Уже неделю, в углу правления колхоза «Светлый путь», на грязной тряпице, свернувшись клубочком, лежала бледная худенькая девочка. На вид ей было лет 10. На ней было старое бесформенное серое платье, рваная кофточка, на ногах истоптанные башмаки и чулочки коричневого цвета, сползающие к коленкам. Впавшие щеки, грязные ручки, она совсем не двигалась. У нее не было сил даже перевернуться. Она тяжело дышала и одинокая слеза, иногда, стекала по ее щеке. Мимо проходили люди, они часто заходили по утрам в правление колхоза и, взглянув в угол, старались быстрее закончить свое дело и выйти. Лишь некоторые из людей подходили к ней, давали небольшой кусочек хлеба и удалялись.
-Да, что же это такое, Кузьма Иваныч? Как тебе не стыдно. Погибнет же девчонка, застудиться.- Начала корить председателя Матрена, дородная баба.
-А что я могу?- Ответил он ей.
— Сколько она здесь лежать еще будет? А ежели помрет, что тогда? Сам себя и винить будешь. Неужели не жалко.- не унималась колхозница. Тут подошли еще люди.
— Конечно. Надо что — то решать, вопрос, так сказать, назрел,- говорили они.
— Да я то, что могу? Вы сами, раз такие сердобольные, вот и берите ее себе.
— Да куда ж мы возьмем — то. – Не сдавалась Матрена, — у нас почитай у всех семеро по лавкам сидят.
— И то, правда, Кузьма. У нас полные дома детей, а вот ты со своей Марией, бездетные. Вот и возьми бедное дите. – Голосили люди.
-Будет теперь вам заместо дочери. Понянькайтесь, хоть на старости лет.- Констатировал народ. Бедный Кузьма не знал , как быть. Взять домой сиротку без согласия Марии он не мог, а не взять то же. Народ уже озлобился, что она здесь лежит, глаза всем мозолит. И надо же было случиться такой напасти. — Вот горе то мне. Что теперь делать?
Две недели назад приехала из детского дома заведующая, на телеге. Она сама, лично, с завхозом, развозила бедных заморышей — детей. Дети были настолько истощенные, что не могли шевелиться. Завхоз брал на руки детей и заносил в правление, укладывал где- нибудь в уголочке на тряпицу и молча, выходил. А заведующая брала расписку, оставляла документы на ребенка и ехали в следующую деревню.
Заведующей детского дома Екатерину Андреевну назначили недавно. Ее встретила ужасающая картина. Дети, без сил, с серыми осунувшимися лицами, лежали на кроватях, смотрели в потолок, вероятно ожидая скорого конца. В их глазах застыли слезы, боль, и непонимание, за что им все это. Вставали только для того, чтобы подойти к ведру, которое стояло здесь же, по нужде. Еле ковыляя назад, падали на кровати без сил. Уже многие умерли. Оставалось ждать, кто следующий. Предыдущее руководство, по каким то причинам, перестали кормить детей и довели их до такого состояния, поэтому и сняли с руководства. Продуктов не было. В день каждому ребенку давали четвертушку хлеба. Смотреть на голодающих детей не было сил. Столько горя было в них, столько боли и всепоглощающего страха. И она приняла решение развести детей по деревням, чтобы пристроить сиротинушек, может кто и выживет.
Вечером Кузьма нес на руках домой Полину, она была такой легкой, невесомой, словно тростинка. Впервые, в его сердце шевельнулось и начало просыпаться какое то чувство, он боялся ее уронить, боялся, что она умрет, не выживет. Мария приняла девочку не очень радостно, кисло скривилась. Но муж сказал, что теперь она будет жить вместе с ними всегда и это не обсуждается. Не хватало, чтобы на деревне стали судачить, что мы ее не принимаем. Пойдут разговоры, до начальства дойдет. Тебе это надо? И Мария замолчала. Она разогрела еду, накормила ребенка, нагрела воды, отмыла спутавшиеся волосы и уложила на чистую кровать. Под одеялом, согревшись, девочка, наконец, спокойно уснула.
