– Просыпайся, сказочник! Через двадцать минут твоя станция, – Иван как будто издалека слышал голос проводницы, но сон был сильнее этого назойливого жужжания. Внезапно осознав, что он в поезде, а времени в обрез, Иван тут же подскочил и быстро закинул в рюкзак всё, что с вечера было разложено по столу. Раздернув шторы, он зажмурился от утреннего солнца, отраженного гладью озера, мелькавшего в просветах трехсотлетних сосен.
«Наверное, это и есть Вековое», – подумал Иван, вспоминая карту здешних мест. Представив, как окунётся в прохладную воду и проплывет саженками метров пятьдесят, он с удовольствием потянулся, расправляя плечи, закостеневшие от трех дней лежания на полке купе. Окинув взглядом свой временный приют, Иван подхватил рюкзак и вышел в тамбур.
Как только поезд скрылся из виду, Иван огляделся на все четыре стороны: нигде не было видно ни души, только за старинным зданием вокзала раздавалось фырканье вперемешку с таким фольклором, которого в каждом селе по два пуда. Свернув за ветхое строение, увенчанное такой же потрепанной временем надписью «ст. Кущи», Иван увидел мужичка, воспитывающего строптивую лошадь.
– Ах, ты ж, коза безрогая, – явно не разбираясь в видовых особенностях животины, мужичок костерил усевшуюся на хвост кобылку.
– Кузя, ты встанешь или нет, собака ты серая? Нам уже час, как надо было в магазин товар сдать! Встать, я сказал! – срываясь на визг, мужичок то хлестал упрямое животное букетом ромашек, то пинал колёса телеги. Глядя на этот цирк, Иван едва сдерживал смех. Но, пересилив себя, достал из рюкзака последнее яблоко и подошел к мужичку.
– Доброго утра вам, а можно, я попробую её уговорить?
– И тебе здравия, ну помоги, коли желание есть. Смотри только, чтобы руку не откусила, – мужичок вытер рукавом пот, выступивший на лбу от усилий и праведной ярости.
– Кузя, Кузя, смотри, что у меня есть, – Иван протянул яблоко на вытянутой руке так, чтобы строптивица ощутила его аромат, но не смогла схватить, не сдвинувшись с места. Кузя потянулась головой вперед и заинтересованно зашевелила ноздрями, Иван сделал полшага назад, Кузя нехотя привстала, мужичок подхватил поводья и с готовностью наблюдал. Иван двигался осторожно, и так, шаг за шагом, они все вместе добрались до большой грунтовой дороги. Иван скормил Кузе яблоко и погладил по холке.
– Красивая лошадка, но с характером, – Иван знал и любил лошадей, недаром в детстве проводил каникулы у деда в деревне.
– Что есть, то есть, иногда так меня раззадорит, что готов на колбасу пустить, но уж очень ее дети любят, она, хоть и дурная, но ласковая. А ты куда путь держишь, ежели не секрет, гляжу, не местный?
– Да мне в Лукино надо, я фольклорист, сказки по деревням собираю, песни и всякое такое. – Иван вспомнил, что хотел на вокзале расспросить про автобус, но с этим приключением все вылетело из головы. – Может быть, вы знаете, когда автобус до Лукино?
– Да нет туда автобуса, а местные Лукино стороной обходят и про себя Лукоморьем кличут. Странное место. Там же эти, солнцездравы живут, чудны́е они, людей избегают. Неужто у них хочешь сказок насобирать? И как ты про деревню эту узнал-то? Да ты садись в телегу, подвезу тебя до развилки, а там мимо озера прямо, не заблудишься. Я б тебя и поближе подвез, да опаздываю, деревенька моя без хлеба да мелочи всякой останется, я ж в магазин товары везу. Не обессудь. Без Антипа Петровича жизнь в моей Листвянке сразу замирает. Без меня то есть. И это, спасибо тебе за помощь.
