робко прячет тело жирное в диване, — прошептал Юра мне в окно, перефразировав Горького знаю…учил в школе ух и тяжело мне тогда дался этот»Буревестник».

Я дико заорал Юра засмеялся и весело пробежал по двору.

-Иля, сынок, да что ты…Юра же пошутил, ну, какой ты толстый? Ты вовсе и не толстый, ты чего, детка…

-Бабушка, — завыл я, — я не детка, и не Иля…Ай, да идите вы, — и заваливаясь на бок, я побежал, загребая левой ногой, в огород.

За огородом текла небольшая речушка, скорее ручеёк хотя, мама с папой рассказывали, что в их детстве, это была полноводная река.

Деревня родителей была вся сплошь окружена озёрами и ещё речка, природа была очень красивая, по малолетству я не обращал на это внимания.

Став постарше, как-то тоже было не до красоты природы, особенно когда занимало собственное некрасивое тело, толстое лицо с большими щеками…

Вообще всё казалось мрачным.

Я бежал и пыхтел или рыдал, непонятно.

Перелез через жерди, сломал одну, побежал к мостику, сел и только приготовился завыть, заорать, на всю Вселенную, как услышал чей-то голос.

— Ты часто здесь бываешь?

Я замер, боясь оглянуться, я узнал бы этот голос из тысячи.

— Я не помешаю тебе?

Я мотнул головой.

-Можно? Я присяду?

Она села рядом, Боже мой…Моё сердце стучало так, будто тысячи барабанщиков в один раз начали стучать в тысячи своих барабанов.

Бумс, буумс, бууумс, буууумс.

Всё громче и громче.

Мы сидели на мостике, её плечо прикасалось к моему, я чувствовал запах солнца и лета от её загорелого тела, её волосы тоже пропахли солнцем, они были распущены и чуть- чуть щекотали мне ухо, поддуваемые ветерком.

Я боялся дышать, а все мои мысли были о том, как я встану? Если она встанет и позовёт меня встать? Или она вдруг не сможет встать и попросит помочь?

Я толстый и неуклюжий, КАК я встану с этого чёртова мостика? Я обязательно свалю её в воду, мутную и грязную, я опозорюсь, на веки вечные…

-С тобой хорошо молчать, — сказала она, — как тебя зовут?

В горле моём пересохло, мне казалось, что из моего горла вырвется крик осипшего орать кукареку, петуха.

— Илья, — услышал я чей -то голос, Боже…да это же мой голос.

— Красивое имя…А я Олеся.

-У тебя тоже красивое…имя, — сказал, чуть запнувшись я.

-Ты здесь живёшь?

-Да, мы приезжаем в гости с братом…с Юрой Горелиным.

-Юра твой брат?

-Да.

-Значит ты — Илья Горелин?

Я кивнул.

-Ну что же, было приятно познакомиться. А знаешь, что…приходи завтра сюда опять, смотри, смотри какой красивый закат…мы будем с тобой смотреть на закат и молчать. Придёшь?

Я кивнул, не в состоянии понять, что это происходит со мной.

-Ладно, мне надо бежать, приходи…

Ловко, словно воздушная гимнастка, она подскочила и побежала, а я остался сидеть.

Я понимал — это шутка…

Сейчас я встану и раздастся дикий хохот…

Это же ребята постарше, решили подшутить надо мной, — догадался я, — это Юра всем рассказал, что мне нравится Олеся.

Это он увидел, как я подглядываю из палисадника за ней, делая вид, что собираю клубнику…

Я немного посидел, потом, встал, ноги мои затекли, но хохот не раздался и только лягушки квакали под мостиком, на котором мы сидели.

Бабушка с дедом были со мной предельно вежливыми и озабоченно поглядывали на меня, думали, что я заболел.

Я пошёл спать, ожидая поскорее завтрашнего вечера…

Он наступил, этот вечер и она пришла.

Я днём поучился вставать с мостика, три раза упал в вонючую жижу, но вроде научился.

Мы болтали обо всём, она доверила мне свою тайну.

