— Галя, а где мои носки? — крикнул Михаил из спальни, в то время как она, согнувшись над раковиной, оттирала присохшую кашу с тарелок.
Она выпрямилась, почувствовав, как ноет поясница после очередной бессонной ночи у постели больной матери. Вчера мама опять не спала, кашляла, а Галина сидела рядом, меняла компрессы, давала лекарства по часам.
— В стирке! — отозвалась она, стараясь не повышать голос.
— Как это в стирке? Я же вчера просил приготовить!
Михаил появился на пороге кухни в расстёгнутой рубашке, растрёпанный, с недовольным лицом. Ему было явно всё равно, что она выглядит как выжатый лимон, что под глазами тёмные круги, а руки дрожат от усталости.
— Ты вчера просил, а я была у мамы в больнице до одиннадцати вечера, — тихо сказала Галина, не оборачиваясь. — Папе тоже капельницу ставили.
— Ну и что? Разве трудно было бросить носки в машинку?
— Трудно было, — она повернулась к нему, сжимая в руках мокрую тряпку. — Очень трудно было прийти домой в полночь, увидеть гору немытой посуды, которую ты оставил, и ещё думать о твоих носках.
— Ой, давай не устраивай из мухи слона! — Михаил махнул рукой. — Работаешь себе в офисе спокойненько, кондиционер, компьютер. А я на стройке вкалываю! Носки — это такая мелочь!
Галина медленно положила тряпку на край раковины. Мелочь. Носки — мелочь. Как и завтрак, который она готовит каждое утро. Как и ужин, который он съедает молча, уткнувшись в телефон. Как и её усталость, которую он просто не замечает.
— Мелочь? — она развернулась к нему всем телом. — А кто каждый день в шесть утра встаёт, чтобы приготовить тебе завтрак? Кто стирает, убирает, готовит? Кто три раза в неделю ездит к родителям, ухаживает за ними?
— Ну, они же твои родители! — он пожал плечами, словно это всё объясняло.
— Мои родители? — голос у неё стал тише, но в нём зазвучала опасная нота. — А ты кем мне приходишься? Постояльцем?
— Галка, ну что ты злишься-то? — Михаил подошёл к холодильнику, открыл его, начал копаться в поисках чего-то съестного. — Я же работаю! Деньги приношу! А ты…
— А я что? — перебила она.
— Ты дома сидишь целый день.
Галина почувствовала, как что-то внутри неё лопнуло. Дома сидит. Восемь часов в офисе, потом магазины, готовка, уборка, стирка, больница, родители — это, значит, дома сидеть.
— Дома сижу, — медленно повторила она. — Понятно.
Она взяла с полки банку кофе, открыла её. Руки тряслись так, что крышка звякнула о плиту. Михаил этого не заметил — он уже намазывал масло на хлеб, стоя спиной к ней.
— А ты не думал, — продолжила она, всыпая кофе в турку, — что я тоже устаю? Что мне тоже хочется прийти домой и просто лечь на диван?
— Ну так ложись, — буркнул он, не оборачиваясь. — Кто тебе мешает?
— Кто мешает? — она рассмеялась, но смех получился какой-то надломленный. — Немытая посуда мешает. Грязная одежда. Пустой холодильник. Твои вопросы «а что на ужин?».
— Галь, ну хватит уже! — Михаил наконец повернулся к ней. — Что ты как маленькая? Все жёны так живут!
— Все жёны? — она поставила турку на плиту. — А все мужья так живут? Как барчуки?
— Да что я такого-то делаю? — он развёл руками. — Прихожу домой усталый, хочу поесть, отдохнуть. Это нормально!
— Нормально, — кивнула Галина. — А то, что я прихожу домой и начинаю вторую смену — это тоже нормально?
Она налила себе кофе, руки всё ещё дрожали. Михаил смотрел на неё с недоумением, словно она говорила на китайском языке.
— Ладно, не буду больше ничего просить, — проворчал он. — Сама найду носки.
И ушёл в спальню, оставив на столе крошки и открытую банку с маслом.
Галина осталась одна на кухне, держа в руках горячую чашку. За окном серое утро обещало быть таким же тяжёлым, как и все предыдущие.
Галина допила кофе и машинально начала собирать крошки со стола. Двадцать два года назад, когда они только поженились, Михаил сам мыл за собой посуду. Даже цветы дарил без повода, называл её своей хозяюшкой. А теперь…
— Галь, а где мой пропуск на работу? — донеслось из прихожей.
— На тумбочке возле зеркала! — автоматически отозвалась она.
