— Галь, ты выбирай давай — либо я, либо твои драгоценные рельсы! Сил моих больше нет терпеть эти твои поезда! — Алексей с грохотом поставил чашку на стол, расплескав чай по выцветшей скатерти.
Галина привычным движением промокнула лужицу тряпкой. За тридцать два года совместной жизни она научилась не реагировать на эмоциональные всплески мужа. Молча собирала на стол ужин — сегодня был последний вечер перед трехдневной сменой.
— Ты хоть слышишь меня? Или уже и дома в своем депо? — Алексей подошел ближе, загораживая проход к холодильнику.
— Слышу, конечно. И что ты хочешь, чтобы я ответила? — она положила нарезанную колбасу и хлеб перед мужем. — Мне завтра в рейс, давай поужинаем спокойно.
— Вот именно! Тебе вечно куда-то надо! А я тут как чемодан на вокзале — жди, когда хозяйка вернется!
Галина вздохнула и села напротив. На стене тикали часы, которые они купили, когда въехали в эту квартиру. Тогда все было иначе. Алексей работал в шахте, она — проводницей. Потом шахту закрыли, а она постепенно доросла до начальника поезда.
— Леш, мы это уже обсуждали. Я не могу бросить работу. У нас ипотека, до пенсии еще пять лет, да и…
— Да и зачем тебе я, когда у тебя кабина машиниста есть, да? — перебил Алексей. — Ты когда мужиком стала, а я не заметил?
— А ты когда перестал им быть? — вырвалось у Галины, и она тут же пожалела о сказанном.
Алексей побледнел. Ему никак не удавалось устроиться после закрытия шахты. Где только не пробовал — охранником, водителем, на стройке. Но то здоровье подводило, то характером не сходился с начальством.
— Значит, так заговорила? — его голос стал тише, что всегда предвещало настоящую бурю. — Это я, значит, не мужик?
— Ты всё не так понял, — Галина потянулась к его руке, но он отдернул ладонь.
— Как же не так? Ты же у нас большой начальник! Как там тебя называют? Железная Галина Сергеевна? А дома кто ты? Жена хоть иногда бываешь?
— Лёш, перестань, пожалуйста. Моя работа…
— Твоя работа! — он почти выплюнул эти слова. — А может, тебе просто нравится, что ты там командуешь? Что ты там главная, а не здесь, на кухне, где бабе и положено быть?
Галина медленно встала, сжимая в руках полотенце.
— Знаешь, Лёш, я устала от этого разговора. Я кормлю нас обоих уже сколько — десять лет? И ни слова тебе не говорила. А теперь ты решил, что с тебя хватит? — она повесила полотенце и достала из тумбочки свою форменную куртку.
— Куда собралась? — Алексей нахмурился.
— В депо. Переночую там, мне все равно завтра рано выезжать.
— Значит, убегаешь? — он усмехнулся. — Это ты хорошо умеешь. Только не забудь, что поезда никого не согреют ночью.
Галина застыла на секунду, держа куртку в руках.
— Ты хочешь, чтобы я выбрала? Хорошо. Только учти, Лёш, если я сейчас выберу тебя, ты сам не будешь счастлив. Потому что я — это моя работа тоже. Кем я стану без неё? Ещё одной озлобленной бабой с нашего двора?
— Вот и выбрала, — Алексей отвернулся к окну. — Когда рейс закончится, можешь не возвращаться.
— Что?
— Слышала. Надоело. Я тебе не игрушка, чтобы со мной так. Хотел как лучше — думал, может, одумаешься. Но нет, тебе дороже твои рельсы.
Галина сжала пальцы на пуговицах куртки так, что побелели костяшки.
— Леш, это ультиматум? Ты понимаешь, что говоришь сейчас?
— Прекрасно понимаю. А пора бы и тебе понять, что муж — это не вещь на антресолях, которую изредка смахивают от пыли.
Она молча взяла сумку, положила форму, добавила пару футболок.
— Хорошо, Алексей. Ты прав. Если тебе так проще, я не вернусь, — в её голосе не было ни злости, ни обиды, только усталость от многолетнего разговора на повышенных тонах.
— Ты даже не попытаешься переубедить меня? — он явно не ожидал такой реакции.
