— Да любой дурaк может красками по бумажке елозить! Такого позора в нашем роду еще не было! – кричал дед Савелий, когда узнал, что внук собирается поступать в художественное училище.
У Савелия было четыре внучки и только один внук. Втайне он очень гордился тем, что единственного парня в этом «цветнике» назвали в честь него. Наяву же старик строго спрашивал со своего тезки и продолжателя династии.
Узнав, что Савелий-младший после школы решил податься в «художку», патриарх семейства Калачиковых не на шутку разгневался.
— Это как же так? Картинки, что ли, рисовать? Да я в его годы!..
— Сиди уже, дед, со своими годами! – нетерпеливо перебила его супруга Полина Никитична. – У мальчика талант! Выучится, знаменитым художником станет! Может, всю нашу фамилию прославит!
Но на деда Савелия такие аргументы не действовали, и он продолжал кипятиться:
— Чем прославит? Мазней?! Нет, чтобы на завод пойти! Или, скажем, в поле на трактор. Вот это я понимаю!..
Савелий-младший приезжал в деревню к дедушке и бабушке каждое лето. Но в этот раз будущий художник посетил их с сугубо практической целью.
— Для вступительных экзаменов нужно нарисовать несколько работ в разном жанре, – объяснял он бабушке Поле, с удовольствием уплетая ее вареники с картошкой под сметанным соусом с зеленью.
— И что же ты, Савка, изображать будешь? – хмуро поинтересовался дед.
— Есть кое-какие идеи, — неопределенно ответил внук.
Когда несколько дней спустя дед Савелий увидел одну из «кое-каких идей», его душу переполнило кипучее негодование:
— Это что же такое?! Тебе мамка с папкой разве для такого деньги на краски давали?
Три долгих дня юный художник сидел с холстом и палитрой в огороде, на грядке с тыквами. Проходя мимо, дед Савелий мельком заглянул за плечо внука и ужаснулся. На ярком желтом фоне была действительно изображена тыквенная грядка. Только сами тыквы были почему-то синего цвета и росли в окружении красных листьев.
— Понимаешь, деда, это – поп-арт! – терпеливо объяснил внук. – Посыл к массовой культуре.
Дед ничего не понял из слов тёзки и оттого еще сильнее рассердился:
— Дрянь какая-то, а не культура! Что тут культурного? Разве тыквы бывают синими? Где ты такое видел?! Где тут искусство?
— Оставь мальчика в покое! – попыталась осадить мужа баба Поля. – Ему виднее! Если нужно, чтобы тыквы были синими – пускай будут!
Сама она тоже не особо поняла, почему всегда желтые или оранжевые бахчевые у Савушки посинели. Но любовь бабушки к внуку была сильнее творческих предубеждений.
— А это что? — ткнул пальцем дед Савелий в угол картины.
Там, на разлогом красном тыквенном листе красовалась надпись «Ксавье».
Внук объяснил:
— Личная подпись автора картины. Ксавье – это мой творческий псевдоним. Производное от слияния фамилии и имени — Калачиков Савелий.
— Нет, Поля, ты такое слышала? – снова взорвался дед. – Он даже от собственных имени и фамилии отказался! Они, видать, твоего тыквенного гения не устраивают! Называйте его теперь Ксавье!..
— Деда, это всего лишь творческий псевдоним! – постарался успокоить Савелий-младший.
Но дед разозлился не на шутку. Громко хлопнув дверью, он ушел к Макарычу — соседу и давнему своему товарищу по игре в домино.
— И нет бы, чем действительно полезным занялся! – изливал он эмоции другу. – А то ведь — картинки малевать!.. Нет бы на завод или на трактор!.. Вот выпороть бы этого Ксавье! Да так, чтобы неделю сесть не мог!
— Да, мы были совсем другими! – грустно и солидарно вздохнул Макарыч.
— Вот именно! – ощутив поддержку, воспрянул духом дедуля горе-художника. – Мы в те годы стремились к чему-то полезному, действительно важному. Вспомни, Макарыч, какими мы после вoйны вернулись? Как нам жить хотелось, созидать, строить!.. А тут – на тебе, синие тыквы!..
Старики задумались каждый о своем. Им было, что вспомнить из собственной молодости. Первым молчание нарушил сосед:
— А знаешь, Савва, неправильно мы делаем, что сравниваем их с нами. Молодежь теперь другая. И время другое. Пускай молодые живут, что-то свое строят-созидают! Мы же за их счастье и спокойствие большую цену заплатили. Пускай тыквы синие малюют. Только бы вoйн не устраивали!..
— Это ты верно сказал, Михаил Макарович! – кивнул Савелий.- Только бы вoйны не было!..
