Метель выла, как живая, бросая в лицо колючий снег. Маша, прижимая к груди двухлетнего Колю, спотыкалась на обледенелой тропинке. В руках — узел с их пожитками, собранный впопыхах. Слова мужа всё ещё жгли: «Забирай своего выродка и уматывай». Она не ответила тогда, только схватила сына и выбежала из дома. Дверь за спиной хлопнула, как выстрел.
Маша знала, куда идти. Коммуналка на краю посёлка, о которой говорил Пётр, была последним пристанищем для таких, как она — выгнанных, брошенных. Старуха тётя Клава, что держала комнаты, не задавала вопросов. Лишь буркнула: «Пятьдесят рублей за месяц, и не шуми». Маша кивнула, протянув смятые купюры, вынутые из подкладки пальто.
Комната была тесной, с облупившейся краской на стенах и сквозняком из щелей. Коля, дрожа, прижался к матери. Маша укутала его в старое одеяло, шепча: «Спи, мой хороший, всё будет хорошо». Но в груди кололо: что дальше? Работы в посёлке почти не было, а Пётр, напившись, становился чужим. Любовь, что когда-то их связала, давно выцвела, как занавески на окнах их дома.
Наутро метель утихла, но холод остался. Маша, оставив Колю с соседкой, пошла в единственный магазин посёлка. Там, за прилавком, тётя Вера, женщина с добрыми глазами, выслушала её сбивчивый рассказ. «Иди к нам, — сказала она. — Помощница нужна. Платить немного буду, но на хлеб хватит». Маша кивнула, глотая слёзы благодарности.
Дни потянулись медленно. Маша работала, Коля рос, а коммуналка стала их временным домом. Пётр не искал их, и это было к лучшему. В магазине Маша научилась улыбаться покупателям, а Коля — лепить снеговиков во дворе. Тётя Вера иногда подсовывала им то пирожок, то тёплые варежки: «Бери, не обеднею».
К весне Маша скопила немного денег. Хватило на билет в город и съём комнаты побольше. Когда они с Колей садились в автобус, она оглянулась на посёлок. Дом, где остался Пётр, был едва виден за голыми деревьями. «Мы справимся», — сказала она сыну, и тот, доверчиво прижавшись, кивнул.
Метель осталась позади. А впереди была новая жизнь — трудная, но их собственная.
Автобус, скрипя, тронулся с места, и посёлок медленно исчезал за окном, растворяясь в сером мареве мартовской оттепели. Маша прижимала Колю к себе, его тёплая щека грела ей бок. В сумке лежало всё их богатство: пара смен одежды, немного денег и письмо от тёти Веры с адресом её сестры в городе. «Она поможет устроиться», — сказала Вера, сунув бумажку в руку Маши на прощание.
Город встретил их шумом, запахом бензина и суетой. Маша, привыкшая к тишине посёлка, поначалу терялась в толпе. Коля, наоборот, глазел на всё с восторгом: на высокие дома, мигающие вывески, трамваи, что звенели на поворотах. Сестра Веры, Анна Ивановна, оказалась женщиной строгой, но справедливой. Она сдала Маше угол в своей маленькой квартире за полцены и помогла устроиться уборщицей в соседнюю школу. «Работа не ахти, но стабильная, — сказала она. — А там, глядишь, и на что получше выйдешь».
Школа стала для Маши вторым домом. Она мыла полы, чистила парты, а иногда, задерживаясь допоздна, слушала, как учителя в учительской обсуждают жизнь. Однажды завуч, заметив, как Маша помогает Коле с букварём, предложила: «Ты ж грамотная, Маша. Может, на курсы запишешься? Библиотекарем, к примеру, или воспитателем». Маша отмахнулась — какие курсы, когда еле на еду хватает? Но слова запали в душу.
Коля рос смышлёным. В садике, куда его устроила Анна Ивановна, он быстро стал любимцем воспитателей. Маша, глядя на сына, всё чаще думала: «Ради него надо». Она начала откладывать по чуть-чуть, отказывая себе в лишней булке или новой кофте. Через год, стиснув зубы, записалась на вечерние курсы библиотекарей. Ночами, пока Коля спал, она зубрила книги под тусклой лампой, борясь со сном.
Город постепенно становился своим. Маша научилась торговаться на рынке, находить короткие пути через дворы, улыбаться соседям. Коля уже болтал без умолку, рассказывая про друзей и свои мечты стать «как космонавт или шофёр». Иногда Маша ловила себя на мысли, что не вспоминает Петра неделями. Его лицо, его грубый голос — всё это будто стёрлось, как старый рисунок на песке.
Однажды, возвращаясь с курсов, Маша встретила в подъезде нового жильца — мужчину лет тридцати с доброй улыбкой. Он помог донести тяжёлую сумку с книгами и разговорился. Звали его Алексей, работал он инженером на заводе. Разговоры с ним были лёгкими, как весенний ветер. Он не лез с вопросами, но всегда находил повод пошутить или спросить, как дела у Коли.
Прошёл ещё год. Маша получила диплом библиотекаря и место в городской библиотеке. Зарплата была небольшой, но хватало на аренду отдельной комнатки и даже на игрушки для Коли. Алексей стал захаживать чаще — то с пирогом от своей мамы, то с билетами в цирк для Коли. Маша не торопилась, но сердце её оттаивало.
Однажды, глядя, как Коля с Алексеем мастерят бумажный самолётик, Маша подумала: «Вот оно, счастье. Не громкое, не яркое, но настоящее». За окном шёл дождь, но в их маленькой комнате было тепло. Метель, что гнала её из прошлого, осталась далеко позади, и впереди был только свет — неяркий, но твёрдый, как её новая жизнь.