– О, вам спасибо огромное! А меня Иваном зовут, вот и познакомились, – Иван запрыгнул на телегу, а Кузя, оглянувшись, подмигнула ему бархатным глазом, опушённым чудесными ресницами, и поскакала быстрее.
«Не иначе, голову напекло», – подумал Иван и, достав бутылку с водой, полил себе на макушку. . .
– А что, совсем эти солнцездравы нелюдимые? Я вот про них в газете старой вычитал и поехал специально. Думаю, может, что-нибудь интересное насобираю, – Иван запереживал, что не сможет найти общий язык со странными местными жителями.
– Да так-то они безобидные, только язычники, солнцепоклонники. У них, знаешь, каждый пень, цветок – все это святыни. Не то чтобы они на них молятся, но берегут так, что, не приведи господи муравейник разорить или елочку срубить. Егоровна, старша́я, Берегиня по-ихнему, сразу проклянёт, да так, что сам на поклон к ней побежишь и будешь грех отрабатывать: озеро от мусора чистить, елочки высаживать или еще как… – продолжал рассказ Антип Петрович. – А, вообще, Егоровна – золотая женщина, ведунья, лечит, заговаривает, травами отпаивает и мужиков из ближних деревень от водки «кодирует». После ее заговоров пить горькую совсем не могут: стаканы в руках разрывает, или бутылку открыть не получается, крышка как заговоренная, и не разбить ведь ее, бутылку-то, как кремень крепкая делается. Шибко пьяниц Егоровна не жалует, но лечит… А один раз при мне самогон в бидоне принесли, а Колян, Егоровной «кодированный», решил половником первач зачерпнуть. Не поверишь, из бидона змея выползла и на Коляна шипеть стала, а он как завороженный слушает и кивает. А потом половник выронил, на колени упал и заплакал, а в слезах у змеи прощения просил и обещал никогда больше к спиртному не прикасаться. А мы-то смотрим, а ничего сделать не можем, руки-ноги как ватные стали. Вот такие вот дела. После этого Колян Егоровну потихоньку Ягоровной величать стал, но уважительно. И спиртное на дух не переносит. Побаивается. Тпрру, вот и приехали, – неожиданно рассказ Антипа Петровича прервался, а Иван, слегка задремавший под ровный говор своего возницы, пришел в себя.
– Вон, видишь тропу через поле, иди по ней через пролесок, не бойся, зверья в эту пору нет. Там выйдешь к озеру, иди вдоль него и прямиком очутишься в Лукино. Доброго пути и хороших сказок! – Антип Петрович подобрал вожжи и причмокнул, понукая Кузю.
– До свидания, прощай, Кузя! – Иван помахал вслед отъезжающей телеге и стал рассматривать едва заметную тропинку, по которой, видимо, давно уже никто не ходил. Поняв, что он не слышит конского топота, Иван обернулся в сторону только что отъехавшей телеги, и увидел, что телега подозрительно быстро растворилась за горизонтом.
– Странно. Вроде тихо ехали, – пожал плечами Иван и пошел по тропинке, постепенно углубившись в затененный пролесок. Не прошло и четверти часа, как Иван снова вышел на открытую местность – впереди виднелась небольшая деревенька, а справа – озеро. Озеро в этом месте было широким и светлым, берега – чистыми от поросли, а вода так и манила сверкающей на солнце гладью. Увидев уходящие в осот мостки, Иван свернул к воде. Пройдя по ним, он зачарованно застыл на месте – его взору открылся невиданный простор: озеро расширялось, уходя вдаль, где синела самая настоящая тайга – древняя, величественная и до сих пор неизведанная.
– Ух ты! – только и смог вымолвить Иван, глубоко вдыхая запахи воды и настоявшихся июльских трав. Солнце стояло высоко и жарило во всю мочь, а от воды шла прохлада, вызывающая непреодолимое желание окунуться с головой.
