— Это ведь ты — та самая Галина? Жена Виктора Петровича? — женщина с ярко-рыжими волосами преградила дорогу, оглядывая её с головы до ног.
Галина остановилась, пакеты с продуктами больно врезались в пальцы. Что-то в интонации этой незнакомки заставило её напрячься.
— Да, я его жена. А вы кто?
Рыжеволосая усмехнулась, поправляя дорогое пальто.
— Ой, значит, всё-таки правда. Он до сих пор не сказал тебе? Какой нехороший человек.
— О чём не сказал? — Галина почувствовала, как пол под ногами слегка покачнулся.
— Твой муж, дорогуша, уже восемь лет живёт на две семьи. Я — Лариса, его вторая жена. Ну, не официально, конечно.
Галина вздрогнула, словно от пощёчины. Восемь лет? Они с Виктором отметили тридцатилетие брака всего месяц назад.
— Что за глупости вы говорите? Зачем приходите к посторонним людям с такими историями?
— Глупости? — Лариса театрально приподняла брови. — Отчего же? У него сын от меня, ему семь. Вите-младшему. Названному в честь папочки.
Галина сжала пакеты крепче. Значит, поэтому он поздно возвращался с работы все эти годы? Поэтому у него вечные командировки по выходным?
— Не верю, — твёрдо сказала она. — Виктор бы не стал…
— Да что ты заладила — Виктор, Виктор! Вот, полюбуйся лучше, — Лариса протянула телефон с фотографией — её муж обнимал эту женщину, оба улыбались на фоне моря. — А вот и Витенька наш.
На следующем фото маленький мальчик удивительно походил на её мужа в детстве.
— Знаешь, я долго не хотела ничего говорить, — продолжала Лариса. — Витя уверял, что вы давно как соседи живёте, без чувств. Но теперь, когда он переписал квартиру…
— Какую квартиру? — слова застряли в горле.
— Как какую? Вашу. На меня. Там, правда, какие-то формальности остались, но большую часть документов мы уже подписали. Витя обещал всё уладить до конца месяца.
Галина опустила пакеты на асфальт. Квартира, которую они покупали вместе, откладывая с каждой зарплаты. В которой вырастили дочь. В которой Галина собственноручно клеила обои, а потом бережно обновляла их каждые пять лет.
— Врёте вы всё, — сказала Галина, но голос предательски дрогнул.
— Врут, значит? — Лариса усмехнулась. — Проверь его телефон. Или загляни в бардачок машины, там копии документов на переоформление лежат. Он, знаешь ли, не очень-то умеет прятать важные бумаги.
Галина подняла пакеты и быстро пошла прочь, не оборачиваясь.
Дома она механически разложила продукты, не замечая, что делает. Мысли путались. Может, это просто какая-то сумасшедшая решила поиздеваться? Но мальчик на фото… И эта фотография с моря… Последние пять лет Виктор ездил отдыхать один — говорил, что на работе дают только одну путёвку, для ведущего специалиста.
Галина прошла в прихожую и впервые за много лет открыла бардачок машины мужа.
В бардачке среди чеков и автомобильных документов лежала тонкая папка. Галина достала её дрожащими руками и раскрыла. Предварительный договор купли-продажи. Их квартира. Сумма – восемь миллионов. Продавец – Виктор Петрович Климов, её муж. И подпись его, такая знакомая. Размашистая, с этим характерным росчерком в конце.
Галина вернулась в квартиру и медленно опустилась на диван. Тридцать лет брака. Тридцать лет она стирала его рубашки, готовила борщи по воскресеньям, ждала из командировок.
Телефон завибрировал – сообщение от Виктора: «Задержусь сегодня. Совещание».
Она смотрела на экран, и вдруг что-то перевернулось внутри. Совещание? В восемь вечера в пятницу?
Галина набрала номер их семейного юриста, с которым они оформляли дарственную на квартиру дочери пять лет назад.
— Аркадий Семёнович, здравствуйте. Скажите, а дарственная на нашу квартиру всё ещё действует?
— Какая дарственная, Галина Михайловна? — в голосе юриста послышалось удивление. — Вы же отменили её. Виктор Петрович приезжал с вашей доверенностью полгода назад, сказал, что вы решили продать квартиру.
— С моей доверенностью?
— Да, с заверенной. Я ещё удивился, что вы передумали, но документы были в порядке.
Когда она положила трубку, в голове звенела пустота. Доверенность? Она никогда не подписывала доверенность. Или… Тут Галина вспомнила, как полгода назад Виктор принёс какие-то бумаги для оформления льгот на капремонт. Она тогда плохо себя чувствовала, просто подписала, не читая.
Хлопнула входная дверь. Галина вздрогнула и машинально спрятала папку под диванную подушку.