Ей снились мама, отец, брат. Они кружились вокруг Полины и напевали песенку. Был теплый солнечный день, день ее рождения, ей подарили красивую куклу в белом пышном платье, потом все пили чай с булочками и вареньем. Было так радостно, беззаботно, огромный мир счастья, который рухнул в один день навсегда. Мама во сне веселилась, и обнимая дочку, целовала. Вдруг она проснулась. Кошка, прыгнувшая к ней на кровать, обнюхивала ее, тыкаясь носом прямо в губы.
Она осторожно погладила ее, кошка свернулась рядом калачиком и замурлыкала. А Поля еще долго думала о своей, такой далекой маме. Она не знала, что произошло в тот день, только помнила, как мама плакала, когда торопливо собирала вещи, папа нервничал, а страшные грубые дядьки с пистолетами и ружьями, почему то толкая их в спину, с криками и смехом, выгнали их из дома, посадили в машину и повезли на вокзал. Там они сидели несколько дней, прямо под открытым небом, с такими же испуганными, людьми. Женщины плакали. Притихшие дети держались за своих родных. Кругом стояли чемоданы, вещмешки. Потом был душный вагон, полностью набитый народом и долгий нескончаемый звук колес. Было страшно, хотелось кушать и пить. И мама все время говорила, потерпите, деточки, родненькие мои, а сама, молча, плакала. Отец осунулся, кряхтел и чтобы не показывать слез, густо кашлял, обнимая всех, становилось холодно. По прибытии поезда, всех выгнали на перрон, что то громко кричали люди, и всех стали выводить на другую платформу, начались крики, ор, плачь, слышались грубые слова и мат. Голосили женщины. Это детей отделяли от взрослых и грузили на машины. Полину с братом тоже подхватили чьи — то грубые руки и потащили к машине. Поля кричала, звала маму. 
Но брат сказал ей успокоиться, чтобы не тратить силы. Схватив его за рукав, она стала тихо плакать. Так они попали в детский дом, похожий на длинный деревянный барак, было уже холодно, снег лежал на улице, печи топили дровами, которые дети заносили в барак после ужина и складывали у печей. Именно здесь дети узнали страшную правду, что они дети врагов народа. И не могли понять, какие враги? Папа работал доктором в больнице, а мама медсестрой, они всегда помогали людям, днем и ночью, выезжая на вызовы, в любую погоду спешили на помощь. Полине было всего пять лет. Брату девять, он по мере сил заботился о сестренке, защищал, делился скудной едой. Их перебрасывали из одного детского дома в другой, меняя фамилии и имена. Она и сама не знает, Поля, это ее настоящее имя или нет. Через два года, брата забрали на лесозаготовки, посадили в машину и увезли, больше она его не видела, никогда.
Сколько бед одним разом, свалилось на неокрепшие детские плечи. Как можно было в этой страшной вакханалии выжить, выстоять, не очерстветь душой. Она думала о брате, где он сейчас, жив ли, найдет ли он к ней дорогу?
Рядом лежала кошка, она напевала свою нехитрую мелодию, а Поля гладила ее и не верила, что она лежит в чистой постели , может быть ей повезет и ее оставят в этом милом доме.
Да, она осталась. Несмотря на грубость мачехи, девочка жила хорошо, она старалась все делать в доме быстро, ухаживать за огородом, учиться. Очень хотела понравиться Марии, но она чувствовала ее холодность и надменность, а потом привыкла. Главное у нее есть дом, еда и свобода. Вскоре Поля закончила школу и выучилась на бухгалтера. Работала в своем же колхозе. На войну уходили односельчане, в поле работали одни бабы, и рядом с ними была Поля. Жизнь научила ее быть сильной, выносливой, не бояться любой работы, а ее было ой как много. Все, что раньше с трудом делали мужики, теперь легло на «слабые» женские плечи. И они выдержали, выстояли.
