— О, звезда явилась! Ну что, хоть выгодно семью продала? — ядовитый голос свекрови раздался из кухни раньше, чем Ирина успела закрыть входную дверь.
Невестка не сразу сняла пальто. Поставила сумку возле коврика, медленно выдохнула, досчитала до пяти. По квартире распространялись аромат варёных овощей, удушливый парфюм Галины Павловны и напряжение. Особенно — напряжение.
На кухне было жарко и тесно. Павел в футболке с пятном от кабачкового пюре одной рукой держал сына, другой — помешивал содержимое кастрюли. Галина Павловна стояла рядом, в своей неизменной бордовой кофточке с золотыми нитями и лицом, полным праведного негодования.
— Я смотрю, ты своего мужика уже и к плите загнала, — продолжила она, глядя на Ирину так, словно та отнимала у свекрови последнее. — Раньше хоть по выходным борщи варил, а теперь и грудничка кормит, и себе готовит, и тебя встречает.
Ирина нарочито медленно стянула перчатки, сохраняя молчание. Галина Петровна была в своём репертуаре: ни приветствий, ни улыбки, только упрёки и провокации. Невестка села поближе к окну, чтобы не мешать кухонной суете. Сын, Даня, заметил маму и засмеялся. Павел улыбнулся ей.
Только один человек выглядел недовольным.
— Мам, хватит, — тихо сказал Павел, опустил ложку и подхватил сына обеими руками. — Мы ведь уже обсуждали.
— Обсуждали! — передразнила Галина. — Вот именно, что обсуждали, а в итоге ты с кашей по локоть, а она в пальтишке и с ноутбуком, вся такая деловая. «Современная модель семьи», понимаешь ли. Только вот вопрос — надолго ли вас хватит и как это отразится на ребёнке?
Это был далеко не первый их разговор. С тех пор как Ирина вернулась к должности руководителя отдела логистики всего через два месяца после родов, Галина наведывалась к ним с завидным постоянством. Как налоговая, только без бумажек, зато с остервенелой строгостью.
Ирина посмотрела на Павла. Он выглядел уставшим, но не раздражённым. Муж действительно справлялся. Да, бывало, что уточнял температуру воды для купания или не знал, где лежит запасная пачка памперсов, но в целом — был заботливым, терпеливым и, что важнее всего, искренне вовлечённым. Ребёнок тянулся к нему, и это о многом говорило.
— Мы с Пашей договорились об этом ещё до родов, — спокойно парировала Ирина. — Если бы я ушла в декрет, мы бы потеряли в доходе почти в два раза. Ещё неизвестно, смогла бы ли я восстановиться. А у него работа попроще, с гибким графиком, на удалёнке.
Галина презрительно фыркнула.
— Договорились они. Конечно. Только мужчина — он не для того, чтобы подгузники нюхать. У него груди нет. Ему бы зарабатывать, а не со смесями да кашами бегать.
— Галина Петровна, скажите прямо. Вы считаете, что я плохая мать?
Глаза свекрови заблестели, и на секунду Ирина увидела в них не только раздражение, а что-то вроде страха. Возможно, именно страх стоял за всей этой её вoйной. Стрaх оказаться лишней, не вписаться в новые устои.
Или Ирине просто показалось.
— Я считаю, что хорошая мать должна быть с ребёнком. Всё. Это не обсуждается. Это не мода и не выбор. Это природа так распорядилась. А ты…
— А я — не животное, а человек, который способен сам принимать решения, — закончила за неё Ирина.
Павел обнял сына, поцеловал его в макушку и наконец повернулся к матери лицом. В его голосе уже не осталось былой мягкости.
— Мам, пожалуйста, хватит. Мы благодарны за помощь. Но если ты не можешь оказывать её без постоянных упрёков и лекций, то лучше без помощи.
— Это ты меня сейчас вежливо послал? — Галина поджала губы.
— Я просто хочу, чтобы моя семья жила спокойно. Не по средневековым инструкциям.
Повисло молчание. Даня икнул, Ирина достала из холодильника кастрюлю с кашей и котлетами, чтобы разогреть еду для себя.
