— Галя, а где коробка из-под печенья? Та, что на антресолях стояла? — Михаил спустился с табуретки, держа в руках старую газету.
— Какая ещё коробка? — Галина даже не подняла головы от кроссворда. — Ты что там вообще ищешь?
— Ну как какая! Синяя такая, от датского печенья. Ты же туда наши сбережения складывала. На дачу копили, помнишь?
Галина медленно отложила ручку и повернулась к мужу. Лицо у неё стало каким-то странным — будто она внутренне собралась с духом.
— Миша, садись. Нам надо поговорить.
— Да подожди ты! — Михаил снова полез на табуретку. — Может, ты её переставила? Там же тысяч семьдесят накопилось! Не могла же она сама исчезнуть!
— Сказала, садись! — голос Галины прозвучал так резко, что Михаил чуть не свалился.
Он медленно спустился и сел напротив жены за кухонный стол. Осенний дождь за окном вдруг показался ему особенно громким.
— Денег нет, — сказала Галина тихо. — И дачи не будет.
— Как это нет? Куда они делись? Ты же сама говорила — копим, копим, скоро хватит на участок…
— Миша, я взяла эти деньги. Все до копейки.
Михаил смотрел на жену, не понимая. Казалось, она говорит на незнакомом языке.
— Взяла куда?
— На новую жизнь. — Галина встала и подошла к окну. — Я устала, Миша. Устала от этой квартиры, от тебя, от всего. Мне шестьдесят почти, а я так и не пожила по-настоящему.
— Галка, ты что несёшь? — Михаил попытался засмеяться, но вышло как-то жалко. — Мы же планы строили! Грядки, баня, внуков на лето к себе возить…
— Твои планы, — отрезала она. — Я устала быть частью твоих планов. Хочу свои.
Михаил вскочил из-за стола.
— Ты что, с ума сошла? Двадцать лет мы копили! Отказывали себе во всём! Помнишь, как ты ругалась, когда я новые ботинки хотел купить? «На дачу копим», говорила!
— И правильно говорила. Только дача будет моя. И жизнь моя.
— А я что, не твоя жизнь?
Галина обернулась к нему. Глаза сухие, решительные.
— Нет, Миша. Ты — моя привычка. А привычки надо менять.
Михаил опустился на стул. Руки у него задрожали.
— Галя, мы же тридцать пять лет вместе…
— Именно поэтому. Достаточно.
Она прошла в спальню и вернулась с чемоданом. Видимо, давно собранным.
— Ты куда?
— К Зое. Она мне поможет с переездом.
— К какой Зое?
— К соседке Зое. Ты же её знаешь. Она уже давно меня поддерживает.
— Поддерживает в чём?
— В решении начать жизнь заново. — Галина надела пальто. — Не провожай.
— Галка, стой! — Михаил кинулся к ней. — Мы же можем всё обсудить! Может, ты права, может, что-то изменим…
— Поздно, Миша. Слишком поздно.
Дверь хлопнула. Михаил остался один на кухне, где пахло борщом и чужими планами.
За окном дождь усилился, и ему показалось, что вода смывает не только пыль с улиц, но и всю его прежнюю жизнь.
Он сел за стол и уставился на кроссворд, который Галина не успела доделать. «Предательство близкого человека» — семь букв по горизонтали.
— Измена, — произнёс он вслух и впервые за тридцать пять лет заплакал.
Три дня Михаил не выходил из квартиры. Ел всухомятку, смотрел в потолок и пытался понять, где он ошибся. Может, действительно был эгоистом? Может, слишком увлёкся своими планами?
На четвёртый день позвонил внук Артём.
— Дед, ты живой? Бабушка сказала, что вы поссорились.
— Артёмка… — голос у Михаила охрип. — А она где сейчас?
— У тёти Зои временно. Говорит, что вы разводитесь. Это правда?
Михаил долго молчал. Слово «развод» звучало дико после стольких лет.
— Не знаю, внучек. Не знаю.
— Дед, а что с деньгами? Бабушка говорит, что потратила ваши сбережения на что-то важное. На что?
— Если бы я знал…
После разговора Михаил решил идти к Зое. Надо же выяснить, что происходит.
Зоя открыла дверь не сразу. Когда увидела Михаила, лицо у неё стало виноватым.
— Миша, привет…
— Где Галя?
— Её нет. Уехала.
— Куда уехала?
Зоя замялась.
— К сестре. В Краснодар. Сказала, что там будет жить.
— Сестре? — Михаил удивился. — У Гали нет сестры!
— Ну… есть. Просто вы не общались.
Михаил понял, что Зоя врёт. Но зачем?
— Зоя, ты же нормальная женщина. Объясни мне, что происходит?
— Миша, я не могу. Галя просила не рассказывать.
— Рассказывать что?
— Ничего! — Зоя попыталась закрыть дверь. — Извини, мне пора.
Но Михаил успел заметить в прихожей Галинины тапочки. Те самые, с розочками, которые он подарил на прошлый день рождения.
