Ещё немного и дома. За тем поворотом, нет, за тем перелеском, за тем холмом… Олег торопится, ищет глазами родной дом, совсем скоро увидит его. Он старается идти быстрее, пытается бежать, но на ногах будто гири висят, тяжело передвигаться. «Нет, все равно дойду, — думает Олег, продолжая путь, — мать ведь ждёт. — Я ведь не Афоня из известного фильма… Это Афоня так и не приехал к тётке, которая его вырастила… А когда приехал, было поздно. Нет, я ведь к матери иду, в родной дом…»
Олег открыл глаза — комната «поплыла», и он понял, что это был сон. И сразу вернулся к реальности и стало тяжело. Во сне он так бежал к дому, но, как это часто бывает в таких снах, так и не увидел желаемое. Дом не увидел и мать не увидел… Реальность тяжёлым камнем упала на него. Больше недели нет матери, три года не был дома.
Олег обвел взглядом комнату, где он жил один и ком подступил к горлу. Как же затянуло его море, с самой молодости затянуло, и он, механик сухогруза, почти полжизни отдал морским походам. Служить пришлось во Владивостоке, и после службы, отучившись, остался здесь.
Была жена, не дождалась, а другим уже доверия не было. Нет, женщины были, только он уже не верил в эти ожидания. Хотя, может ему просто не повезло.
К сорока годам никого: ни жены, ни детей. Только мать на родине и… дом.
Последний год, как чувствовала, часто звала домой, просила приехать, жаловалась, что крыша прохудилась, полы скрипят, в бане печка дымит… Понимал Олег, не столько ремонт нужен, сколько его хочет увидеть. А он деньги посылал, будто деньгами можно заглушить тоску.
Он звонил и обещал приехать, говорил, что пока не может вырваться, но обязательно приедет.
И после этого похода он точно собирался домой.
А когда ступил на берег, то матери уже неделю как не было на этом свете.
Он пришел домой опустошенный, понимая, что надо срочно брать билет и лететь через полстраны, ведь он обещал…
А потом упал обессиленный на диван и уснул. И этот сон, в котором он так стремился попасть домой, этот сон, в котором мать ещё жива и в котором совсем чуть-чуть не хватило увидеть дом.
Он поднялся, дотронулся до щеки, понял, что надо побриться и просто собраться и лететь домой, где его уже никто не ждёт.
Он ругал себя последними словами, что не послушался и не приехал. Да и вообще давно уже надо было бросать море, все эти походы… наелся он уже всего этого, насмотрелся на море, наглотался соленых брызг. Он и сейчас ощутил соль на губах, не сразу понял, что это его собственные слезы. И простил себе эти слезы, потому что знал, больше их никто не увидит.
Родному дядьке он уже перечислил все затраты на похороны и был благодарен ему за помощь. Теперь только памятник поставить матери, оградку сделать, дом продать.
А что потом? А потом снова море, потому как некуда возвращаться, только сюда, в одинокую жизнь.
***
Через два дня Олег Ломакин, прилетев на малую родину, нанял такси и ехал в сторону родного села. Он вспоминал тот сон и отчаянную попытку увидеть дом и мать. Но так и не получилось.
А теперь едут через знакомую рощицу, огибают огромный холм… и вот она — родина. Все ему здесь знакомо, но как же все изменилось. Как выросли деревья, появилась ещё одна рощица, а там вон поля распаханы… И вот оно село — знакомые улицы.
Больнее всего, когда стоишь пред домом, где родился, а тебя никто не встречает.
Олег стоял возле ворот и чувствовал ком в горле. Ни лая собаки, ни мяуканья кошки, ни одной курицы во дворе…
— Эй, ты чего там высматриваешь? Кого тебе надо?
Он даже не понял, что это к нему обращаются. Как это вообще возможно принять его за чужака, он ведь дома!
Женщина в рабочем фартуке, простоволосая, с замазанными руками, видно в огороде копалась, окликнула его.
— Вообще-то я домой приехал, — ответил он.
— А-ааа, неужели хозяин… — она торопливо стала вытирать руки.
— Я-то хозяин, а вы тут кто?
