У Анькиного мужа препротивный характер. Вечно он Аньку критикует. И непутевая, и неспортивная, и неаккуратная Анька, и еще тысяча прекрасных прилагательных с приставкой НЕ.
Вечно она все ломает, ничего не делает по дому! Пуговки не пришивает, носки не штопает. В общем, не жена, а какое-то недоразумение, свалившееся на голову несчастному мужику.
Она никогда не прислушивается к его дельным советам, и в итоге попадает в неприятные ситуации, из которых он, бедолага, устал ее вытаскивать. То за свет не заплатит, то запасные лампочки не купит, то (о! Боже) машину разобьет. И самое интересное, что за разбитую машину Аньку муж не сильно ругал, радовался, что жива осталась. А вот из-за перегоревшей в туалете лампочки ей был устроен показательно-образцовый разнос.
И так – целыми днями: и бухтит, и бухтит… Нет жены рядом –тоскует. Не на кого бухтеть. Смысла в жизни никакого. А рядом жена – так у него глаза сияют, и крылья за спиной вырастают. Поэтому жить без Ани Серега (муж) физически не может. И таскает Аньку всюду за собой, как ридикюль. Или чемодан без ручки, на его взгляд.
А Аня – натура цельная, творческая, свободолюбивая, так сказать. Она физически не переносит никакого на себя давления. И светил бы ее драгоценному зануде яркий и запоминающийся развод, инициатором которого была бы Анна, если не одно НО.
Он, Серега Анькин, был очень… хороший. Домовитый. Сердобольный. Ответственный. Отзывчивый.
Ж-а-а-а-а- лостливый.
Ему жалко маленьких деток. Увидев на экране телевизора очередного заболевшего малыша, он со всех ног стремится перечислять деньги на счет отчаявшихся родителей.
— Аня, посмотри… Бедненький… Хорошенький такой…
И бежит переводить последние копейки.
Ему жалко стареньких, одиноких бабушек.
-Аня, где Васька(сын)? Надо бабуське одной дрова к дому перевезти. А то этот черт на Камазе скинул дрова за километр, таскай бабка, как хочешь… А она стоит, бедолага, плачет… Маленькая такая, хорошенькая…
Ему жалко голодных, брошенных собак.
-Анька, вчера в деревню ехал, смотрю, прямо на дороге песик лежит. Весь в клещах, тощий… Хорошенький. Возьмем к себе?
И кошек.
— Такой котеночек хорошенький. Спасу нет. Орет, как резаный. Подбросили, видать. Рыженький, к счастью. Пока у нас щенок маленький, может подружатся?
И поэтому Серегину семью знают все окрестные бабуси,собаки завидев Серегу, издалека улыбаются и машут хвостами(а трое счастливо живут у него дома, и рыжий кот –тоже)
Ему жалко птиц. Собираясь в деревню после работы, он обязательно купит несколько килограммов семечек. Потому что вся эта птичья мелюзга пропадает в морозы от голода и холода. По всему участку у него развешаны кормушки. И синицы, увидев знакомую камуфляжную куртку, слетаются со всей округи к Серегиному дому. Дошло до того, что огромная птичья стая сопровождает его всюду, куда бы он не направлялся. И со стороны это выглядит жутковато. Идет себе человек, а синицы, следуют за ним по пятам, перепархивая с дерева на дерево. Как в фильме Хичкока.
А сойки, по своей природе, существа недоверчивые, скрытные, каждое утро сидят на заборе и заглядывают в Серегино окошко. Он торопливо завтракает, потому что невозможно наслаждаться вкусной едой, когда тебе буквально смотрят в рот. Он прыгает в валенки и бежит кормить нахлебников. Птицы к нему привыкли. Летают прямо над головой, клюют с ладони.
А Черега стоит, улыбается во все тридцать три зуба. Как же, такие хорошенькие птичечки, спасу нет…
Ему жалко бабочек, пчелок, мух, шмелей. Видели бы вы, как здоровый, под центнер весом, мужик, носится по всей веранде. Спасает насекомую мелочь, случайно залетевшую в помещение. Не может он, видите ли, спокойно смотреть, как несчастная бабочка ломает красивые крылышки, пытаясь выбраться из стеклянного плена оконной рамы. Хорошенькая ведь, кто бы спорил.
Охотников муж не любит. Когда они, вереницей проезжают через деревню на своих буранах, Серега с тоской говорит:
— Смотри,Ань… Покатили. Бедные лоси. Ведь убьют их ни за что. Просто так, чтобы потешиться. Я понимаю, семью надо кормить, слова не скажу. А ведь эти для развлекухи убивают…
Аня по молодости любила с ним отправляться в дальние рейсы. Сидишь в кабине большегрузного автомобиля. На улице мороз минус тридцать. А внутри тепло, музыка играет, любимый рядом, что еще для счастья надо. Тогда, в конце девяностых, на дороге можно было увидеть одинокие голосующие фигурки. Насквозь продрогшие девушки, в капроновых чулочках, казалось давно бы уже превратились в ледяные статуи, если бы не слабые движения руки, пытающейся остановить фуры, с ревом пролетающие мимо.
— Смотри, Ань, бедняги. Околеют ведь совсем. Вон, уже колготки к коленкам примерзли, эх вы, дурынды. И зачем вы так свою жизнь губите, ведь хорошенькие такие, заразы…
Аня не обижалась. Надо бы обидеться, но не получалось как-то. И спросить, подвозил ли суженный замерзших дев, неудобно было. Он об этом тактично помалкивал. Жалость и разврат несовместимы – ей так казалось.
А иногда ей казалось, что и с ней Серега из жалости связался.
В тот день было очень холодно. Ветер вырывал из рук прохожих зонты. Небо на что-то разозлилось и обрушило на город огромный ушат ледяной, вперемежку со снегом, воды. Аня стояла на открытой автобусной остановке и пыталась хоть как-то спрятаться от недоброй стихии. Ноги в легких сапоженках промокли, коротенькая юбочка не прикрывала коленок, волосы слиплись сосульками, а нос покраснел от холода. Анька проклинала все на свете, а особенно ленивый автобус, который не торопился приехать и забрать ее отсюда.
И тут напротив посадочной площадки остановилась белая девятка, и улыбчивый парень пригласил Аню в салон. И она, наплевав на все меры предосторожности, которые необходимо было знать каждой девушке, жившей в 1999 году, плюхнулась на пассажирское место рядом с водителем. Паренек, видимо, оценил красоту девичьих коленок, и, подвозя Аню к зданию магазина, где она тогда работала, попросил телефонный номерок.
А потом пришел к ней на работу с цветами. А на Анькин день рождения подарил ей… утюг.
Просто, находясь у девушки в гостях, Сергей обратил внимание, на то, что старый утюг пришел в полную негодность, толком не гладил одежду и Аню током. Жалко ее стало. Спасу нет. Такая ведь хорошенькая…