— А смысл? Чтобы через месяц мы снова вернулись к тому же разговору? — она застегнула сумку и посмотрела на мужа. — Тридцать два года вместе, Лёш. И ты до сих пор не понял, кто я.
Галина вышла из подъезда в промозглую осеннюю темноту. Фонари едва освещали двор. Порывистый ветер бросал в лицо мелкий дождь. Она на секунду остановилась, взглянув на окна их квартиры — свет в кухне всё ещё горел. Помедлив, двинулась вперёд.
Старенькая «девятка» завелась не с первого раза. Галина потерла замёрзшие руки и включила печку. До депо было минут двадцать езды по пустым улицам городка.
— Железная Галина, — пробормотала она, повторяя слова мужа. — А что делать-то?
Телефон в кармане завибрировал. Ира, её заместитель.
— Галь Сергевна, вы извините за поздний звонок. У нас проблема — Петрович в запой ушёл, а у него завтра рейс.
— Твою ж… — Галина сжала руль крепче. — Ладно, разберусь. Будь на связи.
Она свернула на дорогу, ведущую к депо. Городок остался позади — типовые пятиэтажки, облезлый дом культуры, закрытая шахта на горизонте. Когда-то здесь кипела жизнь. Теперь половина населения ездила на заработки, а вторая половина перебивалась случайными шабашками.
Депо встретило её привычным гомоном. Несмотря на поздний час, здесь жизнь не замирала. Пахло мазутом, металлом и крепким чаем из диспетчерской.
— Сергевна, здорово! — окликнул её дежурный слесарь Михалыч. — Чего так рано? До твоего рейса ещё…
— Петрович, — коротко бросила она, и Михалыч понимающе кивнул.
— Пятый уже раз за полгода. Вот что с ним делать?
— Пока не знаю, — она поправила фуражку. — Схожу к диспетчерам, узнаю ситуацию.
В диспетчерской сидела Тамара Николаевна — строгая женщина предпенсионного возраста, которая знала расписание всех поездов наизусть.
— Явилась, — кивнула Тамара, не отрываясь от журнала. — Петрович твой в хлам. Надо замену искать.
— Уже поняла. Есть идеи?
— Молодой Семёнов мог бы, но он на больничном. Остальные в разгоне, — она наконец подняла глаза. — Ты сама-то как?
Галина дёрнула плечом.
— Нормально.
— Вижу я, как нормально. С Лёшкой опять?
— Тань, давай без этого, — Галина потёрла переносицу. — Что с рейсом Петровича?
— Пассажирский до Краснодара, отправление в 6:15, — Тамара всё же отложила журнал. — Без начальника поезда никак. Придётся тебе.
— А мой рейс?
— Там Ирка может. Это ж товарняк.
Галина кивнула и, бросив сумку на стул, принялась изучать документы. Значит, вместо планового рейса придётся вести пассажирский. Три дня туда-обратно, почти без остановок. А потом… Что потом?
Мысли возвращались к последним словам мужа: «Можешь не возвращаться». За тридцать два года всякое бывало, но до такого ещё не доходило.
— Слышь, Галь, — Тамара придвинула ей кружку с чаем. — Небось, опять пилит за работу?
— Да он всегда пилит, — она отпила горячий чай. — Но сегодня… Сегодня поставил точку, похоже.
Утро выдалось промозглым. Галина шла вдоль состава, проверяя готовность вагонов. Рядом семенила молоденькая проводница Олеся, впервые выходившая на маршрут.
— Галина Сергеевна, а правда, что вы в машиниста переучивались? — Олеся с восхищением смотрела на начальницу.
— Правда, — Галина остановилась у последнего вагона. — Только не сложилось. Здоровье подвело.
— Зато вы теперь главная, — восторженно продолжала Олеся. — Муж, наверное, гордится?
Галина усмехнулась, но промолчала. Состав был готов. Посадка началась, и она переключилась на работу.
К обеду поезд набрал ход, и Галина зашла к проводникам — проверить обстановку. В третьем вагоне немолодая пассажирка с крашенными в ярко-рыжий волосами пыталась уговорить проводницу поставить под зарядку шесть телефонов одновременно.
— Понимаете, у нас вся семья едет, — щебетала пассажирка. — Муж, дети, внуки.
— А розетки у каждого свои, — сухо ответила проводница. — Не положено столько сразу.