— Галочка, я дома! — голос мужа звучал как обычно, будто ничего не случилось.
Виктор вошёл в комнату, как всегда безукоризненно одетый — отглаженная рубашка, начищенные туфли. Галине вдруг стало мучительно интересно, кто гладит его рубашки, когда он там… у неё.
— Ты что такая бледная? — он наклонился, чтобы поцеловать её в щёку, но Галина отстранилась.
— Совещание хорошо прошло? — спросила она, глядя ему прямо в глаза.
— А, да… утомительно только, — он отвернулся, доставая из холодильника минералку. — Этот Семёнов опять со своими идеями…
— Познакомилась сегодня с интересной женщиной, — перебила Галина. — Ларисой. Она тебя очень хорошо знает.
Бутылка замерла на полпути к стакану. Виктор медленно повернулся. Его лицо застыло, но в глазах мелькнуло что-то похожее на панику.
— С какой ещё Ларисой?
— С рыжей. С твоим сыном Витей. Которой ты нашу квартиру переписал.
Стакан с минералкой с грохотом опустился на стол.
— Она приходила сюда? — его голос стал жёстким.
— Нет, мы случайно встретились у магазина. Очень милая женщина, рассказала мне много интересного.
Виктор провёл рукой по лицу.
— Галя, это всё не то, что ты думаешь…
— А что я думаю, Витя? — Галина удивилась, как спокойно звучит её голос. — Что тридцать лет жизни коту под хвост? Что ты завёл вторую семью и обчистил меня, как последнюю дуру?
— Лариса… она сумасшедшая! Мы встречались когда-то, но это давно кончилось. А теперь она меня преследует, — он сделал паузу, явно подбирая слова. — А насчёт квартиры — полная чушь! С чего бы мне…
— Не утруждайся, — Галина достала папку из-под подушки. — Я нашла документы.
Виктор замолчал, сдулся как проколотый шарик. Потом вдруг его лицо изменилось — из виноватого стало жёстким, почти злым.
— Ну и что ты теперь собираешься делать? — он скрестил руки на груди. — Скандалить? Истерики закатывать? В суд подавать?
— Я не понимаю… — Галина смотрела на него, этого чужого человека, который тридцать лет спал в её постели. — Как ты мог? Мы же… у нас же была нормальная жизнь.
— Нормальная? — он фыркнул. — Серая, скучная жизнь! Ты и твои вечные обои, огурчики на зиму, сериалы по вечерам! Ты хоть знаешь, сколько раз я хотел сбежать?
Галина молчала, пытаясь справиться с волной, поднимающейся внутри.
— А Лариса… она другая. С ней я чувствую себя живым. Прости, что так вышло с квартирой, — Виктор неловко пожал плечами. — Но я обещал ей помочь. У неё ребёнок, мой сын. Нам нужно где-то жить.
— А мне? — тихо спросила Галина. — Мне где жить?
— Ну… — он замялся. — Можешь к Наташке, к дочке переехать. Ей же всё равно с малышом помогать надо.
— К Наташке? — Галина поднялась с дивана. — Чтобы освободить квартиру для твоей… — она не смогла подобрать слова.
— Не начинай, — Виктор поморщился. — Что толку сейчас разводить трагедию? Всё уже решено.
— Решено? — повторила Галина. — Кем решено, Витя? Тобой и твоей рыжей?
— Хватит её называть «моей рыжей»! У неё имя есть!
— Да неужели? А у меня, значит, нет? Просто безымянная жена, которую можно выставить на улицу?
Виктор раздражённо швырнул ложку, которой помешивал чай.
— Почему сразу на улицу? Не драматизируй! Я же сказал — поживёшь у дочери, поможешь с внуком. А потом… — он запнулся.
— А потом что? — тихо спросила Галина.
— Купим тебе комнату или однушку какую-нибудь, когда продажа пройдёт.
— Комнату? — она смотрела на него, не веря своим ушам. — В коммуналке, что ли?
— Ну а что такого? В твоём возрасте уже не хоромы нужны, а чтобы крыша над головой была.
— В моём возрасте? Мне пятьдесят пять, Витя! Не девяносто!
Он махнул рукой.
— Ой, да ладно тебе… С чего такие претензии? Ты хоть раз за эти годы спросила, чего я хочу? Как мне живётся? Нет, только — «Витя, вынеси мусор», «Витя, прибей полочку». А я, может, о другом мечтал!
— О чём же?
— О нормальной жизни! О страсти! О том, чтобы рядом была женщина, которая…
— Которая моложе? — Галина вдруг почувствовала, как внутри поднимается что-то тёмное и горячее. — Восемь лет ты живёшь с ней и со мной одновременно. Восемь! И ни разу не нашёл смелости сказать правду?
— Я хотел, но… — он опустил глаза. — Ты бы не поняла.