Вот и сейчас. Даже не поблагодарил. Раньше хотя бы извинялся, если она уставала. Говорил: «Отдохни, я сам справлюсь». Когда это изменилось? Может, когда родители стали болеть? Или ещё раньше?
Мама слегла три года назад — сначала давление, потом сердце, а в прошлом году ещё и диабет добавился. Папа держался до последнего, но зимой упал на льду, сломал шейку бедра. Теперь еле ходит, а без посторонней помощи вообще никак.
— Галя, ты не видела мои ключи? — Михаил заглянул на кухню.
— В кармане куртки, — сказала она, не поднимая головы.
Он кивнул и ушёл. Даже не спросил, как дела у родителей. Хотя вчера мама так плохо себя чувствовала, что Галина всерьёз подумывала вызывать скорую.
Первые полгода Михаил ещё интересовался, иногда даже съездил с ней к родителям. Но постепенно начал отнекиваться: то работа, то усталость, то голова болит. А потом и вовсе сказал прямо:
— Это твои родители, ты с ними и разбирайся.
Словно она их одна рожала.
Теперь вся забота легла на её плечи. Работа с восьми до пяти, потом магазин, дом, а три раза в неделю ещё и родители. Уколы, таблетки, процедуры, уборка, готовка. Мама совсем слабая стала, а папа хоть и пытается помогать, но что он может с больной ногой?
— Я поехал! — крикнул Михаил и хлопнул дверью.
Галина посмотрела на часы. Половина седьмого. До работы полтора часа. За это время нужно успеть постирать, развесить бельё, приготовить ужин на вечер, заехать к родителям с лекарствами.
Она открыла стиральную машину, начала загружать бельё. Среди прочего попались те самые носки Михаила. Галина посмотрела на них и вдруг подумала: а что, если завтра утром он снова спросит про носки? И послезавтра? И через месяц?
Сколько ещё лет она будет стирать эти носки, готовить завтраки, убирать за ним, словно он не взрослый мужчина, а капризный ребёнок?
В груди что-то сжалось от этой мысли.
Вечером того же дня, когда Галина наконец добралась домой после очередного визита к родителям, её встретил Михаил с недовольным лицом.
— Где ты пропадала? Я уже два часа жду ужин!
— У родителей была, — устало сказала она, снимая куртку. — Папе хуже стало, температура поднялась.
— Ну и что, больница есть для этого, — буркнул он. — А я с работы пришёл голодный.
Галина остановилась, всё ещё держа куртку в руках. Два часа он ждал ужин. Два часа сидел в кресле, листал телефон, смотрел телевизор. И ни разу не подумал: а что, если самому что-то приготовить?
— Михаил, тебе сорок восемь лет, — медленно сказала она. — Ты умеешь включать плиту?
— При чём тут плита? Это твоё дело — готовить!
— Моё дело? — она повесила куртку и прошла на кухню. — А твоё дело что? Только работать?
— Ну да! Я деньги зарабатываю, а ты дом ведёшь. Нормальное разделение обязанностей.
Галина открыла холодильник. Пусто. Совсем пусто. Даже хлеба нет. Она забыла купить продукты, потому что мчалась к родителям.
— Кушать нечего, — констатировала она.
— Как это нечего? — Михаил заглянул через её плечо в холодильник. — А куда всё делось?
— Ты это съел, — повернулась к нему Галина. — За эти два дня, пока я мыкалась между работой, домом и больницей, ты умудрился съесть всё, что было.
— Так купи ещё!
— На что? — голос у неё стал тише. — Последние деньги потратила на лекарства для папы.
— А зарплата где?
— Зарплата ушла на коммуналку, которую ты забыл оплатить в прошлом месяце.
Михаил нахмурился, явно припоминая.
— Так ты же сама сказала, что оплатишь!
— Я сказала, что оплачу, потому что ты месяц «забывал» это сделать! — её голос дрогнул. — А потом пришла квитанция с пеней, и пришлось доплачивать ещё две тысячи!
— Подумаешь, две тысячи!
— Подумаешь? — Галина схватилась за край стола. — Эти две тысячи — мамины лекарства на неделю! Или продукты на три дня!
— Галя, ну что ты психуешь? — Михаил достал телефон. — Закажем пиццу и всё.
— На что закажем? — она посмотрела на него так, словно видела впервые. — У меня денег нет! У тебя денег нет! Вся твоя зарплата ушла на твои же потребности!
— Какие ещё потребности?
— Пиво с друзьями, сигареты, бензин на дачу к приятелю! — перечисляла она, и с каждым словом голос становился громче. — А я что, не имею права на потребности? Я что, не устаю?
