– У вас такая хорошая девочка, – с искреннем одобрением в голосе произнесла пожилая соседка, глядя на сажающую цветы девочку. – Умница, красавица, ещё и помощница!
Мать Тани, услышав эти слова, не смогла сдержать гордой улыбки. Её глаза засветились теплом, когда она посмотрела на дочь.
– Да, наша Таня просто золото, а не ребёнок, – подтвердила она, и в её голосе звучала неподдельная гордость. Но почти сразу выражение её лица изменилось: улыбка померкла, а между бровями появилась лёгкая складка. – Вот только переходный возраст у неё начинается. А как узнала, что скоро у неё братик появится…
Соседка сочувственно кивнула, сразу поняв, о чём идёт речь.
– Не обрадовалась, да? – мягко спросила она, слегка наклонившись к собеседнице.
Женщина вздохнула и немного замялась, словно подбирая правильные слова. Она посмотрела вслед дочери, которая, закончив с цветами, теперь собирала в кучку использованный инвентарь.
– Не то чтобы она была против, – наконец произнесла она, осторожно подбирая выражения. – Просто такая большая разница в возрасте… Тане уже четырнадцать, а малыш будет совсем крохой. Боюсь, она просто не совсем понимает, как это – быть старшей сестрой.
– Наверное, она переживает, что вы заставите её постоянно с ребёнком сидеть, – предположила бабушка Шура, не отрывая взгляда от работающей девочки. В её голосе звучала тёплая забота.
Оксана удивлённо вскинула брови и покачала головой:
– Да разве так можно? Ребёнка в няньки определять? – Она искренне возмутилась такой мысли. – Я и сама ещё молодая, и с финансами проблем нет, так что возвращаться на работу в срочном порядке не придётся. Танюше развлекаться нужно, общаться с друзьями. У неё должна быть нормальная подростковая жизнь, а не обязанности взрослой няни.
Бабушка Шура кивнула, соглашаясь с доводами, но в её глазах читалась некоторая настороженность. Она осторожно положила руку на плечо Оксаны, словно хотела подчеркнуть важность своих слов.
– Ты, конечно, права, – произнесла она мягко, но настойчиво. – Но за дочкой приглядывать не забывай. И друзей всех лично узнай. Так сможешь вовремя предотвратить плохую компанию. В этом возрасте всякое бывает – один неверный шаг, и…
Оксана рассмеялась, и в её смехе звучало искреннее недоумение:
– Ой, баб Шур, вы о чём? Она у меня умница! Всегда прилежно учится, дома помогает, с соседскими малышами возится. Какая плохая компания? Таня даже телефон свой редко в руки берёт – ей интереснее с людьми общаться, чем в экран пялиться.
Она снова посмотрела на дочь, которая в этот момент торжественно вручала маленькому мальчику самую красивую формочку для песка. На лице Оксаны расцвела гордая улыбка, и она добавила уже тише:
– Нет, моя Танюша точно не из тех, кто свяжется с сомнительными ребятами.
Таня действительно была очень умной девочкой – это признавали и учителя, и соседи, и даже те, кто видел её всего пару раз. Она легко справлялась с уроками, могла поддержать разговор на самые разные темы и всегда находила выход из непростых ситуаций. Но, несмотря на все свои достоинства, Таня остро ощущала, как важно для неё мнение одноклассников. Ей хотелось быть своей, не выделяться, не становиться той самой белой вороной, над которой обычно подшучивают или которую просто не замечают.
В школе, где училась Таня, сложилась непростая обстановка. На первый взгляд всё выглядело вполне обычно: уроки, перемены, школьные мероприятия. Учителя привычно следили за дисциплиной, а директор время от времени напоминал о правилах поведения. Но за этой внешней упорядоченностью скрывалась другая реальность – та, о которой взрослые предпочитали не говорить вслух.