— Не поняла? — она горько усмехнулась. — А теперь, значит, должна понять? Принять? Съехать тихонько, не мешать твоему счастью?
— Галя, — Виктор устало потёр лицо, — давай без этих сцен. Всё равно ничего не изменишь. Я подал заявление на развод ещё месяц назад.
Галина замерла.
— Что?
— Заявление на развод. Нас вызовут в суд где-то через пару недель.
Галина опустилась обратно на диван, чувствуя, как ноги отказываются держать.
— И там, полагаю, будет сюрприз с разделом имущества?
— Имущество мы уже поделили, — он пожал плечами. — Квартира уже почти продана, документы в процессе оформления.
— А я? Меня спросить не нужно было?
— А что бы ты сказала? — Виктор вдруг повысил голос. — «Нет, Витенька, я тебя никуда не отпущу»? «Давай дальше жить как чужие люди под одной крышей»?
— Я бы сказала, — Галина медленно поднялась, — что ты чудовище. Знаешь, я всегда верила, что в нашей жизни была любовь. Может, не такая пылкая, как в молодости, но настоящая. А ты… — она покачала головой. — Ты даже не понимаешь, что натворил, да?
Взгляд её упал на фотографию на стене — они с Виктором на отдыхе в Крыму. Двадцать лет назад. Счастливые, загорелые, с надеждой смотрящие в будущее.
— Понимаю, — вдруг тихо сказал Виктор. — Но иногда… иногда человек просто не может иначе, понимаешь? Лариса — она как глоток воздуха. А с тобой я как будто медленно задыхался все эти годы.
Галина взяла телефон и набрала номер дочери.
— Наташа? Это мама. Ты можешь приехать? Да, прямо сейчас. И Сашу, адвоката твоего, захвати. Очень нужно.
Виктор нервно забарабанил пальцами по столу.
— Зачем ты её вызвала? Зачем адвоката? Хочешь семейные разборки устроить?
— Нет, хочу справедливости, — спокойно ответила Галина. — Хочу понять, как ты умудрился подделать мою подпись на доверенности.
Его лицо изменилось, словно маска треснула.
— Ты блефуешь.
— Звонила Аркадию Семёновичу. Так что нет, не блефую.
Виктор резко встал.
— Мне нужно идти.
— Конечно, беги, — кивнула Галина. — К своей Ларисе. Только учти — квартиру ты ей не подаришь. Документы поддельные, сделку признают недействительной.
— Не думай, что всё так просто, — процедил он сквозь зубы. — Ты ничего не докажешь. А если будешь дёргаться — вообще ничего не получишь.
— То есть мне повезло, что вторую семью ты завёл? — Галина горько усмехнулась. — Иначе я бы и не узнала, что осталась без жилья?
— А что такого? — вдруг с вызовом спросил он. — Подумаешь, большая трагедия! Другие женщины вон как живут, радуются, что мужик вообще рядом есть!
— Да ты… ты… — Галина задохнулась от возмущения.
— Закрой эту тему. Я сказал, вопрос решённый, — он направился к двери. — С юристами своими хоть обсудись, ничего не выйдет.
Галина смотрела, как за ним закрывается дверь. Тридцать лет. Как один день. И вот теперь она сидит одна в квартире, где каждый угол хранит память об их общей жизни.
В дверь позвонили. Наташа примчалась за рекордные двадцать минут.
— Мама! Что случилось? Почему ты плачешь?
Не дожидаясь ответа, дочь обняла её.
— Папа… он… — Галина не могла найти слов.
— Знаю, — тихо сказала Наташа. — Давно знаю про его вторую семью. Не хотела тебе говорить, думала — пусть лучше так, чем ты будешь страдать.
Галина отстранилась.
— И про квартиру тоже знаешь?
Глаза дочери расширились.
— Про какую квартиру?
Через полчаса, когда Галина рассказала всё, в квартире повисла тяжёлая тишина.
— Саша говорит, мы всё оспорим, — наконец сказала Наташа, положив трубку. — Но это время, суды, экспертизы…
Галина кивнула, вытирая слёзы.
— Спасибо, доченька. Но знаешь… — она посмотрела на стены своего дома, которые едва не потеряла, — я больше не могу здесь находиться. Каждый уголок кричит о предательстве.
— Мама, — Наташа крепко сжала её руку, — мы справимся. Ты не одна. И это твой дом, который ты заслужила. А папа… — она покачала головой, — пусть катится к своей рыжей вместе со своей совестью.
Галина слабо улыбнулась, глядя на фотографию с Наташиной свадьбы, где они втроём — такие счастливые, такие семейные.
— Твоего отца там давно не было, — тихо сказала она. — И знаешь что? Пожалуй, и меня там больше не будет.
Она сняла фотографию со стены и убрала в ящик стола.