— Она здесь, — сказал он тихо. — Галя здесь, правда?
Зоя вздохнула.
— Миша, она не хочет тебя видеть. Попроси прощения, если что-то не так сделал, но пока что…
— Прощения за что? Я до сих пор не понимаю, что произошло!
— Галя говорит, что ты её не слушал тридцать пять лет. Вот и не слушай дальше.
Дверь закрылась. Михаил постоял немного, потом медленно пошёл домой.
Вечером он открыл Галинин шкаф. Половина вещей исчезла. Но самое странное — исчезли те самые документы, которые она всегда хранила в коробке из-под чая. Паспорт, сберкнижка, даже свидетельство о браке.
Будто готовилась к побегу давно.
Неделю спустя Михаил пошёл в банк. Надо было проверить сберкнижку — может, там хоть что-то осталось.
Очередь двигалась медленно. Впереди стояла женщина с короткой стрижкой, что-то бурчала под нос.
— Сколько можно ждать! У меня обед через полчаса!
Михаил узнал голос. Обернулся — Ольга Семёновна, бухгалтерша из соседнего подъезда.
— О, Михаил Петрович! — обрадовалась она. — Как дела? Галину давно не видела.
— Да так… — Михаил не хотел распространяться.
— А вы знаете, она у меня недавно справку какую-то заказывала. О доходах семьи за двадцать лет. Говорила, для пенсионного оформления нужно.
Михаил насторожился.
— Какую справку?
— Ну, полную выписку по всем счетам, накоплениям. Я ей всё подсчитала — почти миллион двести набежало! Она так удивилась, говорит: «Неужели столько?» А я отвечаю: «Галина Ивановна, вы же экономная, копеечка к копеечке…»
У Михаила поплыло в глазах.
— Миллион двести?
— Ну да! А что, разве не знали? Там же не только наличные, но и вклады, и ваши премии накопительные, и материнский капитал от дочери, который на вас оформлен был…
Михаил вышел из банка, не дождавшись очереди. Ноги еле держали.
Дома он достал старые документы, начал считать. Получалось действительно больше миллиона. Деньги, которые они копили не только на дачу, но и на старость, на внуков, на лечение…
Все сбережения тридцатипятилетней совместной жизни.
Вечером пришёл Артём.
— Дед, ты чего такой мрачный?
— Артёмка, а бабушка тебе ничего про деньги не говорила?
— Говорила. Сказала, что купила участок в Краснодаре. С домиком. Хочет там жить, выращивать помидоры.
— Участок… — Михаил покачал головой. — А про меня что говорила?
— Что ты не хотел туда ехать. Что привык к городу и менять ничего не собираешься.
— Врёт она всё, внучек. Я про никакой Краснодар и не слышал.
Артём помолчал.
— Дед, а может, вы просто не понимали друг друга? Может, она пыталась с тобой говорить, а ты не слышал?
— Тридцать пять лет я её не слышал?
— Не знаю, дед. Но бабушка плачет каждый день. Тётя Зоя говорит.
— Плачет? — Михаил удивился. — А зачем тогда уходила?
— Говорит, что по-другому ты бы не понял, как ей плохо было.
Михаил долго думал после ухода внука. Может, действительно что-то упускал? Может, Галя пыталась ему объяснить свои желания, а он не слушал?
Но зачем тогда врать про сестру? Зачем красть деньги тайком?
На следующий день он решил поехать к Зое ещё раз.
— Миша, не надо, — сказала соседка, едва открыв дверь.
— Зоя, я просто хочу понять. Галя говорит, что я её не слушал. Хорошо, не слушал. Но зачем обманывать? Зачем брать деньги украдкой?
— Она боялась.
— Чего боялась?
— Что ты запретишь. Что скажешь — рано ещё, потерпи, не время.
— А разве я когда-нибудь ей что-то запрещал?
Зоя вздохнула.
— Миша, она говорила, что ты живёшь в своих планах. И место для неё там есть только как для помощницы.
— Это неправда!
— Может быть. Но она так чувствовала.
Прошёл год. Михаил привык жить один. Научился готовить, стирать, даже цветы поливать — те самые фиалки, которыми так гордилась Галя. Удивительно, но они не завяли.
И вдруг в ноябре она вернулась.
Михаил услышал знакомый звук ключа в замке. Сердце ёкнуло — за год он так и не поменял замки.
— Миша? — голос из прихожей звучал неуверенно.
— Заходи, — сказал он, не оборачиваясь от телевизора.
Галя вошла в комнату. Постарела, похудела. Руки дрожали.
— Можно присесть?
— Твой дом.
Она села на край дивана, как гостья.
— Миша, я хочу объяснить…
— Не надо. Поздно уже.
— Я жила в Анапе. Купила там домик с участком. Как мы и мечтали.
— Как ты мечтала, — поправил Михаил.
— Думала, что это счастье. Своё место, своя жизнь, никто не командует…
— И как? Счастлива?
Галя заплакала.
— Миша, я поняла… Я поняла, что наделала глупость. Что деньги — это не главное.