Ребята из крутой компании, к которой так стремилась примкнуть Таня, никогда не переходили явную грань. Они точно знали, где остановиться: не дрались, не портили имущество, не устраивали громких скандалов. Максимум, что им грозило, – выговор от заместителя директора по воспитательной части. Тот вызывал их в кабинет, строго смотрел поверх очков и долго говорил о том, как важно соблюдать школьные правила. Но дальше разговоров дело обычно не шло. Родителям о поведении детей никто не сообщал – администрация школы словно боялась лишний раз поднимать шум.
– Они же дети, развлекаются, как могут, – разводили руками учителя, когда кто‑то из младших школьников жаловался на старших. – Перерастут, сами поймут.
Но эти развлечения были далеко не безобидными. Компания придумала для себя своеобразную игру: выбирали ученика – чаще всего ребёнка из неблагополучной семьи, за которого точно никто не заступится, – и начинали травлю. Всё начиналось с мелочей: насмешливых взглядов, едких замечаний в коридоре. Потом переходило к более серьёзным вещам – унизительным записками, которые подсовывали в портфель или оставляли на парте, злым шуткам, когда кто‑то незаметно подкладывал в сумку избранного мусор или разливал воду.
Со временем травля становилась изощрённее. Кто‑то пускал слухи – то о том, что ребёнок ворует, то о том, что он якобы говорит гадости про учителей. Оскорбления сыпались уже открыто, на переменах, при всём классе. Несчастные чувствовали себя загнанными в угол: они не знали, куда спрятаться, к кому обратиться за помощью…
Некоторые дети не выдерживали такого давления. Один мальчик из шестого класса перестал ходить в школу – родители перевели его на домашнее обучение. Девочка из параллельного класса начала притворяться больной, лишь бы не встречаться с одноклассниками. Но даже эти тревожные звоночки не заставили школьное руководство всерьёз заняться проблемой.
Директор и завуч продолжали делать вид, что всё под контролем. На родительских собраниях они уверенно говорили о “благоприятной атмосфере” и “дружном коллективе”, а когда кто‑то из родителей пытался поднять вопрос о травле, отвечали общими фразами:
“Мы следим за ситуацией”, “Дети сами разберутся”, “Это просто возрастные конфликты”.
Учителя тоже старались не вмешиваться. Кто‑то искренне верил, что проблема не так серьёзна, кто‑то боялся испортить отношения с влиятельными родителями зачинщиков, а кто‑то просто не знал, как правильно поступить. В результате круг замыкался: дети продолжали травить друг друга, взрослые продолжали закрывать на это глаза, а школа по‑прежнему считалась “спокойной” и “благополучной”.
Таня постепенно всё больше втягивалась в компанию, которую так стремилась завоевать. Поначалу ей казалось, что это именно то, чего она так долго искала: шумные разговоры на переменах, совместные прогулки после школы, ощущение, что ты – часть чего‑то большого и важного. Ребята принимали её с видимой радостью, шутили, смеялись, звали с собой, и Таня ловила себя на мысли, что наконец‑то чувствует себя своей.
Дома обстановка выглядела совсем иначе. Мама Тани, Оксана, была женщиной энергичной и деятельной. Большую часть свободного времени она посвящала подготовке к появлению малыша: с утра до вечера выбирала обои для детской, мерила шторы, сравнивала цены на мебель в разных магазинах… Фокус её внимания сместился на еще нерожденного сына, и это сильно удручало Таню, привыкшую быть единственным ребёнком в семье.
Иногда, среди всей этой суеты, на Оксану накатывало желание поговорить с дочерью “по душам”. Она откладывала в сторону каталог с образцами тканей, садилась напротив Тани и начинала серьёзный разговор:
– Танюша, ты ведь у меня умница, правда? – начинала она с тёплой улыбкой. – Я так рада, что ты такая самостоятельная, что не доставляешь мне хлопот. Но ты уж смотри, не связывайся с кем попало, хорошо?