— Что у вас? — вмешалась Галина.
— Да вот, пассажиры… — начала проводница, но рыжеволосая женщина перебила:
— Милочка, вы, видимо, старшая? Объясните своей девочке, что мы с мужем заслуженные шахтёры, у нас льготы. И вообще, мы люди пожилые, нам нужна связь с родными.
Галина внимательно посмотрела на пассажирку. Что-то в ней было странно знакомое.
— Валя? Валентина Крутикова, это ты?
Женщина прищурилась.
— Галка? Серьёзно? — она оглядела Галину с ног до головы. — Вот это встреча!
Они обнялись. Валентина была женой Колька Крутикова — когда-то лучшего друга Алексея по шахте.
— А где Колька? Тоже едет? — Галина оглядела вагон.
— Он во втором, с внуками возится, — Валентина расцвела. — Мы к дочери в Краснодар переезжаем. Представляешь, она там бизнес-леди! Магазин свой открыла.
— Повезло, — кивнула Галина. — Хорошо устроились.
— А ты как? Всё железной дорогой командуешь? А Лёшка?
— Лёшка… — Галина запнулась, но тут в коридоре появился высокий седой мужчина с ребёнком на руках.
— Валь, куда ты пропала? — он остановился, заметив Галину. — Ба! Какие люди!
— Здравствуй, Коль, — Галина улыбнулась, подмечая глубокие морщины на лице бывшего шахтёра. — Как жизнь?
— Да жить можно! — он похлопал её по плечу. — Вот, старыми пеньками в новую жизнь двинули. Дочка зовёт бизнес развивать. У неё там сеть магазинов.
— Так сеть уже? — Валентина подмигнула Галине. — Видишь, как растёт!
— А Лёшка-то как? Всё на шабашках?
Галина сглотнула комок в горле.
— Он… Да, работает. То тут, то там.
— И не надоело ему? — Крутиков покачал головой. — Я ему говорил: поехали с нами! У Светки в магазинах мужские руки всегда нужны. Зять-то у нас тоже при деле, своя мастерская. А Лёшка упёрся: мол, не поеду никуда, здесь родился, здесь и помирать буду.
— Типичный Лёшка, — Валентина взяла мужа под руку. — Слушай, Галь, а может, ты его уговоришь? Ты ж вечно в разъездах, ему скучно. А тут — новое место, перспективы.
— Поздно уговаривать, — Галина отвела взгляд. — Мы, кажется, расходимся.
— Да ладно?! — хором воскликнули супруги.
— Вот так новости, — Колька покачал головой. — Вы ж как эталон были — всегда вместе, всегда заодно.
— Всё меняется, — Галина одёрнула форменную куртку. — Мне пора. Насчёт телефонов решим, не волнуйтесь.
Стуча каблуками по проходу, она шла к служебному купе. Внутри что-то сжималось. Вот так и выходит — Крутиковы нашли своё счастье, а они с Лёшкой… Расходятся. Как поезда на разных путях.
В купе она уткнулась в бумаги. Пусть работа отвлечёт от тяжёлых мыслей. Когда стемнело, она позвонила Ире — узнать об оставленном рейсе. На звонок никто не ответил. Галина нахмурилась и набрала другой номер — диспетчерской. Тамара взяла трубку сразу:
— Галь, ты? Как там рейс?
— Нормально, по расписанию. А что с Ирой? Не берёт трубку.
Повисла странная пауза.
— Тань?
— Слушай, Галь… А тебе Лёшка не звонил?
— Нет, — сердце вдруг сжалось. — А должен был? Что-то случилось?
— Галь, только не паникуй, — голос Тамары звучал напряжённо. — Ирка в больнице. Они с твоим Лёшкой попали в аварию.
Мир вокруг будто остановился. Галина сжала телефон так, что побелели пальцы.
— Что… что с ними? — её голос превратился в шёпот.
— Живы оба. Ирка с сотрясением, а Лёшка… — Тамара замялась. — У него сложнее. Перелом ноги, ребро сломано, но жить будет.
— Как это произошло? — Галина чувствовала, как внутри всё леденеет.