— Устаёшь? — Михаил убрал телефон. — Да ты даже не знаешь, что такое настоящая усталость! Попробуй поработать на стройке в мороз!
— А ты попробуй после работы ехать к больным родителям! — выкрикнула она. — Попробуй всю ночь не спать, потому что мама задыхается! Попробуй менять подгузники своему отцу, потому что он не может дойти до туалета!
— Это не моя обязанность!
— А моя? — она ударила ладонью по столу. — Почему это автоматически стало моей обязанностью?
— Потому что ты женщина! И это твои родители!
Галина медленно села на стул. Руки тряслись, перед глазами плыло от усталости. Внезапно в телефоне зазвонил будильник — напоминание дать маме вечернее лекарство.
— Мне нужно ехать к родителям, — прошептала она.
— Сейчас? Уже девять вечера!
— Лекарство нужно дать строго по времени.
— Пусть сами дадут!
— Михаил, у мамы деменция началась, — Галина посмотрела на него усталыми глазами. — Она может забыть. Или принять двойную дозу.
— И что, ты теперь всю жизнь будешь туда мотаться?
— Всю жизнь, — тихо сказала она. — Пока они живы.
И встала, чтобы снова надеть куртку.
Прошло две недели. Галина возвращалась от родителей поздно вечером, когда почувствовала, что ноги стали ватными. Мама сегодня совсем плохо себя чувствовала, пришлось вызывать врача, сидеть, ждать, потом ещё в аптеку ехать за новыми лекарствами.
Дома было темно. Михаил уже спал.
На кухне её ждала гора немытой посуды — он ужинал, видимо, прямо из сковородки. На столе валялись крошки, жирные пятна, открытая банка тушёнки.
Галина включила воду, начала мыть. Руки дрожали от усталости. В висках стучало. Уже третью ночь подряд она спала по три часа.
Внезапно перед глазами всё поплыло. Она схватилась за край раковины, но ноги подкосились. Последнее, что она помнила — звук разбившейся тарелки.
Очнулась в больнице. Белые стены, капельница в руке, запах хлорки. Рядом сидел Михаил с виноватым лицом.
— Очнулась, — обрадовался он. — Ты меня так напугала!
— Что со мной? — голос у неё был хриплый.
— Врач говорит, истощение нервной системы. И давление скачет. Говорит, на грани инфаркта была.
Галина медленно повернула голову к нему.
— На грани инфаркта.
— Да, представляешь? — он взял её за руку. — Хорошо, что я проснулся от грохота. Нашёл тебя на кухне без сознания.
— Среди немытой посуды, — тихо добавила она.
— Что?
— Ты нашёл меня среди твоей немытой посуды, Михаил.
Он замолчал, видимо, только сейчас поняв, как это звучит.
— Галь, ну что ты сразу…
— Сколько я тут лежу?
— Два дня уже. Врач говорит, организм отключился принудительно. Сказал, что ты не первая такая, многие женщины…
— А родители? — она попыталась приподняться.
— Лежи, лежи! — Михаил осторожно опустил её обратно на подушку. — С родителями всё в порядке.
— Кто за ними ухаживает?
Михаил помялся.
— Я… я ездил. Вчера и сегодня.
Галина посмотрела на него удивлённо.
— Ты ездил к моим родителям?
— Ну да. А что, их совсем без присмотра оставить? — он потёр затылок. — Твоя мама всё время тебя спрашивала. Плакала. Говорила, что это она виновата, что ты заболела.
— И что ты ей сказал?
— Сказал, что… — он запнулся. — Что ты просто устала. Очень устала.
Галина закрыла глаза. Даже сейчас, лёжа в больнице, она думала о родителях. О том, дал ли Михаил маме лекарство вовремя. Помог ли папе дойти до ванной.
— Михаил, — позвала она.
— Да?
— А дома что? Убрано?
Он опустил голову.
— Не очень. Я только посуду помыл. Ту, что была разбита. И ещё немного.
— Немного, — повторила она. — А остальное?
— Я не знал, как… — он потёр лицо руками. — Галь, я никогда не думал, что это так сложно. Я к твоим родителям приехал, а там…
— Что там?
— Твоя мама не может даже чай себе заварить. Руки трясутся. А папа пытался сам в ванную дойти, упал. Я еле поднял его. И лекарства эти… их там столько! И все в разное время!
Галина слушала молча.
— Я понял, почему ты такая… — он замолчал.
— Какая?