Вволю наплескавшись и вдоволь надышавшись ароматом иван-чая и лабазника, Иван вошел в деревню. Он испытывал какое-то стеснение, как будто чувствуя, что вторгается в чужой мир грубо и непрошено. На лавочке у нарядного крайнего дома сидел пожилой мужчина, и Иван спешно зашагал к нему.
– Здравствуйте, простите за беспокойство, а с кем мне можно переговорить насчет местных сказок, песен, другого фольклора? Я этнограф, Иван Ушков, вот приехал к вам в экспедицию, – выпалил Иван.
– О как. Прямо этнограф. Ну что ж, здравствуй, этнограф Иван Ушков. Только некому тебе тут сказки рассказывать. Все на работах, только я да внучка остались за хозяйством смотреть, – мужчина внимательно глядел на Ивана через прищур ярких карих глаз. Иван стал ощущать какое-то внутреннее противоречие, уж слишком не вязалась внешность старожила с представлением о славянских язычниках, пусть и мало изученных. Он, скорее, ожидал увидеть старика с окладистой бородой, в самотканой рубахе и очельем, удерживающим длинные седые волосы. Этот же персонаж выглядел не по-сибирски экзотично: его редкая бороденка, в которой перемешались седые и иссиня-черные волосы, была раздвоена на самом конце, и сплетена в две косички, украшенные золотой тесьмой и бирюзовыми бусинами, а правый глаз прикрывала бархатная черная повязка. Совершенно лысую голову венчала вышитая восточными узорами тюбетейка, а одет он был в полосатый халат, из-под которого торчали худые ноги в шелковых шальварах. Складки длинных шальвар ниспадали на загнутые носки кожаных туфель. «Свои причуды у них, этот так вылитый старик Хоттабыч»», – подумал Иван и спросил вслух:
– Может быть, вы мне что-нибудь про местные обычаи расскажете? Я был бы очень благодарен.
– Я-то не, я красиво говорить не умею, да и старша́я наша, Егоровна, не обрадуется, когда узнает. Без нее тут такое не делается. Чем тебе помочь-то… Погоди, подумаю, – мужчина призадумался и резко вскочил с лавки, оказавшись очень низкого, всего-то метра в полтора, роста.
– Я сейчас внучку кликну, она тебя к самой Егоровне отведет. В разгар лета матушка наша в свою лесную избушку уходит, травы да коренья лечебные собирать. К ней придешь, она тебе все и расскажет, она многое знает, даже чего на свете нет, – мужчина усмехнулся, и, враз сложив пальцы для свиста, дунул в них, обнажив единственный золотой зуб. Да так дунул, что на мгновение желудок Ивана перевернулся и подпрыгнул к самому горлу, а ноги подкосились, едва удержав хозяина в равновесии. Иван не успел осознать происходящее, как на резное крыльцо выскочила девушка в цветном сарафане, подпоясанная яркими лентами. Иван замер, переживая второе потрясение за последнюю пару минут – красавица выглядела так, как будто только что сошла со страниц хрестоматийных русских сказок. Тут было всё: густая, пшеничного цвета с золотым отливом коса, статная фигура, высокая пышная грудь, и сияющее здоровым румянцем округлое лицо.
– Дед! Как тебе не стыдно! Опять яблоки осыпятся, чего тебе неймётся-то? Я все Егоровне расскажу! – зычно закричала красавица, но, увидев Ивана, потупила взгляд, как и положено де́вице, и чинно вымолвила: – Здравствуйте…
– Здравствуйте… – только и мог прошептать Иван, пытаясь сложить в голове два и два, вернее то, каким боком местный Соловей-Разбойник приходится дедом этой славянской очаровательнице.
– Простите, пожалуйста, я ищу того, кто сможет рассказать что-нибудь из местного фольклора… – сказал Иван хрипло, все еще ощущая слабость от пережитого звукового удара.