— По словам Иры, Лёшка приехал в депо искать тебя. Был сам не свой. Ирка сказала ему, что ты в другом рейсе. Предложила подвезти его домой, сама как раз заканчивала смену. А на перекрёстке у элеватора в них въехал грузовик.
— Господи, — Галина потёрла лоб. — Я должна вернуться.
— Нельзя, Галь. Ты на маршруте, с пассажирами. До Краснодара ещё ночь пути, потом день отдыха и обратный рейс.
— К чёрту рейс! — впервые за всю карьеру Галина повысила голос. — Мой муж в больнице!
— Успокойся, — Тамарин голос стал жёстче. — Ты начальник поезда. За пассажиров отвечаешь. Лёшка в реанимации, к нему всё равно никого не пускают, только завтра переведут в общую палату.
— Я должна быть рядом.
— Будешь. Через три дня. А пока работай, от этого ничего не изменится. Я присмотрю за ним.
Галина сидела, глядя в темноту за окном. Поезд мчался сквозь ночь, отстукивая на стыках рельсов какой-то безумный ритм. Тук-тук, тук-тук. Сердце стучало так же гулко.
Лёшка искал её. После той ссоры, после того, как сам сказал ей не возвращаться. И где оказался? В аварии. А она даже не может быть рядом.
В дверь постучали.
— Да! — резко отозвалась Галина.
Вошла Олеся с подносом.
— Галина Сергевна, я вам чай принесла. И бутерброды. Вы ничего не ели с утра.
— Спасибо, — Галина взяла чашку. Руки дрожали.
— Что-то случилось? — Олеся тревожно смотрела на начальницу.
— Муж в больнице. Авария, — коротко ответила Галина.
— Ой, как же так! — Олеся ахнула. — А вы что же…
— А я тут, — она отпила чай. Обжигающе горячий, но горечь не перебил. — Вот такие дела, Олеся. Вся жизнь моя на этих рельсах. Ради чего?
— Ну как же, — Олеся присела на краешек дивана. — Вы же… вы для нас всех пример! Столько лет в профессии!
— Пример, — Галина усмехнулась. — А муж вот в больнице, а я даже не могу быть рядом. И знаешь, что он сказал перед этим? «Можешь не возвращаться». Выбирай, мол, или я, или твои рельсы.
— И что вы выбрали? — тихо спросила Олеся.
Галина долго смотрела на свое отражение в стекле.
— Не знаю. Всю жизнь думала, что и то, и другое можно. А, видно, нельзя.
— Галина Сергевна, — Олеся нерешительно коснулась её руки. — А можно сказать? Мой папа тоже всё время в рейсах, дальнобойщик. Мама вечно его пилит, мол, нас забыл. А он однажды рассказал, как ему тяжело — часами за рулём, в любую погоду, по чужим городам. Но он делает это для нас, для семьи.
— И что?
— А то, что она не смогла бы так. И я не смогла бы. А он — смог. И вы смогли. Но мама говорит, что мужчины и женщины по-разному устроены. Женщине всегда тяжелее разрываться между домом и работой.
Галина отставила чашку.
— Не в этом дело, Олесь. Я никогда не разрывалась. Я всегда знала, что делаю всё правильно — обеспечиваю семью, потому что у мужа не сложилось с работой. И он это принимал… раньше. А теперь вроде как не принимает. Только что изменилось?
— Может, он устал чувствовать себя… ну, не главным?
Галина задумалась. Крутиковы, такие же шахтёры, как Алексей. Но вот они нашли выход, не стеснялись принять помощь от дочери. А Лёшка всё цеплялся за прошлое, за свою гордость.
Телефон снова зазвонил. Незнакомый номер.
— Слушаю, — напряжённо ответила Галина.
— Галина Сергеевна? — мужской голос, официальный тон. — Старшая медсестра отделения реанимации беспокоит. У нас ваш муж, Романов Алексей Иванович.
— Да-да, я знаю, — у Галины перехватило дыхание. — Что-то случилось?
— Он пришёл в себя и требует вас. Очень настойчиво. Мы объяснили, что вы не можете приехать, но он…
В трубке послышалась возня, а потом хриплый, до боли знакомый голос:
— Галь, это я. Прости меня, слышишь? Какой же я дурак.
— Лёш, — она почувствовала, как по щекам потекли слёзы. — Как ты? Что врачи говорят?