— Злая. Уставшая. — Михаил посмотрел ей в глаза. — Я думал, ты просто вредничаешь. А ты… ты всё это тянешь одна.
— Тяну, — согласилась она. — И дома, и родители, и работа.
— А я ещё и придирался к носкам, — виноватым голосом сказал он.
— К носкам, — кивнула Галина. — И к завтракам. И к ужинам. И вообще ко всему.
— Прости меня, — он сжал её руку. — Я дурак.
— Дурак, — согласилась она без злости. — Но теперь хотя бы честный дурак.
— Врач сказал, что тебе нужен полный покой. Минимум месяц. И никаких нагрузок.
— А родители?
— Я буду ездить. Разберусь как-то.
Галина посмотрела на него внимательно.
— Ты правда готов?
— Готов, — твёрдо сказал Михаил. — Я всю жизнь честно работал, думал, что этого достаточно. А ты… ты работала в два раза больше меня. И я этого не видел.
Она услышала свои слова в его устах и впервые за долгое время улыбнулась.
— Главное, что увидел, — тихо сказала она.
Месяц спустя Галина стояла на кухне, готовя завтрак. Но теперь это было по-другому. Михаил возился рядом, жарил яичницу, иногда заглядывал ей через плечо.
— Галь, а сколько соли в кашу? — спросил он.
— Щепотку, — ответила она, и ей стало смешно. Ещё недавно он не знал, где у них соль стоит.
— Готово! — гордо объявил он, выкладывая яичницу на тарелки. — Как думаешь, съедобно?
— Вполне, — она попробовала. — Даже очень.
За этот месяц многое изменилось. Михаил действительно взял на себя заботу о родителях. Сначала звонил каждые полчаса, спрашивал, что делать. Потом освоился. Выучил расписание лекарств, научился делать уколы, даже договорился с соседкой о помощи.
— Кстати, твоя мама вчера спрашивала, когда ты приедешь, — сказал он, намазывая хлеб маслом. — Я сказал, что сегодня после работы заедем вместе.
— Вместе?
— А что? — он посмотрел на неё удивлённо. — Я же теперь тоже за них отвечаю.
Галина покачала головой. Удивительно, как быстро человек может измениться, если захочет.
— А как дела с бельём? — спросила она. — Ты вчера говорил, что постираешь.
— Постирал! И развесил! — он выпятил грудь. — Правда, один носок куда-то пропал.
— Бывает, — рассмеялась Галина. — В стиральной машине живёт носочный монстр.
— Ага, теперь понятно, почему у меня вечно носки пропадали! — он подмигнул ей. — А я думал, ты их специально прячешь.
— Зачем бы мне их прятать?
— Ну, из вредности, — он усмехнулся. — Я же тогда был убеждён, что ты просто вредная.
— А теперь?
— А теперь я знаю, что ты просто замученная, — серьёзно сказал Михаил. — И что я полный идиот.
— Не полный, — возразила Галина. — Частичный.
— Спасибо за утешение, — он допил кофе и встал. — Ладно, мне пора. Сегодня пораньше закончу, заеду в аптеку за лекарствами для твоего папы, потом за тобой заскочу.
— А ужин?
— А ужин я приготовлю, — гордо заявил он. — Макароны с сосисками умею!
— Настоящий шеф-повар, — подразнила его Галина.
— Учусь, — он наклонился, поцеловал её в макушку. — Правда учусь.
После его ухода Галина ещё немного посидела на кухне с чашкой чая. За окном было солнечно. В доме тихо и спокойно. Впервые за много лет она не чувствовала, что на её плечах лежит весь мир.
Конечно, родители по-прежнему нуждались в уходе. Работа никуда не делась. Быт требовал внимания. Но теперь это было не её одиночное бремя, а общая задача.
Телефон зазвонил. Мама.
— Галочка, доченька, как дела? — слабый голос в трубке.
— Хорошо, мамуль. Как ты себя чувствуешь?
— Лучше. Михаил такой заботливый стал! Вчера даже борщ мне сварил. Правда, пересолил немного, но я не стала говорить.
— Он старается, — улыбнулась Галина.
— Галочка, а ты больше не болей, ладно? — в голосе мамы прозвучала тревога. — Мы с папой очень переживали.
— Не буду, мам. Теперь точно не буду.
— Хорошо. Береги себя, доченька.
Галина положила трубку и посмотрела на свои руки. Они больше не дрожали от усталости. Теперь это были просто руки женщины, которая знает: она не одна.
— Наконец-то, — сказала она вслух пустой кухне, — я научилась не тянуть всё в одиночк
