— Опять ты тут в эдакую рань. Каникулы же у вас. Не пойдешь на речку или в кино? Мои уже пошли.
— Нет, теть Галя, мне не нравится купаться – там тина и камни.
— Для ребенка ты очень придирчивая, — пожурила ее Галина, — Смотри, у меня орешки со сгущенкой есть. Забегай. А то мои с речки придут и все съедят за минуту.
— Спасибо.
Речка? Игры? Кино? Этого в детстве у Насти практически не было. На каникулах она, не разгибаясь, работала в огороде. Лучше было полоть грядки, чем проводить лето, не вылезая из темной квартиры, где никогда не поднимали жалюзи, потому что Валера при свете всегда кричал и брыкался. Если его выводили во двор, то солнечные лучи были ему интересны. Но не в квартире. В квартире должна была быть темнота, насколько это возможно сделать днем. Потому-то Настя и мчалась к грядкам. Она и у соседей полола, когда нужно. За вознаграждение. Ей восторгались, какая трудолюбивая девочка. Но реальность была куда прозаичнее: Насте было нужно вырваться из дома, а игры с ребятней уважительной причиной не считались. Либо огород, либо – сиди с Валерой.
Отец Валеры сбежал, когда мальчик только родился, узнав о его состоянии.
Мама пахала на трех работах, а Валера был с бабушкой, но потом родилась и Настя, так как “нужен кто-то крепкий”. Мама решила, что у нее будет и активная девочка. Сбылось. Настя не повторила историю брата.
Когда она после каникул возвращалась к занятиям и делала уроки, то мама выдергивала ее фразой:
— Валере нужно учиться говорить.
Будто это был прогресс.
Вот он научится говорить, и сразу жизнь станет сказочной. Но каждому человеку нужно во что-то верить, и их мать не была исключением. По часу она занималась, по часу – Настя.
Все-таки Валера заговорил, правда, односложно:
— Мама. Ба. Рыба. Вода.
Вряд ли он полностью осознавал значение этих слов, скорее, повторял за ними, но и это был прогресс.
Самочувствие Валеры никак не улучшить. Вот, какой он есть, таким и состарится. Это все знали. Может, какие-то несущественные шажочки и были, но он точно не поднимется завтра с кровати и не пойдет в колледж. Мама выла тайком в подушку, но Настя ничего не могла ей сказать.
***
Настя давно не ребенок. Она сама мать. Вся ее жизнь давно изменилась – другой дом, другие люди. Муж. Доченька. Но в доме у матери ничего не поменяло свой вид – мама грела на плите все ту же кастрюльку, в которой размешивала все то же питание для Валеры. Около той кастрюльки ее и нашли. К сожалению, печальная история вышла.
Помимо потери матери, к Насте подкрадывалась еще одна трагедия. То, о чем она всегда догадывалась, и чего боялась. У Валеры нет других родственников.
— Как насчет интерната? – спросил супруг, видя, что Настя никакая.
— Мама на это жизнь положила… Если я его туда отправлю, то все было напрасно?
Что ей сказала бы мама? Они никогда не обсуждали, что будет, если… Никогда. Теперь Настя об этом жалела.
Для Валеры новая обстановка – это испытание. Он не бывал у сестры с ее супругом, он много десятилетий находился с одним и тем же человеком. Валера, когда его перевезли, стал неуправляемым.
— Мама! – все, что он говорил.
Настя несла ему погремушки, которые до сих пор ему нравились, а Валера их кидал. Чтобы он поел, его уговаривали часами все – от Насти до ее дочки Любы.
— Мама! – требовал Валера.
— Да нет ее больше! – внезапно подскочила Настя, теряя самоконтроль, — Я тоже ее потеряла!
Закрылась у себя. Рыдала, вспоминая маму. Потом глянула на Любу и поблагодарила судьбу, что девочка у нее в полном порядке. Настя бы не смогла, как ее мать. Не выдержала бы этого.
Как-то Настя попросила Любу покормить Валеру, пока была занята, а тот на Любу напал. Девочка приврала, что все прекрасно, но родители заметили отметины.
— Послушай. Я долго молчал. Но, если наша дочь пострадает, я не посмотрю, что… — начал супруг, но не сумел закончить. Что ему было говорить? Они все теряли себя, — Ему нужны профессионалы. Учреждение.
— Он мой брат.
— И здесь твоя дочь!
Сама Настя бы смирилась. Вытерпела бы все. Но Люба, пишущая сочинение в соседней комнате, не должна была в этом существовать. Настя возвратилась с братом в родной дом, а ее Люба осталась жить с отцом. Постепенно супруг начал говорить, что у них не семейная жизнь, а пародия на нее, и подал на развод. Люба по-прежнему проживала с отцом, потому что у мамы не было возможность ее забрать, а сама Настя стояла у плиты с кастрюлькой и не понимала, как оно получилось.