Таня в такие моменты только кивала, едва слушая. Слова матери звучали как что‑то далёкое, нереальное – ведь в школе всё было совсем иначе. Там её ценили за то, что она “не зануда”, за то, что готова поддержать любую идею, за то, что не боится нарушать мелкие правила.
– Конечно, мам, – отвечала Таня, глядя в телефон. – Я всё понимаю.
Оксана удовлетворённо вздыхала, убеждённая, что дочь её услышала. Ведь Таня действительно была умницей – хорошо училась, не прогуливала, всегда возвращалась домой вовремя. Что ещё нужно?
– Вот и славно, – говорила она, вставая. – А я пока посмотрю, какие кроватки сейчас в моде. Ты не против, если мы эту стенку перенесём?
И снова погружалась в мир детских кроваток, пеленальных столиков и мягких игрушек.
А Таня, оставшись одна, снова брала в руки телефон, чтобы проверить сообщения от новых друзей. Там, в виртуальном пространстве и за стенами школы, её ждали совсем другие разговоры – о том, как провести выходные, кого сегодня “проучить” за слишком серьёзный вид, где достать кое-что интересное. И чем чаще она общалась с этой компанией, тем меньше ей хотелось возвращаться к разговорам о детской комнате и маминым наставлениям.
В глубине души Таня понимала: мама старается, хочет, чтобы всё было идеально. Но эти старания почему‑то не касались самого главного – того, что происходило с её дочерью прямо сейчас. Оксана искренне верила, что раз Таня не попадает в серьёзные неприятности, значит, всё в порядке. А мелкие шалости? Ну что ж, дети есть дети.
Так и получалось: дома – заботливая, но вечно занятая мама, уверенная, что её девочка на правильном пути; в школе – компания, которая принимала Таню только при одном условии: будь как мы, делай как мы, думай как мы. И Таня, боясь снова стать “белой вороной”, всё больше подстраивалась под новые правила…
***********************
Суббота выдалась ясной и тёплой. С самого утра Таня вихрем пронеслась по квартире: быстро позавтракала, натянула любимые джинсы и яркую кофту, схватила телефон и сумку.
– Мам, я к друзьям! – крикнула она из прихожей. – Вернусь к ужину, честно!
Оксана выглянула из кухни, вытирая руки полотенцем.
– Опять на весь день? – слегка нахмурилась она. – Может, хоть пару часов дома посидишь? Мы с папой хотели вместе в парк сходить.
– Потом, мам, всё потом! – Таня уже открывала дверь. – Я правда очень хочу пойти, ребята ждут. Обещаю, к ужину буду как штык!
И она выскочила за порог, оставив после себя лишь лёгкое облако парфюма и тихий звон ключей.
Оксана покачала головой, но не стала настаивать. В конце концов, дочь ведь предупредила, пообещала вернуться. Да и выглядит счастливой – а это главное. Она вернулась к готовке, время от времени поглядывая на часы.
Шесть вечера. Тани нет.
Семь. Телефон дочери по‑прежнему молчит – гудки идут, но никто не отвечает.
Восемь. Оксана начинает нервно ходить по квартире. Она пытается звонить снова и снова, но результат тот же. В голове крутятся тревожные мысли:
– Может, батарея села? Или в парке сеть плохо ловит? А вдруг она просто забыла про время, увлеклась разговорами?
Муж, видя её беспокойство, пытается успокоить:
– Да ладно тебе, не накручивай. Подростки есть подростки. Сейчас перезвонит, скажет, что задержалась, и всё.
Но внутри и у него начинает расти тревога. Он тоже бросает взгляды на часы, прислушивается к каждому шороху за дверью.
В девять Оксана уже не находит себе места. Она сидит на диване, сжимая в руках телефон, как вдруг раздаётся звонок. Не дожидаясь гудков, она судорожно нажимает “принять”.
– Таня? – выдыхает она с облегчением. – Где ты? Почему не отвечала?
Но в ответ – чужой, официальный голос:
– Здравствуйте. Вы мама Татьяны Снегирёвой?