– К Егоровне его отвести надо, Вася, с ним только до озера дойдешь, и тропку покажешь, сам до избушки, чай, дойдет. А то попадешься Егоровне под руку в неурочный час, так опять лягушкой три года скакать будешь, пока кто-нибудь не поцелует! Да молчу я, молчу… – дед хохотнул, а Василиса, покраснев, тайком показала ему кулак.
– Веди его прямо сейчас, а то и так время уже к вечеру, до темноты бы успеть… – дед достал кисет и трубку, и, покашливая в предвкушении, стал набивать ее табаком. – Идите, не мешкайте, в добрый час.
– До встречи! – Иван помахал рукой, на полусогнутых едва поспевая за размашистым шагом Василисы, которая, подобрав полы сарафана, уверенно шла босиком по пыльной дорожке в сторону озера. Так они прошли минут десять, пока Василиса резко не остановилась.
– Глядите, тропка сначала идет вдоль озера, потом выходит к болоту. Там на границе озера и топей есть настил из бревен, вот в аккурат напротив него едва заметная тропа идет по мхам прямиком через болото. Мхи притоптаны, но если приглядеться, то увидишь – по тропе в самую глушь прийти можно, где стоит дом Егоровны. Долгий этот путь – часа три-четыре. Как идти будете… – сказала Василиса, почему-то отводя взгляд от Ивана.
Иван же испытывал какой-то странный внутренний подъем и его совершенно не смущала перспектива прогулки по лесу и болоту в поисках ведьминого дома. Поблагодарив Василису, он смело свернул к озеру и зашагал вперёд.
Около шести вечера Иван наконец-то достиг тех самых бревен, что разделяли озеро и топи. Зная, что половина пути уже пройдена, он решил немного охладить усталые ноги, войдя в воду. Раздвинув рогоз и камыши, он резко взошел на бревна и остолбенел, увидев чудо: в озере, по плечи в воде, возле самого настила стояла девушка. Ее руки, согнутые в локтях, спокойно лежали на потемневших от воды и времени бревнах, поддерживая склоненную к ним голову, обрамленную рыжими волосами. Глаза «наяды» были романтично полуприкрыты, а ее тело едва заметно покачивала легкая волна. Волосы расстилались по поверхности темных вод, переплетаясь с водорослями и стеблями цветущих кувшинок. Иван хотел было незаметно скрыться, но девушка неожиданно распахнула огромные зеленые глаза и вздохнула так, что у Ивана затрепетало сердце.
– Куда же вы, неужели даже не искупнетесь, по такой-то жаре. Я вот вся прямо горю… – эфемерное создание, сделав плавное движение, оттолкнулось от настила и слегка приподнялось из воды, обнажив роскошные плечи. Иван, плохо контролируя свои мысли, скользнул взглядом ниже плеч, но грудь прелестницы была прикрыта мокрыми волосами, которые как змейки, струились в потоках воды. Раскачиваясь вверх-вниз, она, то погружалась по плечи в темные воды, так, что всплывающие на поверхность волосы давали возможность рассмотреть ее красоту, то приподнималась, стыдливо прикрытая прядями волос, плотно прильнувшими к ее телу.
– Ваня, иди ко мне… – голос красавицы звучал так упоительно, что Иван уже готов был скинуть с себя одежду или прямо так нырнуть с головой в объятия обольстительной девы. Он даже сделал шаг вперед, но, к счастью, наступил на острую сосновую шишку, неизвестно как оказавшуюся у него под ногами. Боль вывела его из состояния транса, но осознание происходящего давалось с трудом. Кто эта девушка, почему она так себя ведет и как он, без пяти минут женатый, серьезный и принципиально верный человек, чуть не повелся на ее примитивные уловки?
– Эх, не повезло – вздохнула девушка, – ну хоть просто поговори со мной, что ли… – ее голос звучал обычно, даже как-то устало. – Ну, спроси, спроси, чего маешься, а еще сказочник. Хотя так понятнее будет, – девушка, сложила руки на груди и резко подпрыгнула вверх, совершив над водой головокружительный кувырок. В свете заходящего солнца в воздухе сверкнул мощный рыбий хвост.