— А что главное?
— Ты. Мы. Наша жизнь вместе.
Михаил наконец обернулся. Посмотрел на неё долго, внимательно.
— Знаешь, Галя, за этот год я много думал. И понял — ты была права.
— В чём права?
— Я действительно не слушал тебя. Жил в своих планах. Считал, что если мы делаем одно дело, то и мечтаем об одном.
— Миша…
— Но знаешь, в чём ты была неправа? В том, что соврала. В том, что украла. В том, что не попыталась просто поговорить.
— Я пыталась! Сколько раз пыталась!
— Когда? — Михаил встал, подошёл к окну. — Когда ты пыталась сказать мне, что хочешь в Анапу? Когда говорила, что тебе плохо со мной?
— Я… я не знала, как сказать.
— А как ты собиралась жить дальше? Навсегда в Анапе?
Галя вытерла слёзы.
— Не знаю. Думала, что смогу забыть. Начать новую жизнь.
— И что помешало?
— Ты мне снился каждую ночь. Наша кухня, наш чайник, твои тапочки у кровати…
— Значит, не так уж плохо мы жили?
— Нет, Миша. Хорошо жили. Просто я хотела… большего.
— Большего чего?
— Большего внимания. Чтобы ты не просто рядом был, а со мной. Чтобы спрашивал, чего я хочу. Чтобы слушал мои глупости.
Михаил обернулся.
— А теперь чего хочешь?
— Вернуться домой. К тебе.
— А деньги?
— Дом продала. Почти все деньги вернула на счёт. Осталось тысяч двести — на дорогу потратила, на жизнь там.
— А участок наш? На который мы копили?
— Миша, если ты простишь… мы можем купить участок здесь, рядом с городом. И ездить вместе. Вместе планировать, вместе сажать…
Михаил долго молчал. За окном падал первый снег — такой же, как год назад, когда рушилась его жизнь.
— Знаешь, Галя, я тебя прощаю.
— Правда? — она вскочила.
— Прощаю. Но не принимаю.
— Как это?
— Я понял за этот год — можно жить и без тебя. Оказывается, можно. И понял ещё — доверие не склеивается.
— Миша, но мы же любим друг друга!
— Любили. А теперь… теперь я просто не боюсь остаться один.
Галя рухнула на диван.
— Что же мне теперь делать?
— Не знаю, Галя. Думай сама. Ты же хотела принимать решения самостоятельно.
Три месяца Галя жила у Зои. Михаил видел её иногда в магазине, у подъезда. Здоровались сдержанно, как соседи.
Весной она постучала к нему снова.
— Миша, я уезжаю.
— Куда?
— В Анапу. Окончательно. Дом там всё-таки оставила — маленький, но свой.
Михаил кивнул.
— А документы о разводе подашь?
— Если ты хочешь.
— Хочу, — сказал он просто.
Галя достала из сумочки конверт.
— Тут ключи от ячейки в банке. Деньги почти все вернула. И ещё… — она положила на стол обручальное кольцо. — Извини, Миша.
— За что извини?
— За то, что не умела быть женой. За то, что думала только о себе.
Михаил взял кольцо, покрутил в руках.
— А я извини за то, что не умел быть мужем. За то, что не слышал тебя.
— Мы оба виноваты.
— Да. Но ты первая сбежала.
Галя встала.
— Артём будет ко мне приезжать. На каникулы. Если ты не против…
— Конечно. Он тебя любит.
— А ты?
Михаил долго смотрел в окно. За стеклом зеленела молодая листва — жизнь продолжалась.
— Я тебя отпускаю, Галя. С миром.
После её ухода Михаил сел за кухонный стол и достал тот самый кроссворд, который она не успела доделать год назад. «Предательство близкого человека» — семь букв.
Он стёр написанное им тогда слово «измена» и вписал другое: «урок».
Вечером позвонил Артём.
— Дед, бабушка сказала, что вы развелись.
— Да, внучек.
— Тебе грустно?
— Знаешь, Артёмка, нет. Не грустно. Как-то даже… легко.
— А дачу покупать будешь?
Михаил улыбнулся. За окном светило солнце, и квартира казалась просторной и светлой.
— Обязательно. Только теперь буду планировать сам. И сажать буду что хочу.
— А помидоры?
— И помидоры. И огурцы. И цветы для соседок.
— Дед, а ты счастливый?
Михаил подумал. Год назад этот вопрос поставил бы его в тупик. Теперь ответ был простым.
— Да, внучек. Знаешь почему? Потому что понял — счастье не в том, чтобы кто-то был рядом. А в том, чтобы тебе было хорошо с самим собой.
— Я тебя люблю, дед.
— И я тебя люблю, Артёмка. Очень.
После разговора Михаил полил фиалки — они цвели всю зиму, будто радовались свободе. Потом сел за стол и начал составлять план будущей дачи. Своей дачи. Где будет место для всего, что он любит, и никто не будет говорить, что это неправильно.
За окном наступала весна, полная новых возможностей.