Она обрадовалась и улыбка засияла на ее лице, будто дорогого гостя увидела.
— Так вы сын Анны Федоровны… ой, точно сын, ну слава Богу, ждали ведь, мы думали успеете…
— Не успел.
— Ага, я счас ключи отдам, постой тут, я мигом.
Ломакин не мог вспомнить ее, а вроде всех односельчан знал. Кого-то уже нет, кто-то уехал… хотя оставались школьные друзья, но эту женщину не припомнит.
Она отдала ключи — торжественно так передала, будто важное поручение выполнила и проводила его до крыльца.
Он вошёл и замер у порога. Вроде все как и прежде, все вещи на месте, только как-то… тягостно.
Заскрипели половицы, скрипнула дверь в спальню… Он обошел все комнаты, увидел портрет матери и снова подкатил ком в горле.
Сел у окна и долго сидел так. Женщина снова пришла.
— Я теперь соседка ваша, а это сын мой — вон на велосипеде катается…
— Соседи? Так рядом Михайловы жили…
— Хозяйка овдовела, дети в город забрали, а домик продали… почти недорого, вот мы с сыном и купили… два года уже.
— Интересно, все в город, а вы из города, — сказал Олег абсолютно равнодушно.
— У вас тут и поесть нечего, так ко мне прошу, или могу принести обед… помяните матушку вашу…
— Спасибо, я сначала на кладбище…
— Тоже верно.
Он отправился пешком, и весенний ветер трепал волосы, забирался под ветровку, а он будто не чувствовал. Нашел холмик и деревянный крест, опустился на колени и склонил голову.
Ещё нет фотографии, только фамилия и годы жизни.
— Ничего, мама, всё сделаю, и памятник сделаю, и фотографию закажу… всё будет. А дом продам… нет, не ради денег, хватает мне «бабок», нет нужды… продам, потому что не могу… нет тебя там.
Он вернулся через пару часов и увидел на столе кастрюльку с картошкой и котлетами. А ещё хлеб и какие-то булочки. Понял, что забыл закрыть дом и соседка позаботилась: принесла ему поесть.
Он не притронулся. Пошел в ближайший магазин и купил продукты. По дороге встретил одноклассника Виталия и не узнал сразу. Время берет свое, люди внешне меняются.
Виталий предложил помянуть. Олег дал денег, извинился: — Прости, друг, я сегодня не могу, а ты возьми себе чего-нибудь.
И потом прежде зашёл к соседке.
— Прости, не поблагодарил тебя… Зови сына, посидим у меня… не против? Тяжко как-то одному. Дядька родной в соседнем районе живёт, к нему потом съезжу, а пока дома…
Она кивнула, будто поняла его состояние и пошла следом.
Женщину звали Надеждой, а четырнадцатилетнего сына Всеволодом, попросту Сева.
— Садись, парень, не стесняйся, он усадил мальчишку у окна, выгрузил продукты, поставил чайник.
— А вы правда в море работаете? — спросил Сева.
— Правда. Лет двадцать уже, вот оно у меня где это море, — он провел рукой у горла.
— Но это же здорово?
— Здорово, когда ничего не делаешь, а когда впахиваешь, то и морю не рад.
Надежда вздохнула: — Рассказывала Анна Федоровна, что тяжело вам, все хотела, чтобы домой вернулись…
— Вот я и вернулся, да только поздно.
— Да почему же поздно? Домой вернуться никогда не поздно.
— Спасибо, Надя, что за домом приглядели… продам его и уеду, что мне тут делать…
— Ваше, конечно, дело. А вот вашей маме я благодарна. Я как приехала домик смотреть, здесь уже хозяев не было, она ключи дала, зашли мы с ней, рассказала всё… и так мне хорошо стало, подумала — наше это место с Севкой.
И потом, как переехала, первое время помогала мне ваша мама, семена дала, картошку давала, рассаду… про вас рассказывала. — Она вздохнула. — А собачку вашу я к себе забрала, маленький такой пёс, год ему всего. А ещё кошка ваша ко мне приходит, я ее кормлю…
— Спасибо, я денег дам.