– Ничего себе, русалка! – Иван так восхитился, что это чувство начисто вытеснило удивление и здравый смысл.
– Красивая? – в голосе русалки снова заиграли кокетливые нотки.
– Очень, но у меня есть девушка, – честно ответил Иван и заставил себя смотреть в сторону.
– Фи, какой правильный, скушшно… – русалка отвернулась и сделала вид, что уплывает, а потом резко вернулась и снова облокотилась о настил. – А меня Ликой зовут, – сказала она и уставилась на Ивана, не мигая.
– Чудесное имя и тебе идет очень, – Иван старался не смотреть ей в глаза, опасаясь снова попасть под чары, и обмирая от одного ее голоса.
– Поговори со мной, Ваня, – ласково попросила Лика.
– А ты расскажешь мне про русалок?
Лика кивнула головой, а Иван послушно сел на настил, поджав под себя ноги и приготовившись слушать: Лика поведала ему печальную историю о том, что русалкам приходится покидать привычные места в поисках спокойной жизни.
– Видишь ли, Ваня, во всем люди виноваты: леса рубят, реки осушают, негде нам селиться, вот и уплывают целыми семьями, а кто остается, устраиваются, как могут. А здесь тоска… наши мужики к водке пристрастились, представляешь, тонут пьяные! Это русалы-то! Хорошо хоть Егоровна лечить от этой напасти умеет и ваших, и наших…
– Да где ж они водку умудряются доставать? – искренне удивился Иван.
– Где, где… Будто не знаешь, что у рыбаков всегда полные рюкзаки спиртного. Наши сначала водку воровали, а потом в открытую стали к мужикам подплывать, когда те уже развеселыми станут. То рыбу на бутылку обменяют, то раков к пиву понатащат. А еще бывает, подговорят наших девок синхронное плавание показывать, так это за целый ящик… так и спиваются.
– Постой, а почему про это до сих пор никто из наших не разболтал?
– Сам посуди, болтать можно сколько угодно, кто ж поверит, скажут, допились до чертиков… так и живем, вот возьму и тоже уплыву на Дальний Восток или в Китай, там, может, замуж за водяного выйду… Ваня, а женись на мне, а?! – голос Лики снова стал манящим и сладким.
– Лика, ты прости, конечно, что я так прямо, но ты же, как бы сказать потактичнее… не совсем женщина, кхм… – Иван с трудом выдавливал из себя слова, теряясь под пристальным взглядом огромных изумрудных глаз.
– Тьфу, вечно вам, мужикам, только одно от нас надо! – выкрикнула Лика раздосадовано и нырнула с головой. Спустя мгновение, вынырнув уже далеко, она помахала рукой и крикнула: – Прощай, сказочник, не пара ты мне, это точно!
И, захохотав так, что над водой пронеслось эхо, хлестанула хвостом по воде и уплыла.
– Какая импульсивная девушка… – Иван пришел в себя и огляделся: к озеру подступали сумерки, надо было поторапливаться. Зачерпнув воды, он умыл лицо и шею, ощущая, что морок спадает.
Иван медленно стал пробираться по кочкам, устланным мхами, проваливаясь почти по щиколотку и с трудом сохраняя равновесие, но скоро эта часть пути закончилась сухой тропкой, ведущей в таежный бурелом. Тайга обступала Ивана со всех сторон, и стало как-то неуютно от мысли про медведей и рысей. Вдруг где-то совсем рядом затрещали сухие деревья и раздался глухой рёв. Иван замер на месте, звук сминаемых веток послышался совсем близко, и на тропинку вывалилось огромное чудище, закутанное в старое клетчатое одеяло. Чудище кашляло и держало в когтистых лапах банку с вареньем. Очумев от увиденного, Иван подал голос первым, выпалив то, что пришло в голову.
– Простите, я правильно иду к избушке Егоровны?