– Да… А что случилось? Где Таня? – сердце Оксаны сжимается от недоброго предчувствия.
– Ваша дочь в больнице. Состояние очень тяжёлое. Мы срочно доставили её после инцидента…
Дальше слова словно растворяются в воздухе. Оксана чувствует, как земля уходит из‑под ног. В глазах темнеет, в ушах стоит пронзительный звон. Она пытается что‑то сказать, но голос не слушается. Рука с телефоном безвольно опускается, и женщина медленно оседает на пол.
– Оксана! – кричит муж, бросаясь к ней. – Что случилось? Оксана, очнись!
Он подхватывает её, пытается привести в чувство: похлопывает по щекам, зовёт по имени, трясёт за плечи. Наконец она приоткрывает глаза, но взгляд остаётся растерянным, пустым.
– Таня… больница… – шепчет она, и слёзы безостановочно катятся по бледным щекам. – Она… она…
Муж крепко обнимает её, сам едва сдерживая панику.
– Всё будет хорошо, – говорит он, хотя сам не верит своим словам. – Мы сейчас же поедем туда. Держись, слышишь? Держись!
********************
Стас недовольно покрутил в руках телефон Тани, словно надеясь, что тот вдруг оживёт и подаст какой‑то знак. Он вздохнул, протянул аппарат обратно подруге и разочарованно протянул:
– Она, наверное, поняла, что это розыгрыш. Трубку бросила, сейчас перезванивать будет.
Компания подростков, собравшаяся в кафе, заёрзала на диванах. Кто‑то потянулся за остывшим кофе, кто‑то принялся листать ленту в телефоне – все явно ждали продолжения “весёлой” истории.
– Ты ей скажи, – продолжил Стас, глядя на Таню, – что пока ходила в туалет, телефон на столике оставила. И всё отрицай, так интересней будет!
Таня неуверенно кивнула, но в её глазах уже мелькнуло сомнение. Она посмотрела на экран – никаких новых сообщений, никаких звонков. Внутри неприятно зашевелилась тревога, но она тут же отогнала её:
Ну конечно, мама сейчас перезвонит. Или напишет. Сейчас начнётся…
Но ожидаемого звонка не последовало. Телефон молчал. Подростки переглянулись, начали перешёптываться. Кто‑то предложил:
– Может, ещё раз попробовать?
Кто‑то возразил:
– Да ну, скучно уже. Давайте другую шутку придумаем.
И они придумали. Новая “идея” показалась им куда забавнее предыдущей – они даже забыли про Танин телефон, про её маму, про всё на свете. Смеялись, строили планы, обсуждали, кому и что лучше сказать, чтобы вышло “ещё смешней”. Никто из них и представить не мог, какой кошмар сейчас разворачивается в квартире Таниных родителей.
А Таня… Таня вернулась домой только в десять часов вечера.
По дороге она несколько раз проверяла телефон – всё так же тихо. Внутри нарастало неприятное чувство, но она упорно гнала его прочь.
– Просто мама обиделась, – убеждала она себя. – Ну да, задержалась, не предупредила… Но я же не маленькая! Всё объясню, извинюсь, и всё будет нормально!
В голове уже сложилась целая речь:
– Мам, прости, мы просто гуляли, время пролетело незаметно. Я не хотела тебя расстраивать, честно! Я же сказала, что вернусь к ужину… Ну чуть‑чуть опоздала, с кем не бывает?
Она подошла к двери, нажала на звонок – раз, другой, третий. Тишина. Ни шороха, ни голоса, ни звука шагов. Таня пожала плечами, немного растерянно, но всё ещё без настоящей тревоги. Достала из сумочки ключи, открыла дверь.
В прихожей было темно. Из глубины квартиры не доносилось ни звука.
– Мам? – окликнула она, снимая обувь. – Пап? Вы дома?
Ответа не было.