— Да что вы, мне не трудно, рада помочь.
— Знаю, ждала меня, а я всё деньги зарабатывал… Зачем? Не успел я… Раньше хоть чаще приезжал, а тут три года…
Оставшись один, Олег позвонил родственникам, спросил, не надо ли им дом в их селе, совсем недорого. Сказал, что будет продавать, причем сделать это надо быстро, потому как хочет скорей уехать.
Но здесь родственники дом покупать не захотели, вот если бы в райцентре, а здесь несподручно, у самих хозяйство большое, рук не хватает.
Решив срочно дать объявление, попытался уснуть.
Утром встал рано, ещё не перестроился на новое время. Сразу ощутил скрип половиц и вспомнил, как мать жаловалась, что скрипят половицы. Вышел во двор, увидел голубое небо, распустившуюся черёмуху в палисаднике… и крышу увидел прохудившуюся. И снова будто услышал голос матери, что домик бы отремонтировать. Ему снова стало больно, он ведь, дурачок, деньги высылал, а мать их откладывала, не тратила…
— Нет, так не пойдет, — решил он, — надо дом в порядок привести… мамка бы обрадовалась… Так и продать не стыдно.
Всю последующую неделю подъезжали машины, выгружали стройматериалы. А потом приехала бригада, и, договорившись в цене, взялись мужики за инструменты.
Соседи наблюдали, как меняется дом, как капитально взялся за него Олег.
Огород он тоже вспахал, не хотелось, чтобы зарастал бурьяном, мать порядок любила.
С удовольствием и даже с каким-то рвением тратил деньги, ради которых столько лет отдал морю. И дом менялся на глазах. Платил даже больше, лишь бы делали быстро, без простоев.
Новенькая крыша притягивала взгляд, сверкали окна, пахло деревом от крыльца, перестали скрипеть половицы… и хотя ещё внутри требовался косметический ремонт, больше половины было сделано.
Надежда смотрела на палисадник и, кивнув Олегу, предложила: — А может я его краской… повеселее будет… Хотя, все равно ведь продавать, не знаю теперь, кто у меня в соседях будет…
Они присели на новую скамейку, которую Олег сделал сам.
— До ремонта как-то тоскливо было, а теперь такое чувство, будто мать обнял, будто довольна она…
— А она и так довольна, ты же дома…
— Я теперь всегда буду дома, — сказал Олег и подал ключи, — держи, присмотришь тут, а я поеду… на берег списываться, дом этот мне теперь, как якорь, не отпускает.
Надежда, слегка сощурив глаза, недоверчиво смотрела на него.
— Ну что смотришь? Не веришь? Короче, я на месяц и обратно… надеюсь, не выйдешь за это время замуж, соседка…
— Подождем, увидим, — многозначительно ответила она.
***
Он вернулся, как и обещал, через месяц. Только теперь не самолётом и не на такси ехал в родное село, а на своей машине, из самого Владивостока, через полстраны на машине.
Уставший, но довольный свернул с трассы и поехал по просёлочной. И то же самое чувство, как в том сне: ещё немного и дом, вот рощица, вот холм, вот первая улица, а вот и его улица… и вот его дом.
Он улыбнулся и подумал: — Спасибо, мама, угадала ты с невестой для меня, будто наперед знала, что не смогу уехать отсюда.
Он с жадностью смотрел на дом, на любимую черёмуху в палисаднике, на сосну у ворот, и впервые почувствовал облегчение, будто камень с души убрали.
Севка гнал на велике ему навстречу, и он остановился и обнял пацана будто родного.
— Мамка дома?
— На работе.
— Ну пойдем тогда ужин готовить, придет Надя с работы, а тут мы с сюрпризом … Погоди, — Олег стал серьезным: — По секрету скажи, замуж не вышла?
— Да что вы, дядя Олег, она вас ждала, всё, пропала мамка…
Почему пропала?
— Да влюбилась она в вас.
Он расхохотался впервые за эти месяцы, а может и годы, смеялся искренне и заразительно. — Наблюдательный какой, смотри, не проговорись, а то обидится, женщин… их беречь надо… и возвращаться вовремя.