Чудище вздрогнуло и остановилось, близоруко приглядываясь к Ивану и спешно напяливая на глаза очки, висевшие на веревочке поверх одеяла.
– Сказочник? – вопросительно прохрипело чудовище и натужно закашлялось… Видимо, слух об Иване шёл быстрее, чем он сам.
– А Вы Йети? – не совсем вежливо, видимо, от страха, ответил Иван вопросом на вопрос.
– Сам ты йети, – неожиданно из-под одеяла выскочила еще одна голова, – правая.
– Как с ума посходили с этими йети, у нас что, своих реликтов нет? Щас как дыхну! – пропищала третья, левая голова, высвобождаясь из клетчатого плена.
– А ну цыть, ущербные! Быстро спрятались обратно, пока тоже не простудились, – прохрипела средняя, видимо, главная голова, и, нехотя подчиняясь, две другие снова скрылись под одеяло.
– Не слушай ты их, они у меня с придурью. Не хватило сил дать им образование, ни читать, ни писать не умеют, ограниченные до ужаса. Не йети мы, а Змей Горыныч, увы, последние… – вздохнуло чудище и снова закашлялось.
– Влажно у вас тут и холодно ночами, вам бы в бане прогреться, или ноги в тепле подержать, горчицы в носки насыпать… – Иван стал перебирать вслух все народные способы лечения, которые знал.
– Да какое уж тут тепло, мы ж так, всё босиком по старинке ходим, – Горыныч приподнял вверх огромную волосатую лапищу. – Вот взял у Егоровны малинки да травок от кашля. Поможет… Если бы не она, совсем бы зачахли. Ну ладно, пошли мы, а ты иди прямо, еще чуть-чуть и на месте будешь. Прощай! – и Змей, тяжело дыша, пошел восвояси.
– Выздоравливайте! – крикнул Иван и стал пробираться дальше. Лес становился все гуще, и Иван остановился, чтобы подсветить тропинку телефоном. Не успел телефон погаснуть, как справа раздался рык, потом урчание и довольное мурлыканье, а мимо Ивана в панике пролетела огромная летучая мышь. Мурлыкание приближалось, перемежаясь с подвыванием – вся эта какофония звучала как рулады влюбленного мартовского кота. Иван не ошибся в сравнениях, потому что на дорожку неожиданно выпрыгнул огромного размера черный котище. Оглядевшись и увидев чужака, кот расслабленной походкой подошел к Ивану и, потершись головой о его плечо, промурлыкал:
– Мрр, сказочник, вот ты какой… а я много сказоччек знаю на ноччь, убаюкивающщих, – ласково мурлыкал кот, и от звуков его пения у Ивана начали закрываться глаза и напала зевота. «Кот Баюн», – догадался Иван и усилием воли попытался стряхнуть с себя чары.
– Мне к Егоровне надо, не усыпляйте меня, пожалуйста, – Иван слышал свой голос как будто со стороны.
– Ну ладно, ладно, не буду, – ответил Кот Баюн нормальным голосом, «выключив» волшебное мурлыканье. – Если ты к ней за сказками, то прравильно, она много их знает, недарром Хрранительница. А животных как любит… Ты только не говорри ей, что я летучих мышей ловил, осеррчает… Перревела меня на сухой премикс, а так хочется иногда дичь поймать, коготки рразмять… А ты животных любишь?
– Очень люблю, у меня даже кошка есть, – оживая, ответил Иван, вспомнив про своего египетского сфинкса, красотку Сюзи, оставленную у мамы на время экспедиции.
– Кошка… кошка это хоррошо… Вот бы мне кошку, а то так одиноко… Рраньше в дерревнях было много кошек, они в лес ко мне пррибегали, дрружили со мной… А сейчас, эхх, дерревень-то не осталось почти, какие уж тут кошки…
– Вот, смотрите, это моя Сюзи, – Иван, вспомнив про телефон, быстро выбрал фото своей любимицы: на фотографии она возлежала на атласном покрывале, вытянув задние ноги и изящно повернувшись в пол оборота всем своим телом, подражая махам на полотнах Гойи.