Прошли годы, Полина вышла замуж за прекрасного человека и уехала с ним в далекий южный город, родила пятерых детей. В доме всегда жили радость и счастье бок о бок с преданностью и любовью. Многие могли позавидовать такой семье. Ушел из жизни Кузьма Иванович, оставив одинокой свою Марию. Она сразу сдала, плохо ела и очень скучала по своему деду. Полина с мужем взяли ее в свой дом. Места было много. Дети уже выросли и обзавелись своими семьями. К ней очень хорошо относились, старались окружить заботой и теплом.
Однажды, баба Мария подозвала к себе Полину. Они сидели у камина и Мария начала долгий разговор: Ты прости меня, доченька. Да, да, доченька. Давно надо было это сказать. Лучше тебя нет никого на свете. Бог подарил мне тебя в ту далекую осень, а я сопротивлялась, не хотела принимать. Долго я злилась на тебя, за то, что ты в моем доме ешь, пьешь, бегаешь в школу. Злая я была и не могла вытравить из сердца свое горе. А при виде тебя, душа разрывалась от боли и я хотела, чтобы ты умерла еще в тот первый вечер, а ты выжила, окрепла и росла дальше.
Много слез пролила я в подушку, а надо было любить тебя с первого дня, как подарок судьбы. Прости, если сможешь.
Давно это было, любила я парня. Лучше его не было в мире. Так любила, что готова была жизнь за него отдать. Встречались мы с ним целое лето, а потом поняла я что беременная, да только жених мой не стал со мной жить, сказал, что маманя его невесту нашла, да и свадьба в скором времени была. А мне, что делать, живот скоро видно будет. Позор на всю округу. Отец с матерью из дома выгонят. Вот и стала я дите свое травить, какую только траву не пила, все напрасно. А тут пошла раз сено давать коровам, да и упала с сеновала, сильно ударилась. Увидели меня родители, испугались, помирает девка. Быстро запрягли коня да отвезли в соседнюю деревню к знахарю. Сама то не помню ничего. Очнулась, когда он мне раны смазывал. Лежу под тряпицей, голая вся, дрожу, а он мне и говорит: ребенка твоего нет больше, да и не будет никогда детей. Молись, что сама едва жива осталась. Родители то знают? Нет, говорю ничего не знают. Тогда молчать буду,- ответил он. Прожила я у него месяц. Он отвары варил, поил меня, мази делал, кушать сам готовил, и так я к нему привыкла, что когда пришло время уезжать, даже жалко стало. Спокойно мне было у него. Отец забрал меня домой, а через неделю приехал знахарь к отцу и попросил моей руки. Я долго не думала, кто меня пустую то в жены возьмет, а он знал и не побоялся. Так и жили мы с ним душа в душу. Никогда он не вспоминал про беременность, про жениха моего непутевого и про детей не вспоминал. Помогала ему травы собирать, да людей лечить, многие к нему обращались, да и грамоту он знал неплохо, вот его председателем и поставили. Уважали и боялись. А тут он тебя принес. Я словно взорвалась. Ведь у меня свой ребенок такой мог быть, любовь свою вспомнила, как предал он меня. А Кузьма обещал о детях молчать и тебя принес. И злоба поселилась в моем сердце. О себе думала, ревела, а надо было тебя любить, да обнимать. А ты все терпела и не жаловалась. А теперь меня приютила, словно дочка родная, — горько плачет Мария, а Полина гладит ее натруженные руки и говорит, что уж теперь то плакать, радоваться надо, что вместе мы все. Одно слово семья.
Вот такая тяжелая бывает жизнь. Все молчат о своих проблемах, пытаясь скрыть переживания. А нужно ли это делать? Может лучше сесть и поговорить на чистоту? Чтобы не было обид и недомолвок, чтобы зря не рвать душу себе и близким людям. А как думаете вы?