Олеся писала стихи…

Одно из них, я запомнил наизусть:

Когда я вырасту большой,
Когда обстригу свои косы
И выкрашу голову
В кипельно белый цвет…
Тогда отпадут неудобные все вопросы
Тогда я буду смотреть сквозь года
И призму прожитых лет
Оно мне почему -то запало в душу, я постоянно повторял эти строки.

Она была очень умная, Олеся, она говорила о таких вещах, что я раньше и не задумывался, да я вообще ни о чём на задумывался.

Олесе было пятнадцать она была старше меня на год, но казалось, что между нами пропасть в тысячи лет…

Она много читала, а я…я только с горем пополам прочитал «Витя Малеев в школе и дома» и то с папой на спор…

Она вводила меня в ступор, я иногда не понимал её, но, моё сердце билось часто- часто в её присутствии и когда я только думал о ней, в животе всё переворачивалось, подступало к горлу, я не мог заставить себя есть…

Бабушка била тревогу, а я катастрофически терял килограммы.

Однажды, мы также сидели на мостике и смотрели на закат.

-Знаешь, -сказала она, повернувшись ко мне, — иногда кажется, что мир слишком большой, чтобы его понять. Но когда я смотрю на такие простые вещи, как эти поля или река, мне становится спокойно. Как будто всё имеет смысл.

Я хотел сказать что-то умное, но слова застряли в горле.

Что я мог сказать? А я летаю во сне? Или что?

Вместо этого я просто кивнул,продолжая делать вид, что созерцаю проекрасное, а сам косился на неё…ничего более красивого я до этого не видел.

— Завтра я уезжаю, — тихо сказала она, глядя на воду.

Я кивнул, чувствуя, как комок подступает к горлу. Хотелось сказать что-то важное, что-то, что заставило бы её остаться, но я знал, что это невозможно.

— Я буду скучать, — сказал я…

Нет конечно, ничего я не сказал, я просто молчал, боясь разреветься, как девчонка.

Мы молча смотрели на закат, пока солнце не скрылось за горизонтом.

Когда мы расстались, я долго стоял на берегу, глядя на реку, которая продолжала своё вечное течение.

Мне кажется, я тогда повзрослел, вмою голову полезли какие-то умные слова, действия мои начали обретать смысл.

По приезду домой, переступив через страх того, что брат засмеёт меня, я попросил его позаниматься со мной, а он отвёл меня в зал, в подвале дома…

Он перестал насмехаться надо мной и показывал , как правильно нужно прокачивать тело.

А ещё…ещё я начал читать, всё подряд это оказалось так увлекательно, учитель литературы просто не могла нарадываться на меня и ставила всем в пример…

На следующее лето, уже я, вместе с братом, гибкий и загорелый, спортивный и подкаченный, с лёгкостью запрыгивал на коня, трогал его бока коленями и направлял в тёплую прогревшуюся за ночь воду.

Олеси не было…

Честно? Я ждал её, я делал всё ради неё…

Я осторожно спросил у бабушки про неё, она сказала, что сын её соседки, уехал с семьёй за границу, по работе, вроде на пять лет.

Уже я, так же как мой брат, перепрыгиваю через забор, срывая на ходу цветок и дарю его засмущавшейся девочке…но не Олесе.

Я так хотел, чтобы она увидела меня такого…

Иногда я думаю, что именно благодаря ей я научился видеть красоту в простых вещах — в закате, в шёпоте ветра, в тишине.

Я понимаю, Олеся была моей первой любовью— детской, наивной, летней…

Нет, нет, не смейтесь над толстым, неуклюжим подростком, это точно была любовь, самая настоящая.

Ведь настоящая любовь, необязательно должна длиться вечно.

Иногда достаточно одного лета, чтобы навсегда изменить жизнь.

По стечению обстоятельств, мою жену тоже зовут Олеся и нет в мире человека счастливее меня…

Я уверен, у той, у первой Олеси, у неё всё сложилось хорошо нет…отлично…Она встретила своего человека, с которым хорошо молчать…