***
Домой дед Савва вернулся в добром, даже несколько сентиментальном расположении духа. Поднимаясь на крыльцо собственного дома, старик даже хотел, если не попросить у внука прощения, то всем своим видом продемонстрировать благосклонность к его художественным экспериментам.
Однако, занеся ногу на очередную ступень, так и застыл. Стена свинарника, которая еще утром отливала молочной белизной новенького кирпича, пестрела разноцветным пятном. Подойдя ближе и приглядевшись, дед Сава даже за сердце схватился. Со стены на него таращило выпуклые глаза нечто фиолетово-зеленое.
— Граффити, — невозмутимо ответил на немой вопрос внук. – Современная версия наскальной живописи!
— Савушка, а это что за чудище такое? – ахнула баба Поля. – Уже лучше бы свинюшку изобразил! Свинарник же…
— Это пиранья, ба! Хищная рыба…
— Ну, рыба – так рыба, — вздохнула бабушка и, подобрав ведро с огурцами, скрылась в доме.
А дед Савелий только молча плюнул себе под ноги.
***
— Скажи сыну и невестке, чтобы взяли Савку в ежовые рукавицы и бросили эту затею с художествами! – яростно увещевал дед Савелий супругу.
Он неспешно нанизывал на вилку еще горячую жареную картошечку и наблюдал в окно за тем, как внук отмывает от стены пучеглазое чудище.
— Вот возьми сам и скажи! – раздраженно ответила Полина Никитична.
— И скажу! Раз до них не доходит! Распустили парня!.. А лучше – сам с ним серьезно поговорю!
***
Откладывать «серьезный разговор» с наследником династии дед Савелий не стал. Тем же вечером, усадив внука напротив себя во дворе, он попытался образумить заблудшую творческую душу:
— Ты это, Савелий, бросай ерундой маяться! В нашем роду мужики такой чепухой никогда не занимались! Только важными, полезными делами. Вот мой дед, Петр Авдеевич, был печником. Людям печи складывал. Лучшим мастером во всей волости был. Отец мой, Федор Петрович, одним из первых в нашем селе комбайн освоил. А я, как с войны пришел…
— Дедуль, подожди-ка минуточку! Сейчас продолжишь! – прервал его Савелий-младший и убежал в дом.
Скоро он вернулся он с этюдником.
— Ты продолжай рассказывать, дед! – попросил он и развернул холст. – Мне, правда, интересно! Особенно, как ты про вoйну рассказываешь! Но только не могу я сидеть, сложа руки! Буду слушать и работать, ладно?
Дед уже вновь хотел рассердиться, но в голову пришла хитрая успокоительная мысль:
«Пускай малюет! Хоть что-то, да в голову попадет!».
И продолжил дед свой рассказ. И про то, как он с товарищами-односельчанами на фронт добровольцами пошли. И как вернулись они только вдвоем с Макарычем. И как разрушенное врагами село поднимали, и всю область. Как тяжело было в послевоенные годы разрухи и голода. И только мечта о светлом, достойном будущем для детей и внуков не давала дедову поколению сложить руки…
Солнце совсем закатилось за горизонт. И поздние летние сумерки уже подползли к порогу старого калачиковского дома.
— Сворачивайте посиделки, ребята! Ужин готов! – позвала с кухни Никитична.
И оба Савелия, молодой и пожилой, дружно встали и пошли за стол, накрытый щедрой бабушкиной рукой…
***
Утром, как обычно, с первыми петухами, дед Савелий поднялся с кровати и, хрустя суставами, прошелся по дому. Сонная Полина Никитична готовила ведро для утренней дойки.
— Ты погляди там, на диване, — как бы невзначай сказала она мужу и кивнула в сторону гостиной.
Калачиков глянул в ту сторону, куда указала супруга, и остолбенел. На старинном диване стоял его, деда Савы, портрет. Полотно еще не было вправлено в раму и просто опиралось на спинку дивана. Дед Савелий подошел ближе и внимательно вгляделся.
С холста на него точно смотрел он сам. Седые кудри спадали на высокий, прочерченный морщинами, лоб. Взгляд пронзительных голубых глаз, не поблекших со временем, задумчиво смотрел куда-то за линию горизонта. Старик на портрете словно пребывал мысленно где-то далеко, в невозвратном, но таком дорогом сердцу прошлом.
Но особенно восхитил деда Савелия небрежно наброшенный на его нарисованные плечи армейский китель с медалями… Надев на нос очки, дед прочел в уголке надпись: «Портрет Савелия Калачикова-старшего руки Савелия Калачикова-младшего».
— Видал, что он изобразил, когда ты с ним серьезные разговоры разговаривал? – тихо, чтобы не разбудить спящего внука, спросила Полина Никитична.
— Да-а, — задумчиво протянул дед.
И спустя какое-то мгновение добавил с плохо скрываемой гордостью:
— Ну, вот это уже похоже на искусство! Совсем другое дело!