— Да живой я, живой. Но до смерти испугался, Галь, — его голос дрожал. — Когда в нас этот грузовик врезался, я думал… я всё думал: неужели так и не увижу тебя больше? И какие же глупости я наговорил.
— Лёш…
— Нет, дай скажу, пока силы есть. Я гордиться тобой должен был все эти годы. А я что? Как мальчишка обиженный. Галь, ты возвращайся. И к чёрту все мои ультиматумы.
Галина закрыла глаза, пытаясь справиться с эмоциями.
— Обязательно вернусь. Через три дня.
— Я буду ждать, — его голос ослаб. — Прости, сестра забирает телефон. Говорит, мне нельзя волноваться.
— Лёш, я люблю тебя, — быстро сказала она.
— И я тебя, Галька. Всегда любил.
Связь оборвалась. Галина сидела, глядя в одну точку. Олеся тихо вышла, закрыв за собой дверь.
Поезд нёсся вперёд, отсчитывая километры. Три дня. Всего три дня, и она вернётся. И всё будет по-другому. Должно быть.
Обратный путь казался бесконечным. Несмотря на загруженный график, Галина ловила себя на том, что постоянно смотрит на часы. Она несколько раз звонила Тамаре, которая навещала Алексея и сообщала, что с ним всё в порядке — перевели из реанимации, идёт на поправку, даже с соседями по палате шутит.
Когда состав наконец прибыл на родную станцию, Галина едва дождалась окончания всех формальностей. Вещи она скинула в дежурке, переоделась в гражданское и поспешила в больницу. Шаги гулко отдавались в стерильном коридоре.
У двери палаты она на секунду застыла. Из-за двери доносился знакомый смех. Сердце защемило от нежности — сколько лет она не слышала, как Лёшка смеётся?
Она осторожно толкнула дверь. Алексей в застиранной больничной пижаме сидел на кровати, нога в гипсе вытянута. Рядом на тумбочке — горка мандаринов и книга.
— Галька! — его лицо осветилось. — Наконец-то!
Она бросилась к нему, забыв про всю свою сдержанность. Обняла осторожно, боясь задеть повязки.
— Лёш, родной…
— Всё нормально, — он гладил её по спине. — Подумаешь, железякой по рёбрам. Я крепкий.
— Крепкий, как же, — она вытерла слёзы. — Напугал меня до смерти.
— Я себя ещё больше напугал, — его взгляд стал серьёзным. — Всё думал: вот так глупо помрёшь, а жена даже не знает, как сильно ты её любишь. Потому что сам дурак, всё гордыню тешил.
— Ты не дурак, — она села рядом, взяв его за руку. — Просто нам обоим было тяжело. После шахты…
— После шахты я должен был радоваться, что у меня такая жена, а не ныть, что не кормилец, — он сжал её ладонь. — Знаешь, пока лежал тут, со мной в палате старик был. Ушёл уже. Так вот, он рассказал, как всю жизнь дальнобойщиком проработал. Жена дома детей растила. А потом заболела — и пока его не было, умерла. Он вернулся из рейса, а дом пустой. Галь, я же чуть тебя не потерял…
Она прижалась к его руке щекой.
— А я встретила Крутиковых — помнишь? Они к дочке в Краснодар переезжают. Бизнес семейный. Зовут нас тоже.
— Может, рискнёшь? — он внимательно смотрел на неё. — Жизнь-то новая. Ты железнодорожница хоть где. А мне, может, наконец повезёт.
— А ты как же? — она удивлённо посмотрела на него. — Ты же всегда говорил — никуда не поеду.
— Глупый был, — он усмехнулся. — Да и какая теперь разница, где жить? Главное — с кем.
Галина прижалась к нему, чувствуя, как отпускает многолетнее напряжение.
— Ты прости меня, — прошептал он ей в волосы. — Мне с тобой повезло, а я всё испортить пытался.
— Не испортил же, — она улыбнулась сквозь слёзы.
— И не испорчу больше.
За окном набирал ход пассажирский поезд. Колёса отстукивали ровный ритм, унося пассажиров к новым горизонтам. На обшарпанной тумбочке тикали часы — те самые, что она сняла со стены их дома перед отъездом и привезла в больницу. Первая деталь их будущего, общего дома. Где бы он ни был.