– Хмм, врроде, взррослый мужчина, а такими карртинками балу́етесь, – Кот, едва глянув на фото, фыркнул, прикрывая мордочку лапой в смущении. – Хоть бы черрным квадрратиком зарретушировали…
– Да это же сфинкс, они такие и есть, голые! – стал оправдываться Иван перед котом, сам понимая абсурдность происходящего.
– А, ну да, слышал о таких, но видеть…– Кот возмущенно покачал головой. – Ну ладно, порра мне, ррад был знакомству. А до избушки Хрранительницы минут пять ходу, идите так же по пррямой, не ошибешься. Адьёс! – Иван не успел ответить, как Кот исчез в зарослях, грациозно изогнув спину и совершив молниеносный прыжок.
– Чудеса! – устало подумал Иван и пошел дальше, едва различая примятую траву на тропинке. Неожиданно прямо рядом с собой он услышал сдавленное квохтанье, топот – в мгновение его всего обдало жаром: что-то огромное, выскочив прямо из леса, сбило Ивана с ног. Он упал и, погружаясь в тяжелое марево, услышал, как женский голос сердито выговаривает кому-то:
– Вот что ты, курица безголовая, понаделала? А? Ты пошто человека изурочила? Я тебе что говорила: в потемках не броди, на тебя же, старая, в сумерках куриная слепота находит! Вот что ты понатворила? А если у него сотрясение или перелом? Иди сюда ближе, только осторожно, надо сказочника внутрь занести…
В ответ на женское ворчание послышалось виноватое кудахтанье и скрип, потом Иван почувствовал, как его аккуратно подхватили мягкие крылья и понесли, укачивая…
Очнулся Иван в уютной светёлке, увешанной связками кореньев, пучками трав, источающих дивное смешение ароматов. Из соседней комнаты слышалось тихое позвякивание утвари и доносился запах блинов.
– Очнулся, сказочник? – над ним склонилась красивая женщина средних лет, совсем не похожая на строгую Берегиню, Хранительницу, Ягу или старейшину солнцездравов, какой он ее себе представлял.
– Ты уж прости меня, не доглядела я за своей избушкой, старая она, забывает, что можно, что нельзя. Вот и пошла ночью гулять по лесу, еле я ее догнала, да немного не успела – гляжу, ты лежишь. Хорошо еще, что не сильно ногой приложила…
– Да я норм, вроде, – Иван приподнялся и потрогал голову, обвязанную холщовой тканью. – Вообще не болит ничего…
– Ну, так я свое дело знаю, – довольно разулыбалась Егоровна. – Вставай, добрый молодец, напою-накормлю, а потом в баньку отправлю. Всё, как положено.
– А сказками поделитесь? – задал Иван вопрос, с которым ехал через полстраны и продирался сквозь лес с его тайнами.
– А как же, обязательно. Но сначала чай на травах и блины, – Егоровна загадочно улыбнулась.
Усевшись на добротную лавку возле старинного дубового стола с вышитой скатертью и самоваром, Иван с благодарностью отхлебнул ароматного напитка, в котором угадывались мёд, малина и что-то еще, сладковато-приторное, но вызывающее желание выпить до дна. Принимая от Егоровны вторую кружку, Иван напряженно вспоминал что-то очень важное, тревожащее и необычное, но воспоминание ускользало от него, оставляя лишь смутные образы…
***
– Да ты пиши, пиши… А еще, кроме русалок и Змея Горыныча, местные рассказчики часто упоминают Кота Баюна, который крадет детей из колыбели… пишешь, Ваня? – голос Егоровны звучал ласково и спокойно. Под ее неспешную диктовку, Иван уже практически заканчивал большую тетрадь, с радостью представляя, какой дивной будет его собственная сказка, и удивляясь богатой фантазии людей, живших когда-то в заповедной таёжной глуши…