Галина схватила сумку и направилась к крючкам с верхней одеждой.
— Я бы на месте Паши давно собрала чемодан, — бросила она напоследок и вышла.
Конечно, осада продолжилась.
Следующее утро было тихим. Даня сидел на детском стульчике, беззубо улыбаясь. Павел, не выспавшийся, но уже переключившийся в режим папы-декретника, пытался угадать, что сын больше хочет на завтрак: кашу или пюре. В кастрюле тихо кипел суп. Где-то в ванной гудела стиральная машина.
В доме царил уютный хаос.
Внезапно зазвонил телефон. Галина Петровна. Павел втиснул телефон между плечом и щекой и продолжил убирать ложкой остатки пюре с подбородка сына.
— Привет, мам.
— Привет, Павлуш. Ты там жив ещё? Или Ирина уже совсем под каблук поставила? — спросила Галина с лёгкостью пушечного ядра в голосе.
Павел вздохнул, поправил нагрудник на сыне и притворился, что не заметил сарказма.
— Всё нормально. Гуляем, едим, спим. Даня уже пробует сам держать ложечку. Представляешь?
— Лучше бы мамкину грудь ему давали, а не ваши ложечки и бутылочки. Ты знаешь, я вот недавно читала, что у таких детей с матерями потом нет связи. Эмоциональной, понимаешь? У них потом проблемы в социуме, с адаптацией в школе. Скажи этой своей, пока не поздно. А то скоро он будет звать её не мамой, а начальником.
Павел сжал зубы, чтобы не сказать пару ласковых. Он устал не от ухода за ребёнком, не от быта, а от постоянной необходимости объяснять взрослому человеку, что всё идёт по плану.
— Мама, он здоров. Он спит, растёт, улыбается. У него есть мама и папа. И нам с Ирой — хорошо. Это главное.
— Тебе, может, и хорошо, — фыркнула Галина. — А мне больно смотреть, как ты чахнешь. Ты был таким умненьким. А теперь живёшь у плиты и слюнявчики стираешь.
Павел не стал спорить. Он просто сказал, что Даня просится на ручки, и сбросил звонок. Ирина всё слышала, но ничего не сказала.
Позже, когда женщина вышла из подъезда, Галина уже ждала там. Свекровь жила недалеко и явно пришла для «серьёзного разговора», иначе давно позвонила бы в домофон. Выглядела она решительно, цепко сжимала ремень сумки в руках и дышала с таким гневом, что из ноздрей словно вырывались облака пара, как у дракона.
Ирина прошла мимо.
— Не пытайся сбежать от меня!
— Я и не пытаюсь. Просто опаздываю.
Галина возмущённо засеменила следом.
— Слушай, а зачем ты вообще родила? Вот честно. Всё время в офисе. Ребёнок с бутылочками. Мужа своего в рабство загнала. Ты — мать или соседка?
Ирина вздрогнула, но не остановилась. Она достала из сумки наушники и уже хотела вставить их в уши, когда Галина продолжила:
— Я не могу смотреть, как ты издеваешься над моим сыном. Думаешь, он вечно будет терпеть? Хочешь, я оформлю опеку? Ребёнок хоть под присмотром будет.
Это было уже за гранью. Ирина остановилась и повернулась.
— Попробуйте. Только учтите, что всё, что вы сейчас сказали, можно и к делу приурочить. Я теперь не буду вас слушать. Я буду фиксировать. На диктофон.
Она пошла дальше, не оборачиваясь. Галина осталась стоять у подъезда: разгорячённая, обиженная, с ощущением, что её вырезали из семейной фотографии.
Конечно, Ирина рассказала об этом Павлу.
— Всё. Больше она к нам не придёт. Я ей написал. Я её люблю, но это уже просто опасно, — сказал он, сокрушённо качая головой.
Позже, когда они вместе уложили Даню спать, они сидели вдвоём в гостиной, смотрели на светильник в виде камина и слушали тишину. За окном сверкал февральский снег, но в квартире было тепло. Хоть и немного пусто.