Таня прошла в гостиную. Свет включать не стала – из окна падал бледный отблеск уличного фонаря, достаточно, чтобы разглядеть очертания мебели. На столе – нетронутый ужин, накрытый полотенцем. На спинке дивана – мамин шарф, будто она только что была здесь и вдруг исчезла.
Внутри что‑то сжалось. Таня почувствовала, как по спине пробежал холодок. Она снова достала телефон, набрала мамин номер. Гудки шли, но никто не отвечал.
– Что‑то не так, – подумала она, и на этот раз тревога уже не отступила.
И вдруг она уловила – знакомая мелодия звонка доносилась откуда‑то из глубины квартиры, точнее – из спальни.
– Ну вот, – вздохнула Таня, закатив глаза. – Зачем тебе вообще телефон, если ты постоянно забываешь его дома?
Она направилась в спальню, нашла мамин смартфон на тумбочке. Экран светился – несколько пропущенных от неё же. Таня на мгновение замерла, чувствуя, как внутри зарождается нехорошее предчувствие. Она тут же набрала отца. Но и его телефон был вне зоны доступа.
– Да что тут происходит? – вслух произнесла она, и голос прозвучал непривычно глухо в этой давящей тишине.
Она стояла посреди спальни, сжимая в руке мамин телефон, и не знала, что делать дальше. Мысли путались: может, родители уехали куда‑то срочно? Но почему не предупредили? Почему не ответили на звонки?
В этот момент входная дверь открылась. Таня вздрогнула и выбежала в коридор. На пороге стояла тётя – мамина сестра. Лицо у неё было бледное, глаза широко раскрыты. Увидев Таню, она резко выдохнула, словно долго задерживала дыхание.
– Слава всем богам, с тобой всё в порядке! – воскликнула она, бросаясь к племяннице и крепко обнимая её. – Я так переживала… Мы тебя искали…
Таня стояла в прихожей, всё ещё сжимая в руках мамин телефон. Её лицо было растерянным, глаза широко раскрыты – она никак не могла понять, почему тётя смотрит на неё с такой тревогой, почему голос её дрожит.
– Да я просто телефон в кафе оставила, – начала она, наивно хлопая глазами. – Пока вернулась, пока нашла… А что случилось?
Тётя замолчала. Она нервно поправила прядь волос, отвела взгляд, словно искала в комнате что‑то, за что можно зацепиться, чтобы не смотреть на племянницу. Потом глубоко вздохнула, будто набираясь сил.
– Ты только не волнуйся, – произнесла она осторожно, всё ещё избегая прямого взгляда. – Твоя мама в больнице. Ей позвонили с твоего телефона, что‑то сказали, и Оксане стало плохо.
Слова повисли в воздухе. Таня почувствовала, как внутри что‑то оборвалось. Она машинально прижала ладонь к груди, будто пытаясь унять внезапную боль.
– Насколько всё плохо? – прошептала она, и голос дрогнул.
До неё только сейчас дошло, что тот глупый розыгрыш, та глупая шутка, которую они придумали в кафе, могла стать причиной чего‑то по‑настоящему страшного. В голове пронеслись обрывки разговора со Стасом:
Скажи, что телефон оставила… И всё отрицай, так интересней будет…
Тётя наконец посмотрела ей в глаза. В её взгляде не было ни капли притворства – только горькая правда.
– Не буду тебе врать, ты уже девочка взрослая, – сказала она тихо, но твёрдо. – Всё очень плохо. Она потеряла ребёнка… и сейчас врачи борются за её жизнь. И прогнозы не очень хорошие.
Тишина, наступившая после этих слов, казалась оглушающей. Таня стояла, словно окаменев. В ушах шумело, перед глазами всё поплыло. Она пыталась осознать услышанное, но мысли путались, разбегались, не хотели складываться в цельную картину.
– Как… потеряла? – пролепетала она, едва слыша собственный голос. – Но ведь… ещё рано было…
Тётя шагнула к ней, взяла за руки. Они были ледяными.
– Таня, нам нужно ехать в больницу. Прямо сейчас. Ты должна быть рядом.