У Галины вечер проходил иначе. На потёртом кухонном столе стояли тарелки с пельменями и стаканы с крепким горьким чаем. Рядом сидела Зинаида Петровна — соседка по лестничной клетке, женщина с голосом, как у диктора мегафона, и таким же напором. Она говорила не в лицо, а прямо в душу. Частенько — без спроса.
— Да гони ты их всех к чёpту, Галка, — заявила она, запихивая в рот очередной пельмень. — Моя-то тоже стерва редкостная. Дочь, в смысле. Всё ей не так. Я ей уже сказала: не нравится — пошла вон.
Галина неохотно кивнула. Она улыбалась, но с натянутостью потерявшей упругость бельевой резинки. Пельмени остывали, чай мутнел, а слова Зины беспокойно оседали где-то в груди.
Галина вспомнила, как несколько месяцев назад Зинаида хвасталась, что «поставила зятя на место». Спустя неделю её не позвали на день рождения внучки. Потом — ещё один конфликт, уже с дочерью.
Сейчас никто из семьи с ней не общался.
— Молчат. Телефоны не берут. Ждут, что на коленях приползу? Ха! Никогда!
Галина тогда смеялась вместе с ней. А теперь вдруг подумала: а не будет ли с ней так же? Она не хотела остаться в гордом одиночестве с чайником, холодными пельменями и громогласным голосом, от которого шарахаются даже собственные дети.
Перед сном она долго ходила по квартире. Остановилась у полки с фотографиями. Павел — в первом классе, с портфелем и в синей куртке. Потом — выпускной, свадьба, роддом. Ирина на всех снимках выглядела собранной и уверенной. «Ну сразу было видно, что ей в министры надо, а не в кухарки», — мелькнуло в голове у Галины.
Она колебалась день. Два. На третьи сутки молчания с обеих сторон Галина написала сыну: «Привет. Я всё ещё с вами не согласна, но я не хочу остаться в стороне. Пусть я не понимаю вашего образа жизни, но всё равно хочу видеть внука».
Вечер субботы проходил на удивление спокойно. Даня вместе с Галиной возился с пирамидками, Ирина листала в телефоне заметки по рабочим вопросам. Павел одевался и прихорашивался в спальне. В квартире был лёгкий беспорядок, но исходил он не от грязи, а от жизни.
Пару недель назад друзья Павла пригласили его на день рождения. Он хотел поехать с Ириной, но по очевидным причинам это было невозможно. Зато у него был шанс развеяться, побыть среди людей. И Ирина понимала, насколько это важно.
И вот, буквально за пять минут до ухода Павла, телефон жены завибрировал. Сообщение от начальника: «Срочно. Нужно быть в офисе к восьми. Это критично».
Она вскинула брови и посмотрела на мужа.
— Лети. Я остаюсь, — сказал он с готовностью. — Потом друзьям всё объясню.
— Но ты же обещал. Ты хотел.
— Я, если что… могу внука на ночь взять. Если совсем никак, — робко предложила Галина. — Ну, если ты опять… туда, в свою эту работу.
Наступила пауза. И Павел, и Ирина уставились на свекровь. Потом невестка кивнула. Она не улыбнулась, но и не стала бить по больному месту лишний раз.
— Если уверены, что справитесь. Я соберу для вас вещи.
Галина не стала читать нотации, убрала подальше свои «я же говорила». Она просто взяла Даню на руки, поцеловала в лоб и тихо сказала:
— Бабушка подстрахует.
Когда дверь за ней закрылась, Павел опустился на диван.
— Вот это поворот, — сказал он немного ошарашенно. — Ты же понимаешь, что она это не от любви к тебе?
— Понимаю, — вздохнула Ирина. — Но я приму помощь даже от чёpта, если он не будет при этом диктовать мне, как жить.
Они оба рассмеялись. Немного нервно, но с таким облегчением, будто кто-то открыл окно в доме после долгой духоты. Конечно, Галина по-прежнему считала, что всё не то и всё не так, зато хотя бы держала это при себе. Этого уже было достаточно для перемирия.