Девочка кивнула, но движение вышло механическим, будто она действовала на автомате. Внутри всё сжалось от ужаса и вины. Она вспомнила, как беспечно смеялась в кафе, как придумывала, что сказать маме, как не отвечала на звонки…
– Это из‑за меня, – прошептала она, и слёзы хлынули из глаз. – Я виновата…
– Нет, – тётя крепко сжала её ладони. – Сейчас не время винить себя. Сейчас нужно быть сильной. Для мамы. Поняла?
Таня всхлипнула, вытерла слёзы рукавом, попыталась взять себя в руки. Она кивнула, на этот раз твёрже.
– Поняла. Поехали.
**********************
Таня медленно шла по незнакомой улице, засунув руки в карманы куртки. Ветер играл с прядями её волос, выбившимися из‑под капюшона, но она не обращала на это внимания. Вокруг всё было чужим: дома с непривычной архитектурой, вывески магазинов, которых она никогда раньше не видела, лица прохожих, спешащих по своим делам. Ни одного знакомого человека – ни во дворе, ни в окне, ни за углом.
Вчера они с папой приехали в этот город. Всё произошло так быстро, что Таня до сих пор не могла осознать перемены. Ещё неделю назад она жила в квартире, где каждый уголок напоминал о маме – о её смехе, о запахе выпечки по утрам, о тёплых объятиях перед сном. Теперь эта квартира продана, вещи упакованы в коробки, а они сами – здесь, в месте, где ничто не связывает их с прошлым.
Папа принял решение молниеносно. После того, как мама… после больницы… он будто потух. Стал молчаливым, рассеянным, всё чаще запирался в кабинете, долго сидел там, глядя в одну точку. А потом вдруг объявил: “Мы уезжаем”. Без объяснений, без долгих разговоров. Просто собрал документы, уволился с работы, нашёл покупателя на квартиру – и вот они уже в поезде, уносящем их прочь от города, где всё дышало воспоминаниями.
Таня шла, глядя под ноги, и в голове снова и снова прокручивала тот день. Тот самый день, когда всё пошло не так. Она помнила, как смеялась в кафе со “крутой компанией”, как придумала этот глупый розыгрыш, как не отвечала на мамины звонки… Помнила, как тётя сказала: “Она потеряла ребёнка…” И как потом – долгие дни в больнице, бессонные ночи, слёзы, страх, чувство вины, которое никак не отпускало.
– Если бы я только ответила на звонок… Если бы не поддалась на эту дурацкую шутку… Если бы…
Мысли крутились в голове, как заезженная пластинка. Но признаться папе в том, что именно её поступок стал последней каплей, она так и не смогла. Он и так был раздавлен. Он потерял жену, потерял нерождённого малыша – как он посмотрит на неё, если узнает, что всё началось с её детской выходки?
Она остановилась у витрины маленького кафе. Внутри было тепло, уютно, пахло кофе и свежей выпечкой. Таня на мгновение представила, как мама могла бы зайти сюда с ней, как они сели бы за столик, заказали бы по горячему шоколаду и долго разговаривали о чём‑то простом, житейском. Но теперь это невозможно. Теперь у неё нет мамы, нет друзей, нет привычной школы, нет даже улицы, по которой можно пройтись, вспоминая счастливые моменты.
Глубоко вздохнув, Таня поправила рюкзак на плече и пошла дальше. Впереди маячил силуэт школы – её новой школы. Сегодня первый день. Сегодня ей придётся смотреть в глаза незнакомым ребятам, отвечать на вопросы учителей, притворяться, что всё в порядке. Притворяться, что она просто девочка, переехавшая в новый город, а не та, которая невольно стала причиной катастрофы.
Где‑то внутри она понимала: рано или поздно придётся рассказать папе правду. Но не сейчас. Сейчас ей нужно просто выжить в этом новом, чужом мире, где нет ни одного знакомого лица – и ни одного человека, кому можно было бы довериться…
